Веселая и грустная, всегда ты хороша,
как наша песня русская, как русская душа.
ПО ЧЕТВЕРГАМ заместитель министра культуры Михаил Швыдкой на свою программу «Культурная революция» приглашает в основном до боли знакомых партнеров: кинокритика Дондурея, поэта Вишневского, публициста Радзиховского, писательницу Марию Арбатову, редакторов из «Эха Москвы» и каких-нибудь демократических газет, часто гостит Виктор Ерофеев, Сорокин, лица творческих профессий, приверженцы безграничной свободы в писании. У них фантазия гораздо богаче, чем у сочинителей заборной прозы и живописи. Ну и теоретические изыскания небезызвестного ученого, можно сказать, мировой величины в области, которая простирается от Б до Х, прибалтийского барона (как знать?) Алексея... У него очень русская фамилия, не правда ли? Тематический ассортимент их посиделок удивительно узок. И, я бы сказал, неактуален. Волнует только этих интеллигентов. Но зато до глубины души.
Народ России вымирает с фантастической скоростью, спивается, молодежь никак не вылезет из тенет наркозависимости, исчезает с лица земли Россия деревенская, валится из молодых неумелых рук какой-никакой инструмент, чтобы что-то путное произвести. А эти все в теплой уютной студии чешут языки, в общем-то, ни о чем. О том, что всю прочую Россию ну никак не колышет.
Так стоит ли о них говорить, писать ? А вот мы сейчас заглянем в глухую-преглухую деревню Тюменской или Свердловской областей между реками Тура и Тавда. Хоть в Велижаны, хоть в Таборинскую, хоть у Березовки. Если есть какой-то грузовик с навозом в кузове, то знай ублажает душу шофера и попутчиков американскими хитами.
Их убогие ритмы, их непонятная речь. Абсолютно эти же песни в деревнях Поволжья, кубанских станицах, хуторах на Нижней Волге. Едете в автобусе, троллейбусе в больших городах, заглянули в бистро-закусочную на улице Мельникайте в Тюмени — и там режет душу музыка наших оккупантов. Ну сколько может проживать сейчас янки в Тюмени — сибирском городе? От силы человек двадцать. Тем не менее здесь настолько душевные хозяева, что большую часть своего эфирного времени отдали именно американской музычке. Что она столь мелодична, как итальянская, столь одухотворенная, божественная, как баховская органная, величественна, как бетховенская? Конечно, нет. Но послушайте радио. Хоть радиостанцию «Юность», хоть «Европу-плюс», хоть тюменскую, любую, где есть реклама. И вы поймете, откуда это идет. Сверху.
А мне вспоминается один смешной троллейбус в г. Горький. Ехал я в один девятиэтажный дом к товарищу — радиофизику. Учились вместе в университете давным-давно. Троллейбус был последний — в двенадцатом часу. Сел я в него с трудом у остановки «Тюрьма—Университет». Кому что. Обычно к моей уже маловато становится народу. Потому что довольно близка последняя — «Щербинки».
Но из этого троллейбуса никто не хотел выходить. А все дело в том, что здесь двое мужчин средних лет пели песни под аккордеон. Песни советских композиторов, русские народные. «Издалека долго течет река Волга»... «Отворите скорей. Почтальон у дверей. Отворите скорей почтальону... Я на тройке к любимой подъеду...» Пел, собственно, один. Второй был только подголоском. И довольно прилично играл на аккордеоне «Вельтмейстер». Меня и других слушателей, пассажиров-полуночников, поразили красота баритона неизвестного певца, его сила. Свободное владение голосом и песней. И, конечно, душевность исполнения. То есть все. И точно так же эти песни отозвались в душах других пассажиров. Никто не хотел покидать машину. Но не выпустили и певца с аккомпаниатором. Они пытались выбраться из сжавшей их массы людей. Но удивительное дело. Раздувать меха инструмента простор был, петь — тоже. А вот выбраться, выскользнуть из массы их обожателей
(а это уже было так) им было не под силу.
— Я тебя предупреждал. Говорил — не пой, теперь пешком пойдешь!
— Ничего вы пешком не пойдете. Мы сейчас с водителем поговорим, уговорим. Немножко на кольце постоять. Они с кондуктором тоже люди. Понимают, что не Газманов с Кристиной у нас. Сами, небось, давно хороших песен не слыхали. А вам еще и соберем за концерт.
— Нам не надо, — отнекивались исполнители.
— И не спросим. Надо не надо.
Троллейбус поломался на кольце, по крайней мере, так доложился водитель в диспетчерский пункт. Певцы пели. Пришлось открыть окна, двери, потому что запоздалые путники просто не могли проходить мимо, останавливались. Услаждали душу. К сожалению, я, приняв во внимание, что до Кулебак отсюда 200 километров, до Лехи — метров 400 и они могут позднее просто не открыть мне подъезд (меня не ждали), ушел отсюда, положив в шапку, пущенную по кругу, 100 рублей. Конца истории не знаю. Понял одно. Как истосковался народ русский по нашей песне.
НЕДАВНО дал мне один человек песенник. Толстый, как роман. Несколько сотен родных песен. От «Коробейников» до «Ямщика», и «Валенок», и саратовских припевок. Где они? Где их исполнители? Где русские народные хоры?
Поскольку мне довелось проживать во многих регионах СССР, то могу засвидетельствовать, что при коммунистическом трижды оплеванном и охаянном режиме талантливый человек всегда мог найти применение своему дарованию. Помнится, возле моего машиностроительного техникума в Харькове на ул. Плеханова размещался ансамбль бандуристов — народный, самодеятельный, известный не только на Украине, в СССР, но и во всей Европе. Невозможно забыть в их исполнении ни гопак (если бы это видел наш акробат-певец Газманов, больше бы не выпендривался со своим кульбитом), ни удивительные по мелодичности и красоте украинские народные песни «Дывлюсь я на небо, тай думку гадаю, чому я не сокил, чому не литаю?..» Кто наполнил этот состав? Да парни и хлопцы из Староверовки и Чугуева, из Охочи и Ракитного. Самые простые люди. В Новосибирске слышал и смотрел выступления омского Сибирского народного хора с его фирменной песней, пожалуй, «Эх, Подгорна, ты Подгорна, широкая улица...» В Тавде на Урале выступал Академический уральский народный хор. С двумя солистами оттуда мне довелось дружить. Их, деревенских из глубинки Алтайской, в армии сначала из части в Германии взяли в ансамбль группы войск, оттуда — в Ансамбль Советской армии песни и пляски
им. Александрова. После демобилизации они перешли в Уральский хор. Они поначалу даже не знали нотную грамоту. Но соловьи, как известно, тоже в нотах ни бум-бум. Однако же как поют...
Известен хор имени Пятницкого. Его история насчитывает более столетия. Где он сейчас? Ансамбль «Березка». Где вы все? Куда, куда вы удалились? Или вас удалили чиновники от культуры? Господин Швыдкой? И все прочие чиновнии, как правило, почему-то лица определенной национальности? Не кавказской, кстати. Однако полностью определяющей, кому быть в культурной жизни России. А кому суждено забвенье по причине отсутствия финансирования, рекламы на телевидении и радио, в прессе. Поэтому скандальные похождения наших безголосых певцов и певиц интересуют нынешних критиков и журналюг гораздо больше трагической судьбы подлинного искусства.
Могу привести два примера для размышления. В клубе им. Клары Цеткин огромного завода «Сибсельмаш» в Новосибирске в ледяной зимний вечер в теплом, очень просторном зале давал концерт итальянский певец Гуальтиеро Мизиано. В инвалидной коляске сидел и пел. Без «фанеры», даже микрофона тогда у него не было. Прошло 48 лет, а я помню его прекрасное пение, его удивительный голос, его белькантэ. Неплохо бы нашим певцам, извлекающим механические звуки из «фанеры» и компьютерного синтезирования фонетики хотя бы раз в жизни услышать нечто подобное, чтобы больше не наглеть и со стыдом бежать с подмостков. В Гималаи. Мы бы отпустили.
Второе воспоминание. Году в 83—84-м сижу я один в «жигуленке» майора Гусева. Известный был меломан в Саваслейке. Он включил двухкассетннк и ушел на почтамт. Сижу. Слушаю «Кони привередливые» Владимира Высоцкого. Лето. Жара. Я открыл все двери для сквознячка. Идет человек. Услышал пару слов из песни. Останавливается у машины, спрашивает: «Можно послушать?» — «А чего ж? — отвечаю. — Слушайте. Песня длинная». — «Знаю». Жара. Асфальт плавится. Стоит как вкопанный.
Еще кто-то шел на почтамт мимо нас. Тоже остановился. Пришлось пригласить сесть в машину. Слушаем втроем. Пришел Гусев. У него хватило такта и терпенья дать дослушать до конца еще одну песню барда — «Истопи ты мне баньку, хозяюшка». Больше 20 минуты слушали.
Если это настоящее искусство, то и жара не жара. и холод не холод. Замечу: у Высоцкого голоса вовсе не было. Душа была. Поэтому не требовались ему, как Крылов говорил, «ужимки и прыжки». Помните басню «Квартет»?
Я ДЛЯ СЕБЯ сделал несколько выводов из всего этого. Таланту нужен слушатель. Тот, что будет сопереживать. Людям, народу нужно иногда прикоснуться к таланту. Чтобы у людей в душе раскрылось что-то хорошее, глубоко запрятанное, чистое. Советская власть искала таланты дарования везде — от столичных заводов до приморских стойбищ рыбаков. Помните, кто пел «Увезу тебя я в тундру, к голубым снегам...»?
А потому что для строительства коммунистического общества (я не смеюсь) нужен был человек новой формации. С самыми лучшими человеческими качествами. Друг, товарищ и брат. Человек с большой буквы. И как некогда определил Виктор Гюго, самое величественное на Земле — это Человек.
Капиталистическому буржуазному обществу нужен другой человек. Шустрый, недалекий, своекорыстный, почти ничтожный. Насекомое, а не заместитель Бога на Земле. Который даже потомства после себя не хочет и не может оставить, потому что незачем. Все, кто побогаче, — хищники посильней. Вот к каким выводам можно прийти, задумавшись о нынешнем искусстве. Ну, хоть нынешних юмористов вспомните, хоть Клару Новикову. Ни за что не поверю, что ей разрешили бы в Израиле так оплевывать народ израилев. А у нас можно изображать русскую женщину (русских женщин) и русских мужиков — мужей этих русских стерв — такими негодяями. И мы смеемся? Над кем? Над собой. Гоголь верно заметил. Я не буду возражать. Если это в порядке анекдота один русак другому трекнет. Не буду я при этом чувствовать национального унижения. А Клару никогда не признаю русской и поэтому не принимаю ее хохмочек о якобы русской действительности. Это продукты другого национального сознания. Но продукты очень опасные. Ядовитее газа люизита или цианистого калия. Сознают ли это все русские люди? Очень сомневаюсь. А почему все это проходит? А кто заправляет всем искусством? Михаил Швыдкой и все его единоставленники, и даже единоверцы. И одному Богу молятся — зеленой бумажке с именем доллар. Который заказал всю эту музыку, хоть на «Милицейской волне», хоть на телеканале «Звездочка».
Поэтому наши парни по определению министра обороны Сергея Иванова дебильны. Каждый четвертый. Поэтому так много их сидит на игле и в колониях. Разрушены у них моральные устои и крепи. Миллиардный бизнес на культуре обогащает жалкую кучку этих якобы людей искусства и совершенно не дает прорасти подлинным талантам. 1 июля на празднике газеты «Советская Россия» ее корреспонденты на концерте встретились с Геннадием Каменным и рядом певцов уникального дарования. Мы их спрашивали, почему их не видим, не слышим на эстраде, на радио, на телевидении с начала «перестройки»-капитализации всей страны? Ответ был предсказуем. Он следует из моей статьи. Властям, капиталистам, пастырям их не нужно настоящее искусство. Глиняная свистулька куда как более для них востребована, чем соловей. И покуда швыдкие будут проводить их культурную контрреволюцию, нашему русскому народу не слышать родных напевов, не плакать вместе с замерзающим на Волге ямщиком, не ходить в пляс под удалую, лихую, шальную, все видавшую в жизни гармонь.
В эпиграфе у меня стоит словесно-поэтический портрет русской женщины. Моей ли матери, моей ли жены, моей ли дочери. Может быть, не моей. Другого русского человека. Других русских людей. И вот, пока мы будем находить у них необыкновенно красивую и сильную русскую душу, жить будем. Жива будет страна Россия.