В купе, помимо меня, оказались три дамы, и я, чтобы их не стеснять, старался больше времени проводить в коридоре: под стук колес предавался своим размышлениям, созерцая привычный пейзаж за окном.
Вскоре обратил внимание, что вагонный коридор предпочли еще два пассажира по соседству. Мужчины лет этак плюс-минус сорока. Держались они вместе и постоянно что-то обсуждали. А говорили достаточно громко. Неудивительно, что через какое-то время я стал невольно вникать в разговор попутчиков.
Поначалу привлекло следующее.
— Смотри, ливень находит!
— Да-а. Это ж Москва от себя тучи прогоняет, а они прилегающим регионам и дают прикурить...
(Над широкой лесной поляной, проплывающей за окном, внушительно клубились грозовые облака.)
— Я слышал, в столице с этим делом тоже накладки случаются. Вроде был большой праздник в Лужниках. И перед тем тучи расстреляли каким-то спецпорошком. А ливень точь-в-точь на это мероприятие и хлынул. Главное, что интересно: только свернули праздник, и — безоблачное небо.
— Не рассчитали. Но вообще разгон туч — дорогое удовольствие, я тебе скажу. Во-первых, взлет самолета. Это как минимум тысяча долларов. Прибавь сюда оплату экипажа да плюс еще...
Пронесшийся встречный поезд заглушил остальные слова. А когда бешеный рев мелькающих вагонов сменился мерным рокотом наших колес, соседи в проходе толковали уже на другую тему. Наверняка, это она их все время занимала.
Беседовали работники научно-технического профиля по пути с какого-то своего ведомственного совещания. Что-то там моих попутчиков сильно огорчило. До слуха отчетливо донеслось:
— Говорят: «Закладывайте затраты в себестоимость разработки — потом все оплатим». Ага. «Когда примем...» Да, но где сейчас найти деньги для этой самой разработки?!
Слова другого собеседника утонули в грохоте колес на рельсовых стыках. Затем послышался прежний голос:
— Нет, прервать работу над темой никак нельзя. Это все равно что затушить на время костер, чтоб потом его снова разжечь. Но можно ведь и не разжечь! Например, вон тот дождь зальет. Или спички пропадут.
— А кстати, хороший костер и под дождем не погаснет.
— Ты прав. При том что свернуть работу хоть на какое-то время — значит потерять молодые кадры.
Коллеги стали напоминать друг другу, как уходили из науки в коммерцию подающие надежды молодые специалисты. Причинами были не только низкие заработки, но и отсутствие творческой перспективы. Насколько я понял, для преемственности поколений в научно-исследовательском институте требуется общее живое дело, что позволяет молодежи органично усваивать опыт ветеранов. И коллективная работа над темой должна быть надежно обеспечена финансовыми и техническими ресурсами. А вот от этого государство как раз и уходит...
— Если брать оснащение материалами и аппаратурой для исследований, то у меня такое ощущение: все строится на старых связях еще с советских времен. Кто с кем работал, кто с кем служил... Ты мне — я тебе... Снабжение методом взаимопомощи. Централизованной политики здесь нет никакой!
Я вслушивался в разговор, досадуя на гудки локомотива, тормозной скрежет колес и прочие помехи, «съедавшие» немалую часть сказанного. Конечно, с моим удостоверением корреспондента проще было бы войти в контакт с беседующими. Но с другой стороны, для печати не всегда выскажут то, чем делятся в неформальном общении. А потому, скользя взглядом по ландшафту среднерусской равнины, пытался вот так ненавязчиво, лишь «боковым слухом», уловить суть дела.
В общем, догадка подтвердилась. Эти ученые — разработчики новой техники — возвращались из столицы, где им было четко объявлено: государство уходит из прикладной науки. Сводится на нет финансирование уже запущенных проектов и программ. Отраслевые НИИ отпускаются на вольные рыночные хлеба... С такой «черной меткой» от Москвы и едут эти двое к своим сослуживцам, к своим родным и близким.
Чувствовалось вместе с тем, что сдаваться они не намерены. По ходу разговора их пессимизм сменялся деловой озабоченностью: коллеги уже прикидывали, как теперь совмещать проектно-конструкторские работы с поиском и привлечением заказчиков, инвесторов. Видно, придется вступать в договорные отношения с коммерческими посредниками, маркетинговыми фирмами. Или создать у себя отдел маркетинга?..
— Мужчины, клубнику идите есть! — окликнули их из соседнего купе.
— Спасибо, мы чуть позже, — с улыбкой отозвался один. — Вы кушайте, там на всех хватит. — И оба снова углубились в беседу.
Но тут точку поставила проводница:
— Внимание, подъезжаем к границе с Украиной. Всем пассажирам просьба занять свои места. Будет таможенный досмотр.
Что ж, для поездов курского направления такое теперь в порядке вещей. Предстоит несколько перегонов по территории сопредельного государства.
Вернулся к себе в купе. Присел к столику, приготовил паспорт для проверки. Ну а пока стал приводить в систему последние впечатления.
...Кажется, этот ненароком услышанный разговор дал свежий срез умонастроений научно-технической интеллигенции. Что характерно? Мои попутчики, «технари» по сути своей, говорили не столько о технике, сколько об экономике. И больше того, о политике. О политическом курсе государства на... разгосударствление экономики. И однозначно осуждали этот курс. В прозвучавшем диалоге сквозило весьма скептическое отношение к власти — чуждой, нелепой и непредсказуемой.
Мысленно заострил взгляд на самих собеседниках, какими они запечатлелись. Оба в расцвете лет, с умными, открытыми русскими лицами. Оба крепко сбитые, уверенно стоявшие на шатком, словно при шторме, вагонном полу... С отрадой подумалось: «А что? Эти будут бороться! Только вот вопрос: бороться лишь за выживание или еще и против режима, что выталкивает их за край бытия? Вопрос...»
Тут что-то побудило вновь обратиться к лежавшему на столике юбилейному номеру нашей газеты. В ней накануне отчеркнул строки, емко передающие собирательный образ читателя «Советской России». Его характерные приметы.
«Устоявшийся профессионал. Даровит, изобретателен, самоуверен. Человек с обостренным чувством социальной справедливости. Умеющий ценить жизненные блага, но не корыстолюбец, не рвач... Он может быть учителем, инженером, вчерашним военным начальником, космическим конструктором, сохранившим верность себе журналистом или партработником... Из таких бойцов могла бы состоять партия советских патриотов».
...Но вот, резко вздрогнув, поезд стал гасить скорость. В проеме вагонного окна возникла пограничная станция. На фронтоне вокзала, медленно проплывая одна за другой, обозначились крупные синие буквы:
Л—О—З—О—В—А.
«Лозова»... Что за «Лозова»? Не припомню такой.
— А-а, все правильно. Прежде эта станция называлась «Лозовая»...