ПЯТЬ ЛЕТ, прошедших после терактов 11 сентября 2001 года, достаточно отчетливо высветили круг прямых и косвенных, тактических и стратегических последствий этих событий.
Ближайшие тактические последствия очевидны.
Террористическая угроза не преодолена и регулярно проявляет себя в самых разных точках земного шара.
Американские войска глубоко завязли в Афганистане и особенно в Ираке, где разгорается гражданская война между шиитами и суннитами, уносящая в среднем по 120 жизней в день. В целом же американские вооруженные силы находятся сегодня в 120 странах мира, и нагрузка на них, по словам аналитического доклада группы сенаторов и конгрессменов-демократов, достигла кризисной точки, но страна не стала от этого более защищенной.
Бен Ладен так и не пойман. Не состоялось ни одного открытого суда над заключенными Гуантанамо и ряда секретных тюрем ЦРУ, существование которых только что был вынужден признать президент США Дж.Буш.
Давнее напряжение в треугольнике Палестина—Израиль—Ливан обострилось до новой войны, в которой, по единодушной оценке политиков, Израиль потерпел первое в своей истории поражение.
Цена нефти подскочила в три раза, что бьет по американскому потребителю. Государственный долг США вырос в полтора раза — с 6 до 9 триллионов долларов, а дефицит бюджета превысил 400 миллиардов. Общие потери США от терактов составили, по оценке Буша, 500 миллиардов долларов.
Но 11 сентября обозначило еще и более глубинный, стратегический перелом всей мировой ситуации.
Говорят, что англосаксонский мир отсчитывает начало XXI столетия с 11 сентября 2001 года. И хотя это уже примелькавшийся штамп, большая доля правды в нем есть. Впервые за двести с лишним лет независимости США ощутили себя не только субъектом, но и объектом глобальных событий: подверглись атаке пусть варварского и примитивного, но все же очень опасного и разрушительного «неконвенционального» оружия, воздействие которого оказалось сопоставимым с воздействием оружия массового поражения (ОМП). Некоторую аналогию можно провести лишь с японским налетом на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года, однако Нью-Йорк не Гавайские острова. Таким образом, эпоха американской неуязвимости завершилась не только в теории (гипотетическая возможность советского ракетно-ядерного удара), но и на практике. Началась эпоха настоящего глобализма, в которую ничьей неуязвимости никогда уже больше не будет.
Наступление этой эпохи означает одновременно конец доктрины стратегического сдерживания, построенной на страхе перед неизбежностью взаимного уничтожения. Она повержена идеологией «шахидизма». Ведь пилоты «боингов» или те, кто их принуждал пикировать на манхэттенские «близнецы», не только не страшились гибели, но и жаждали ее как вернейшего способа немедленного переселения в рай. «Мы больше хотим умереть, чем вы хотите жить».
Сочетание этих двух факторов породило совершенно новую мировую военно-политическую ситуацию, в которой никто еще до конца не разобрался. Ставшее трафаретным понятие «международный терроризм» ничего толком не объясняет, оставляя в полной темноте как сущность этого движения, так и его конечные цели. И действительно, если цель заключается в образовании некоего мирового «халифата от Испании до Индонезии», то средства для ее реализации избраны совсем неадекватные.
Бороться с противником, реальные цели которого не понятны, очень сложно, если вообще возможно. Технические задачи, заявленные США, вполне рациональны: предупреждение террористических атак, недопущение попадания в руки террористов ОМП, зачистка территорий, где они могли бы укрываться, и т.п. Что же касается военного и политического обеспечения, то оно явно несоразмерно поставленным задачам. Если вторжение в Афганистан выглядело еще как-то оправданным, то в иракской операции задача поиска и уничтожения несуществующего ОМП выглядела лишь дырявым прикрытием для совсем иных, чисто империалистических целей. В итоге террористическая угроза лишь возросла.
И уж совсем неудовлетворительно обстоит дело с идеологическим обеспечением. Ясно ведь, что полностью победить «шахидизм» можно лишь идейно. Практика показывает, что он не имеет этнической и географической привязки: те, кто несколько недель тому назад готовился взрывать самолеты над Атлантикой, являются отнюдь не арабами, а чистокровными англосаксами. А что можно противопоставить «воле к смерти»? Общечеловеческие либеральные ценности?
Американский кинорежиссер Майкл Мур, создавая фильм о терактах, назвал его «Фаренгейт 9/11» в подражание названию романа Рея Брэдбери «Фаренгейт 451», написанному еще в 1953 году. Престарелый Брэдбери протестовал против нарушения авторского права, но, как мне кажется, зря. Ведь в своем романе он практически все предсказал. Там не только сжигались книги, не только люди жили в виртуальном мире телевидения, но и небо над американским обывателем ежедневно и еженощно раскалывалось от рева низколетящих бомбардировщиков. А чьи это самолеты — свои или вражеские, никто не знал. И дело, между прочим, кончилось ядерной войной.
Никакой реальной идейной альтернативы общество, предсказанное в антиутопии американского фантаста, предложить не может. Поэтому возникает вопрос: а способны ли США бороться с международным терроризмом, борются ли они с ним на самом деле? Вопрос касается всех сторон этой «борьбы» — от идеологической до юридической.
К примеру, расследование событий ведется в абсолютно закрытом режиме. Для чего секретные тюрьмы, для сокрытия какой тайны — тайны следствия или тайны преступления? 36% опрошенных американцев допускают, что теракты 11 сентября либо были совершены при попустительстве спецслужб США, либо при их непосредственном участии, когда конкретных исполнителей использовали втемную. Аналогичные опросы в России давно уже не проводились. Но в том, что взрывы московских домов, кем бы они ни были произведены, привели Путина к власти, не сомневается практически никто. То есть наше российское XXI столетие началось на два года раньше англосаксонского. Более того, складывается устойчивое впечатление, что американский сентябрь-2001 практически срисован с российского сентября-1999. Кем же срисован — какими-то всемогущими глобальными спецслужбами или историей, имеющей обыкновение повторяться? Думается, что здесь сочетается и первое, и второе.
Если верно первое, то это очередные и, очевидно, не последние «поджоги Рейхстага». В России, например, уже вырисовывается довольно зловещая цепочка: Черкизовский рынок — Кондопога — московский концерт Мадонны, суеверно перенесенный с 11 на 12 сентября.
Если верно второе, то и здесь можно попытаться заглянуть в будущее с учетом того, что Россия по развитию событий обгоняет США на два года. Имея двухгодичный опыт, Путин первым заранее и безоговорочно поддержал США во всех их антитеррористических мероприятиях. В результате российские власти получили свою долю выгод, в первую очередь высокие цены на нефть. Однако при нынешней экономической политике Кудрина—Грефа нефтяные сверхдоходы оказались не столько полезны, сколько обременительны, угрожая всплеском гиперинфляции. Во внешней же политике, выбрав стратегию «энергетической империи», Россия объективно оказалась следующим кандидатом на оккупацию и очень скоро это почувствовала. Отсюда и колебания по мере разрастания американских претензий к Афганистану, Ираку и Ирану. Сначала полное сотрудничество при вторжении в Афганистан с севера — предоставление воздушных коридоров для переброски войск, согласие на размещение американских баз в Узбекистане и Киргизии. Затем кисло-нейтральное отношение к американскому вторжению в Ирак. И наконец, когда речь зашла об агрессии против Ирана, осторожная его поддержка по дипломатической и экономической линии.
Россия также первой убедилась на собственном опыте в ненадежности тактики «фронтального отбрасывания» терроризма. И дело здесь не только в ограниченности ресурсов, но и в упомянутой «размытости» мотиваций и целей противника. В итоге Путин был вынужден заключить соглашение с одной частью террористов против другой, то есть пойти на модификацию приснопамятных хасавюртовских соглашений. Будущие последствия не вполне ясны и обоюдоостры. Ведь в обмен на лояльность к Кремлю и лично к Путину Кадыровы, особенно младший, получили огромную материальную поддержку и возможность делать очень многое — значительно большее, чем могли при Ельцине Шаймиев или Рахимов. Например, обещать навести «правовой порядок» в далекой Карелии. А уж вторые лица в руководстве Чечни делают просто вопиющие заявления, которые первое лицо пока не может себе позволить по дипломатическим соображениям. Например, о том, что три района республики Дагестан входят в нее не по праву или что «мы никогда не откажемся от выхода к Каспийскому морю!». Чем это по сути отличается от претензий Басаева семилетней давности, разглядеть трудно.
Вовсе не исключено, что и Соединенным Штатам придется пройти аналогичный путь соглашения, хотя Буш и заявил в канун пятой годовщины, что лучший способ защитить США — это продолжать наступление на Ближнем Востоке. Собственно, они на этот путь уже вступают. Недаром же в определенных либеральных кругах второй год идут все более истеричные разговоры о том, что Запад сдает Израиль, что готовится новый глобальный «Мюнхенский сговор» с «исламофашистами». Итог предрекается аналогичный. Что ж, вполне возможно!
Такой вот получается порочный круг. Мировой терроризм есть наиболее полное завершение и выражение внутренних противоречий империалистической глобализации. И без преодоления этих противоречий вся борьба с терроризмом будет продолжать вращаться в порочном круге.