Отмечают эту дату кинематографисты. И не только они. Но и историки, журналисты и все мы, кинозрители. В послевоенные годы, до конца 70-х, «Роман Кармен» — это был, как сейчас говорят, бренд. Звучало красиво, словно псевдоним. Но имя было подлинным — романтическим, страстным и мужественным, каким и был на самом деле его обладатель.
Когда он, бывало, произносил в телефонную трубку, слегка как бы небрежно: «Это Кармен говорит», собеседник, кем бы он ни был — телефонисткой или министром, на все соглашался безотказно. Таково было обаяние и популярность этого бренда. Во всяком случае, так казалось. Что, конечно, было иллюзией. Потому что на самом деле ему, одержимому своим делом человеку, всю жизнь приходилось преодолевать препятствия, стоившие колоссальных жизненных сил. Он и надорвался, погиб от инфаркта в разгар работы над самым значительным из своих произведений — многосерийной документальной эпопеей о Великой Отечественной войне. Роман Лазаревич являлся инициатором создания этой эпопеи, а участвовали в ней десятки людей — коллеги, ученики, единомышленники и оппоненты, потому что у каждого, как известно, своя война. Кармен отдавал этой работе все силы, он держал в руках организационные и творческие нити. Завершили последние серии уже без него.
В числе постперестроечных потерь есть одна, которая, как ни странно (и в этом большая доля вины кинообщественности!), совершилась незаметно: перестала существовать ЦСДФ — Центральная студия документальных фильмов. Конечно, в наше время могущества телевидения, мобильной цифровой техники и т.п. современных радостей человек с киноаппаратом — это уже не романтик, а анахронизм. И тем не менее студия, создающая документы истории, должна была найти место в изменившемся мире. Если, разумеется, захотеть и подумать. Но выиграла сиюминутность, проиграла история.
Между тем, наталкиваясь в телеке на кадры старой хроники, мы зачастую не можем оторваться. В столичном «Иллюзионе», когда этим летом проходили сеансы фильмов Кармена, народу набивался полный зал, старые кадры шли то в гробовой тишине, то под овации. А показывали разное, в том числе, казалось бы скучное, официальное. По тем временам — скучное, официальное, а сейчас в этих кадрах зажило обаяние времени. Речь даже не о фильмах, снятых Карменом в горячих точках (а он, начиная с 30-х годов и на протяжении всей жизни, бывал там, где было самое пекло — в республиканской Испании, под Москвой в конце 41-го, в Сталинграде в 43-м, в Берлине в 45-м, в Китае у Мао, во Вьетнаме, на Кубе), а о будничной жизни страны.
На просмотре в «Иллюзионе» невозможно было оторваться от протокольной ленты «Пребывание премьер-министра Неру в СССР»: заводы, колхозы, курорты. Полное ощущение атмосферы времени. Никаких мрачных физиономий и плечистых фигур за спинами гостей и хозяев, гости улыбчивы и любознательны, хозяева все поголовно в шляпах, при галстуках, насуплены, вокруг кольцом женщины в платьицах и белых носочках, детишки в бантиках с букетами. И всем все интересно, кроме лишь насупленных и озабоченных, которые в шляпах, — уж очень они напряженно выглядят.
Полный контраст с благолепием «Пребывания премьер-министра» — фильмы Кармена, снятые в те же 50-е годы, ставшие классикой документалистики, рассказываюшие о том, как впервые стали добывать нефть со дна Каспия, что было героизмом, риском, подчас смертельным. На экране бушуют волны, ледяной ветер сбивает людей с ног — съемки предают физическое ощущение дикого холода, опасности и преодоления. Передают, потому что рядом с героями съемок, русскими и азербайджанцами, находятся авторы-документалисты. Наверное, сейчас в таких условиях на Каспии уже не работают, Нефтяные камни за минувшие полвека тоже стали историей, но ведь это было, было! Такова наша кинолетопись.
На ЦСДФ, в Бозе почившей (в буквальном смысле так: помещение студии в Лиховом переулке передано Патриархии), был специальный отдел кинолетописи. Каждого вернувшегося из командировки оператора встречала требовательная глава этого отдела: «А мне ты что привез? Про летопись не забыл?» Кармен не забывал — его кадры вписаны в кинолетопись.
В самом начале 30-х годов он, фотокорр «Огонька», еще не окончивший операторского факультета Института кинематографии, снимал сюжеты для киножурнала и короткие фильмы о таких локальных событиях в жизни страны, как пуск домны, открытие фабрики-кухни, экспедиция в Арктику. Репортерские сюжеты, как оказалось потом, становились классикой жанра по точности наблюдения, выразительности кадров. Спустя годы их изучают во ВГИКе, преподаватели кафедры операторского факультета демонстрируют их на учебных просмотрах.
Ученики Романа Лазаревича рассказывают, как он не уставал им напоминать: «Снимать побольше крупных планов». Лицо человека он считал главным в репортаже. Многие запечатленные им лица людей известных и совсем неизвестных расхватаны умеющими ловко делать свое из чужого. Те, кто хоть немного знакомы с нашей кинохроникой, могут припомнить лица-портреты из фильмов Кармена: лицо бурового мастера Каверочкина, перемазанное первой добытой из недр моря нефтью; это герой, погибший через несколько лет там же, на Нефтяных камнях, был одним из любимых Карменом. Лицо изможденного узника Майданека (фронтовой оператор Кармен был первым, кто по дороге к Люблину увидел черные трубы и ров с человеческими скелетами; он вспоминал, что «пепел в печах был еще теплым», из корреспонденции, посланной в тот же день в Совинформбюро, мир узнал о фашистском концлагере). А крупный план Геринга на Нюренбергском процессе, когда тот нервно потирает рукой шею — Кармен специально подстерегал этот жест, чтобы в дикторском тексте писатель Борис Горбатов мог сказать: «Словно чувствует петлю».
Оператор Кармен и война — это особая тема. Быть на острие, на пике событий — его репортерское кредо, которому он был верен, в котором сочетались два фактора: характер и мастерство. Неслучайно в первые же часы войны, когда на ЦСДФ собрались хроникеры и были сформированы фронтовые киногруппы, Кармен решил оставить режиссерскую работу, которой к этому времени уже успешно овладел, и быть на фронте только оператором, с камерой в руках, рядом с солдатами. Так и было, он прошел от Москвы до Берлина, до Победы. В его домашнем кабинете на книжной полке стояла белая эмалированная табличка с надписью по-немецки: «Унтер ден Линден». Уличная табличка. От «У» до «Н» эмаль наискось пробита пулеметной очередью — берлинский сувенир. Но не просто сувенир, а кадр-символ, задуманный задолго до 45-го года: добраться до гнезда фашизма. Крупный план пробитой таблички вошел в фильм «Берлин».
И еще одна из заповедей Романа Лазаревича, актуальная не только для кинорепортеров и журналистов: «Ничего нельзя откладывать на потом, на завтра. Мгновения неповторимы. Завтра этого не будет. Увидел — снимай, не медли, не ленись!»
Так он работал. В последние годы, конечно, уже сам камеру в руки не брал. В основном работал в монтажной с пленкой, с диктофоном, за письменным столом. У него был огромный фотоархив, скопившийся за полвека, с тех пор, как 17-летним он бродил по Москве с примитивным аппаратиком в поисках кадров для «Огонька». В папках, конвертах, коробках собралось многое, требующее систематизации, разборки, на что всегда не хватало времени. Давая интервью, рассказывая что-нибудь интересное, он притворно вздыхал: «От себя отрываю, сам об этом хочу написать. Вот кончу фильм и...» Не успел.
Жизнь продолжается, и летопись не должна прерываться. Конечно, останутся в архивах съемки политических событий и портреты политиков в разных ракурсах и ситуациях. Но кто запечатлеет так метко и ярко будни, лица, атмосферу — неповторимую реку времени, в которую, как известно, нельзя войти дважды? Ушло карменовское поколение романтиков и профессионалов, нет ЦСДФ. Но герои-то остались, и через энное количество лет новым поколениям будут также интересны крупные планы людей, тогда живших, их облик, манеры, как интересны сейчас нам запечатленные Карменом молодой Фидель Кастро, старуха, тянущая санки с покойником, и Шостакович за роялем в осажденном Ленинграде, 14-летний мальчик-разведчик, встреченный под Старой Руссой, и уж, конечно, давно забытая, никому нынче неведомая, но благодаря кинохронике оставившая свой след колхозница из очерка 30-х годов «Отчет Анны Масоновой». Кто-то же должен успевать за этим людским потоком. Роман Кармен следовал в его русле полвека. Продолжение, как говорится, следует. Должно следовать.