Я тянул свою лямку на Северном флоте,
Месяцами жену не видал,
Ну а он капитаном был в танковой роте
И по Белому дому стрелял.
Я себя не жалел и в подлодочном трюме
Раскаленною влагой дышал,
Ну а он лишь о шкуре о собственной думал
И по Белому дому стрелял.
Я служил своему дорогому народу
И присягу ему принимал,
Ну а он в октябре распроклятого года
По горящему Дому стрелял.
Как пять пальцев своих мои мальчики знали
Всю БЧ — я не зря их гонял.
Хорошо, что на Северный их призывали,
А не к тем, кто по русским стрелял.
Эти, честь разменяв на наживу и прибыль,
Из бойцов в палачи перешли,
И, Советскую Родину вздернув на дыбу,
К президенту в доверье вошли.
Может, встретимся мы: кавторанг, убеленный
Сединой с бороды до висков,
И три раза с тех пор обновивший погоны
Капиташка-полкашка-щенок.
Я к нему подойду, я скажу: «Что ж ты, сволочь,
Земляков опозорил, земляк,
Видно, спьяну тебя в сатанинскую полночь
Без любови зачали, дурак!»
Он глаза отведет, развернется неловко,
Если совесть не всю растерял,
За прописку в Москве, молодая дешевка,
Он по Белому дому стрелял!
Я себя посвящал незабвенному флоту
И судьбе на судьбу не пенял,
Ну а он не гнушался жандармской работой
И по Белому дому стрелял!
Я был верен всегда офицерскому слову
И шестеркой, хоть режьте, не стал.
Он был верен ему — алканавту гнилому,
И по Белому дому стрелял!
К честной службе морской я по-прежнему годен,
Но рапорт об отставке подал,
Потому что салага тот в памятном годе
По России из танка стрелял!
Потому что одна нас Отчизна растила —
Моряков, работяг и солдат,
Потому что не след полнить прихоть дебилов,
Что на наших загривках сидят!