ПРАЗДНИК — это день торжества в память о великом свершении, о подвигах героев. Этого не скажешь о новом празднике 4 ноября, который бесстыдно навязал России ныне властвующий криминалитет. О так называемом Дне народного единства можно сказать только так: фальшивка.
Романовы в течение 300 лет своего царствования предпочитали не вдаваться в подробности событий 4 ноября (22 октября по старому стилю) и особенно 8 ноября (26 октября по ст. ст.) 1612 года. Им и в бреду не могло привидеться так называемое народное единство.
Попробуем и мы разобраться в навязанной России фальшивке.
Но сначала о другом празднике, настоящем. Праздник Казанской иконы Божией Матери явился православным в память о ее обретении на пепелище в Казани 21 июля (8 июля по ст. ст.) 1579 года. Через 33 года, в Смутное время, отряд ополченцев из Казани, пришедший к Минину и Пожарскому в Нижний Новгород, принес с собой список Казанского образа Божией Матери. С иконой этой дошли до Москвы. 4 ноября (22 октября по ст. ст.) 1612 года русские, призвав на помощь Царицу Небесную, приступом взяли Китай-город. Так у иконы появился еще один праздничный день — 4 ноября (22 октября по ст. ст.).
А теперь о фальшивке 4 ноября, объявленной Днем народного единства.
17 июля (все следующие даты старого стиля) 1610 года мятежные дворяне свергли с российского престола царя Василия Шуйского. Наступившее междуцарствие закончится венчанием нового царя только 11 июля 1613 года. На общем фоне династического кризиса в эти три года страна переживет социальную бурю и национально-освободительную войну. В ожидании избрания нового царя Россией правила Боярская дума, состоявшая из семи бояр (Семибоярщина). Четверо из них происходили из старейших княжеских родов, а трое — из выслужившихся при дворе бояр и были родственниками. Среди последних самым именитым был Иван Никитич Романов — дядя будущего царя Михаила. В период междуцарствия реально претендовали на престол самозванец Лжедмитрий II, прозванный «вором», и Владислав, сын польского короля. Впоследствии в числе претендентов окажется также сын шведского короля. Но удача будет на стороне еще одного претендента — Михаила Романова.
Приверженцами самозванца были мятежные казаки, крестьяне, холопы, городское население и какая-то часть оппозиционных дворян и даже бояр. Эти участники социального реванша нашли в самозванце своего вождя. Только так можно объяснить жизнеспособность самозванцев. Вспомним: вслед за гибелью первого Лжедмитрия явился второй, а после гибели второго — третий. Народ видел в них своих вождей («хороших царей»). В этом лагере оказался и Филарет — в миру Федор Никитич Романов, отец будущего царя Михаила, при Борисе Годунове постриженный и сосланный в далекий северный монастырь. Несчастного монаха первый самозванец произвел в митрополиты, а второй осыпал новыми милостями и произвел в патриархи. В России оказалось два патриарха: в Москве — Гермоген, в Тушино, столице самозваного царя, — Филарет.
Другие участники смуты — это бояре и «лучшие люди». После свержения Шуйского («боярского царя») они уже не хотели видеть на троне кого-либо из своих братьев-бояр, хотя среди них имелись достойные кандидаты. Теперь спасение от своего народа они видели в «государе из царского рода». А таковым тогда мог быть только иностранец.
Как только предводителю Семибоярщины Ф.И.Мстиславскому после свержения Шуйского почудилось, что войско самозванца Лжедмитрия может занять Москву, он тотчас позвал в столицу стоявшего в Можайске с войском польского гетмана Жолкевского, который требовал признать российским царем Владислава — сына польского короля. Это был тот самый «государь из царского рода». Войско Жолкевского двинулось к Москве 20 июля. Бояр не смущало, что они стали сотрудничать с иностранными интервентами, которые пришли покорять Россию.
РУССКИЕ патриоты тяжело переживали мысль о призвании в государи иноземца, к тому же иноверца-католика и наследника королевского престола во враждебном России государстве. Их поддерживал и патриарх Гермоген. Но он соглашался с избранием Владислава, если тот примет православие. Однако это не очень-то беспокоило бояр, и потому это условие никогда не будет соблюдено.
Семибоярская дума прибегла к обману. В разосланных по городам грамотах с приказом присягать Владиславу она скрыла от народа, что королевич отказался принять православие. 27 августа 10 тысяч русских православных присягнули католику на полпути между польским станом и Москвой. На другой день православные присягали в Успенском соборе уже в присутствии патриарха. Гермоген покорно согласился с обманом и тоже скрыл его. Вслед за Москвой Владиславу присягнули обманутые Суздаль, Владимир, Юрьев, Галич, Ростов. Но скоро обман обнаружился, и тогда их жители стали переходить на сторону Лжедмитрия, православного царя, и, как они считали, сына царя Ивана Грозного.
Избрание Владислава русским царем превратило шведов из союзников во врагов России. Шуйский пригласил их войско для борьбы со сторонниками второго самозванца. Теперь шведы перешли к захватам российской территории. Под их властью оказалась большая часть новгородской земли вместе с Великим Новгородом.
Присяга с обманом воодушевила польского короля Сигизмунда. Теперь он потребовал упрочить Московское государство за ним лично, а не за Владиславом, его сыном и наследником. Бояр не смущало, что в это время войска под началом самого Сигизмунда осаждали Смоленск, который упорно оборонялся от интервентов.
Под Смоленск к королю Семибоярская дума направила «от всех сословий» огромное по численности посольство для заключения соглашения об условиях занятия российского престола. Посольство из 1246 лиц, сопровождаемых 4000 писарей и слуг возглавлял князь В.В.Голицын, его главным помощником был «патриарх» Филарет.
Вскоре под Смоленск королю доставили свергнутого с престола и насильно постриженного в монахи бывшего царя Василия Ивановича Шуйского и двух его братьев. Зачем? Чтобы глумиться! В польском плену Василий Иванович погиб.
Теперь против Лжедмитрия бояре объединились с королем, который еще не так давно помог самозванцу организовать движение в Россию для занятия царского трона. Лжедмитрий вынужден был отступить от Москвы к Калуге. Прежние его сторонники переходили на сторону бояр, если за ними сохранялись чины и звания, полученные на службе у самозванца.
Одним из таких перевертышей был Филарет, получивший патриарший сан. Он в числе первых оставил Лжедмитрия и поспешил из Тушино в Москву. Хотя знал, что не так давно Гермоген проклял мнимого патриарха. Но это не пугало Филарета, имевшего прочную опору в Семибоярщине. В Москве была и его семья — инокиня Марфа (в девичестве Ксения Шестова) и сын Михаил. Гермоген ласково встретил Филарета по возвращении из Тушино и не возражал при назначении его одним из руководителей посольства к Сигизмунду. После неудачных переговоров с Сигизмундом Филарет и некоторые его сотоварищи были задержаны в Польше на положении пленников до 1618 года. После гибели Гермогена от рук оккупантов в 1612 году новый царь Михаил берег патриарший престол для своего отца.
Зная о страхе русских бояр перед Лжедмитрием, Сигизмунд дал секретное предписание не только щадить самозванца, но и в случае нужды оказывать ему поддержку.
Опасение за свою судьбу побудило Семибоярщину на новые шаги по пути предательства. Ввод польских войск в Москву они считали последней гарантией своей безопасности. Семибоярщик Иван Романов по этому поводу говорил Гермогену, недовольному тем, что польское войско разместилось в Новодевичьем монастыре, несмотря на возмущение монахинь: «Если Жолкевский уйдет, нам останется только последовать за ним, чтобы спасти наши головы». И так как старый патриарх упорно противился присутствию польских войск близ московских окраин, Милославский сказал ему: «Нечего попам мешаться в государственные дела!»
В ночь с 20 на 21 сентября 1610 года тихо, чтобы не встревожить население, бояре впустили польское войско в Москву. Были заняты Кремль и два центральных квартала — Китай-город и Белый город, имевшие по окружности крепостные стены. Поляки вели себя, как оккупанты во враждебной стране. Совершали насилие, расхищали ценности. Имели место надругательства над православными святынями.
Все это порождало народные симпатии к Лжедмитрию. Теперь ему присягнули Казань, Вятка и Пермь. По-прежнему не сдавался Смоленск. Его защитники были на стороне Лжедмитрия. Такого самозванцу простить не могли. 11 декабря 1610 года во время охоты в окрестностях Калуги он был убит людьми, которых, вероятно, подослали поляки.
После принятия присяги считалось, что Владислав уже избран на русский престол, что он уже царствует, от его имени вершили суд и чеканили монеты. Однако все распоряжения, назначения и награды с 1610 по 1612 год исходили от короля Сигизмунда. Лишь в отдельных случаях, начиная с 1611 года, в жалованных грамотах Сигизмунда упоминалось имя Владислава, сначала как наследного принца, а позже как царя и великого князя. Однако имя его стояло на втором месте после Сигизмунда.
Сигизмунд щедро расточал милости русским боярам. Все они имели вотчинные пожалования и титулы. За ними оставалось разграбленное имущество Шуйского. Как покорные и преданные подданные, бояре добивались от короля земельных и прочих приобретений.
СМЕРТЬ второго самозванца очистила политическое пространство России от яркой фигуры Смутного времени. Казаки и все, кто шел с Лжедмитрием, как бы потеряли ориентир. Отныне бояре меньше опасались за свою судьбу. На периферии Московского царства патриотические силы лишились «хорошего царя». Это побуждало их готовиться к самостоятельным действиям против интервентов и предателей-бояр. Предательство московских бояр теперь стало более зримым, ясным и понятным. Оскорбленные национальные чувства и православная вера стимулировали патриотические действия.
Теперь знамя народной борьбы поднял патриарх Гермоген.
В январе 1611 года в Москву прибыли посланцы из Нижнего Новгорода, чтобы разобраться с положением в столице. Встретились с патриархом Гермогеном, который благословил их на восстание. Призывы патриарха дошли до Рязани, Ярославля, Казани, Перми, разнеслись по всем русским землям.
Первой поднялась Рязанская земля. Вождем ее ополчения стал Прокопий Ляпунов, «худородный» дворянин, человек смелый и решительный. Восстание было направлено в равной мере и против московской аристократии, вступившей в сделку с поляками, и против врагов православной веры. К Ляпунову присоединились бывшие некогда вместе с Лжедмитрием казаки всех тушинских воевод — Заруцкого, Просовецкого, князя Д.М.Трубецкого, ополченцы из земли Северской, Муромской, Суздальской, Вологодской, Галицкой, Ярославской, Костромской, поморских городов. Ополченцев поддержал отряд зарайского воеводы князя Дмитрия Пожарского. В ополчение звали казаков, обещая им жалованье, а крепостным обещали волю.
Когда поднималось это восстание, из Семибоярщины последовал призыв подчиниться во всем воле короля Сигизмунда, защитникам Смоленска — сдать крепость, а Ляпунова просили не затевать восстание, не собирать войска. Патриарха Гермогена посадили под арест, где он умер от голода.
В конце марта 1611 года ополченцы приблизились к Москве. Участились боевые столкновения. К концу мая удалось отбить у врага Белый город. У поляков остался Китай-город и Кремль, где они выдержали многомесячную осаду, испытывая муки голода. Борьба шла с переменным успехом.
Новый этап народной борьбы начался осенью 1611 года, когда в Нижнем Новгороде стало формироваться ополчение, которому было суждено освободить Москву. В его составе находились люди из разных земель. Самые известные организаторы этого ополчения Кузьма Минин и князь Дмитрий Пожарский стали выразителями подлинно народной воли к сопротивлению интервентам и их русским пособникам. Второе ополчение вместе с остатками первого довершило разгром врага.
22 октября казаки Трубецкого взяли приступом Китай-город. После этого поляки искали спасение за стенами Кремля, где они держались еще месяц. Доведенные голодом до крайности, они сдались. Первой из Кремля выходила Семибоярщина — Федор Иванович Мстиславский, Иван Михайлович Воротынский, Иван Никитич Романов. Вместе с ними вышли 16-летний Михаил — будущий царь и его мать инокиня Марфа, а также другие пособники интервентов. На другой день сдались поляки.
Чтобы избавить Романовых от народного гнева, будущего царя поспешили отправить подальше от Москвы, под Кострому, в Ипатьевский монастырь.
В следующем году состоялось избрание нового царя.
И где же тут «народное единство», господа правители-сочинители?