Стихи о 41-м годе
Осенью 1941 г. все силы европейского фашизма были нацелены на взятие Москвы, которое Гитлер считал залогом уничтожения России, захвата «жизненного пространства» на востоке и его «зачистки» от «низших» народов, коими фашистские «цивилизаторы» считали всех нас — жителей республик Советского Союза.
Более полусотни танковых и мотопехотных дивизий вермахта и СС были брошены на Москву под командованием лучших генералов гитлеровского рейха. Фланги центрального фронта прикрывали гитлеровские союзники — итальянские, венгерские, румынские, финские армии, испанские, болгарские, словацкие и другие дивизии и части — это было, как и в 1812 г., нашествием «двунадесяти языков».
Но на этот раз мы «не отдали Москвы», Москвы советской, социалистической. Мы разбили захватчиков, спасли Россию, заложили фундамент Победы 1945 года.
Вот она, суровая правда осени 41-го года, в строках Евгения Храмова:
«Шли женщины — и на плечах лопаты —
Окопы рыть под городом Москвой.
Страна смотрела на меня с плаката
Седая, с непокрытой головой». (1941 г.)
Выход немецких дивизий к Москве с великой болью воспринимался каждым советским человеком. Михаил Кульчицкий, погибший позже в бою под Сталинградом, писал об этом в стихотворении «Столица»: «И каждый взрыв или пожар/в любом твоем дому/я ощущаю, как удар/по сердцу моему…»
К осени первого года войны и народ, и красноармейцы — защитники столицы знали своего врага: беспощадные бомбардировки городов, виселицы в захваченных селениях, массовые расстрелы пленных, населения, коммунистов и комсомольцев, евреев, заложников, грабеж и вывоз в Германию общественного и личного имущества. Тогда наш народ впервые столкнулся с геноцидом, с силой, жесткость и беспощадность которой не укладывались в человеческом сознании.
В рядах защитников Москвы было немало тех, кто отступал, выходил из окружения, кто «проходил, скрипя зубами, мимо сожженных сел, казненных городов», кто
«…запоминал над деревнями пламя,
И ветер, разносивший жаркий прах,
И девушек, библейскими гвоздями
Распятых на райкомовских дверях». (Сергей Наровчатов, 1941 г.)
Ответом фашистскому варварству были мужество, самоотверженность защитников Москвы:
«Мы, в первый раз надев шинели, сурово бились под Москвой…
Безусые, почти что дети, мы знали в яростный тот год,
Что вместо нас никто на свете за этот город не умрет!»
(Поэт-солдат Игорь Иванов.)
Советская поэзия обращалась ко всем защитникам Родины:
«Бейся ж так, чтоб пришельцы поганые
к нам ходить заказали другим!
Неприятелям на поругание не давай наших честных могил!
Оглянись на леса и на пажити, выдвигаясь с винтовкою в бой:
Все, что честным трудом нашим нажито,
за твоею спиной, за тобой!
…Чтоб Отчизне цвести и сиять,
голосами седых твоих пращуров
Я велю тебе насмерть стоять!» (Дмитрий Кедрин, 1941 г.)
В поэзии 41-го года навеки запечатлена ожесточенная борьба наших отцов, дедов и прадедов с фашистской ордой убийц.
Вот схватка, в которой участвовал поэт-фронтовик С.Гудзенко: «…Но мы уже не в силах ждать,/и нас ведет через траншеи/ окоченевшая вражда,/штыком дырявящая шеи. Бой был коротким. А потом/глушили водку ледяную,/и выковыривал ножом/из-под ногтей я кровь чужую».
Когда «танки вышли прямо к Химкам,/те самые, с крестами на броне», на их пути оказалась зенитная батарея. Зенитчиками были девчата… «И старшая, действительно старея,/как от кошмара заслонясь рукой,/скомандовала тонко: «Батарея!/(Ой, мамочка, ой, родная!)/Огонь!»
Это стихотворение Роберта Рождественского женщины России могут перечитывать с гордостью за далеких своих подруг: «…Бой медленною кровью истекал./Зенитчицы стреляли и кричали,/размазывая слезы по щекам./И падали, и поднимались снова,/впервые защищая наяву/и честь свою в буквальном смысле слова,/и Родину,/и маму,/и Москву».
Прекрасная поэма Маргариты Алигер «Зоя» посвящена партизанке Зое Космодемьянской, схваченной под Москвой и казненной фашистами, но не сломленной, не выдавшей отряд. Измученная девушка обращается к согнанным к виселице жителям деревни Петрищево с призывом бороться с врагом: «…Я умру, но правда победит!»:
«…Вот оно!/Светло, морозно, мглисто,/Розовые дымы... Блеск дорог…/Родина!/Тупой сапог фашиста/выбивает ящик из-под
ног…»
И поэтесса напрямую обращалась к воину, «юноше, одетому в справедливую шинель бойца» с призывом покарать убийц Зои:
«Встань над ним/карающей грозою!/Твердо помни:/это он и был,/это он истерзанную Зою/по снегам Петрищева водил./И покуда собственной рукою/ты его не свалишь наповал,/я хочу, чтоб счастья и покоя/воспаленным сердцем ты не знал!»
Подвиг взвода, сражавшегося с танками у разъезда Дубосеково под командой политрука Клочкова, увековечен в поэме Михаила Светлова «28»:
«…Все ближе стучат автоматы. И танки надвинулись глухо.
Но сталь и железо, ребята, помягче гвардейского духа!
Лети же, последняя пуля, и в горло тевтонское впейся…
Бессмертье встает в карауле, когда умирают гвардейцы!»
Величие подвига защитников Москвы не подвластно потугам некоторых современных хулителей всего советского, которые посягают на святую память о героях, лгут о пулеметах, якобы стоявших за спиной защитников столицы. Напротив, история свидетельствует, что разгром и отступление немецких войск от Москвы вынудили Гитлера издать в середине декабря приказ о расстреле командиров отступающих частей, об организации штрафных рот из бегущих офицеров и солдат. Эти роты вводились в бой под контролем частей СС. Десятки генералов и офицеров вермахта, отступивших под Москвой, включая главнокомандующего фельдмаршала фон Бока, генерала Гудериана и других, были отстранены Гитлером от командования. Таковы факты.
Стойкость советских бойцов в обороне и ярость в наступлении объяснялась другим. Тем, что над ротами сибирских дивизий, шедших к фронту, гремела песня А.Суркова: «Мы не дрогнем в бою/За столицу свою,/Нам родная Москва дорога!»
Была и еще причина стойкости советских войск: перед глазами каждого солдата был пример товарища — коммуниста, комсомольца, политрука — который первым поднимался в атаку, стоял насмерть в обороне.
«Я видел, как кто-то смелее и старше немного меня,
Себя самого не жалея, шел прямо под ливень огня.
И как бы там смерть ни косила и что б ни грозило вдали,
Земная партийная сила меня поднимала с земли». (Федор Сухов.)
А вот поэтическое свидетельство воина — политрука Бориса Слуцкого:
«Стою перед шеренгами неплотными,
рассеянными час назад в бою,
Перед голодными, перед холодными
голодный и холодный сам. Стою.
Им хлеб не выдан. Им патрон недодано.
Который день поспать им не дают.
А я напоминаю им про Родину. Молчат. Поют.
И снова в бой идут!»
В этих строках — правда войны и нашей победы.
И пусть каждый из нас, живущих ныне, выполнит свою часть великой задачи — сделать бессмертной в грядущих поколениях светлую память о страданиях, труде и героизме тех, кто в 1941 году отстоял Москву, отстоял право России жить вечно.