Окончание. Начало в №33 за 30 марта 2006 года.

10. Как же видится через призму новой идеологии настоящий момент, с которого начинается путь России в будущее? В.Ю.Сурков характеризует его так: «Мы только переходим от политики стабилизации к политике развития». Этот тезис сразу же отрывает «партию власти» от реальности.
Действительно, в разных выражениях нынешняя власть в течение последних месяцев дает понять гражданам, что стабилизация достигнута, переходный период завершен, начинается «политика развития». Этот пробный шар массовым сознанием отбит, и никто и ожидать не мог, что В.Ю.Сурков его выскажет как официальную установку. Какая стабильность, какое развитие? Каковы критерии для такой оценки? Согласно опросам, более половины населения считает, что страна вообще «идет не туда». Так считают люди на основании собственного опыта и множества обыденных деталей. Если же обратиться к жестким абсолютным показателям, то нужно было бы сказать нечто совершенно противоположное, примерно такое: «Мы входим в новый период нестабильности и должны мужественно взглянуть в лицо реальности. Сократить неизбежные страдания и смягчить потрясения мы сможем, только если общество консолидируется вокруг проекта, закрепленного социальным пактом».
Известно, почему нам грозит новый раунд нестабильности — подходит к концу советский ресурс, на котором страна протянула 15 лет. Поток нефтедолларов, который пролился на Россию за последние пять лет, направить на капитальный ремонт и модернизацию обветшавших систем не удалось. Время мы также растратили. Нас ждет вал отказов и аварий, который мы при нынешнем состоянии общества и государства остановить не сможем. Мы должны стряхнуть с себя парализующие нас догмы и паутину теневых обязательств и мобилизоваться как общество и народ».
О том, что именно так обстоит дело, говорят никем не ангажированные ответственные специалисты всех отраслей, обеспечивающих само выживание страны. Не будем перечислять здесь все те необходимые для жизни страны системы, которые уже держатся на ниточке. Они продолжают служить лишь благодаря заложенному в них огромному запасу прочности и героическому творческому труду работников, которые продлили ресурс больших технических систем сверх всяких теоретических возможностей.
Два года назад руководство Госстроя сообщило, что для стабилизации положения в ЖКХ (переселить людей из аварийного жилого фонда, произвести срочный ремонт полностью изношенных участков теплосетей и вопровода и пр.) требуется 5 трлн. рублей — 180 млрд. долларов. Это нереальная, заниженная сумма, ее не хватит даже на срочный ремонт инфраструктуры. Но ведь ничего подобного этим величинам в восстановление ЖКХ после этого не вкладывалось! С какой же стати положение вдруг само собой стабилизировалось? Стены аварийных домов укрепились, а свищи на ржавых трубах заросли? А ведь это одна из ключевых систем жизнеобеспечения, целый срез государственной безопасности.
Здесь нет возможности подробно говорить о состоянии всех больших технических систем — материально-технической базы промышленности, транспорта, сельского хозяйства, здравоохранения, армии и т.д. Но в целом и речи не может быть о том, что достигнута стабилизация. На некоторых участках удалось замедлить темп деградации, не более того. Посудите сами: основные фонды практически всех отраслей хозяйства изношены запредельно, ни о каком развитии с ними говорить нельзя — дай бог, чтобы они продержались до прихода новой техники и технологий. Но коэффициент обновления основных фондов в целом по стране — всего 2% от имеющихся фондов! Это несопоставимо с темпом старения и «умирания» наших фондов. Не могут оставшиеся в России машины и оборудование проработать еще 50 лет в ожидании их замены. Ну к кому может выйти «Единая Россия» с такими оценками текущего момента? Ведь люди, работающие на машинах и станках, на тракторах и на ТЭЦ, знают положение дел.
Вдумаемся в важнейшее для идеологии понятие «политика развития». К чему мы «переходим», какой смысл вкладывает В.Ю.Сурков в эти слова? Всем известно, что в 90-е годы в РФ проводилась политика деиндустриализации. Это не метафора, именно это страшное слово произносилось руководством правительства на уровне вице-премьера. Динамика процесса наглядно проявлялась в сотнях натурных показателей. Более того, эта политика была осознанной, под нее была подведена целая философская база. Говорилось, что советское хозяйство «работало само на себя», что у нас производилась масса ненужного металла, ненужной электроэнергии, ненужных тракторов и т.д. С такими заявлениями выступали политики и академики — А.Н.Яковлев, А.Г.Аганбегян и др.
Например, Н.П.Шмелев так формулировал промышленную политику РФ (1995): «Наиболее важная экономическая проблема России — необходимость избавления от значительной части промышленного потенциала, которая, как оказалось, либо вообще не нужна стране, либо нежизнеспособна в нормальных, то есть конкурентных, условиях. Большинство экспертов сходятся во мнении, что речь идет о необходимости закрытия или радикальной модернизации от 1/3 до 2/3 промышленных мощностей». Модернизация, как мы знаем, не состоялась, а ликвидация или омертвление мощностей — да.
Чтобы от этой политики перейти к политике развития, требовалось совершить, как говорил Мандельштам, «огромный, скрипучий поворот руля» — сменить и философию, и стоявших у руля ее приверженцев, и, главное, потоки материальных ресурсов. Мог ли этот поворот пройти незамеченным? Нет, это невозможно. Никаких признаков этого поворота нет, и тезис В.Ю.Суркова не согласуется с реальностью.
Более того, даже философия деиндустриализации никуда не делась. Тот же академик А.Г.Аганбегян сказал недавно в Новосибирском госуниверситете: «Рынок — это система, где производится то, что может быть оплачено со стороны потребителей. В плановом хозяйстве производилось много продукции, которая не была востребована… Поэтому переход к рынку — крайне болезненная вещь, связанная с огромным сокращением производства». Где же тут признаки развития? Есть только колебания платежеспособного спроса, зависящие от мировой цены на нефть.
Если уж быть точными, то в 2001—2002 годах Министерство промышленности, науки и технологий по указанию президента занималось выработкой концепции инновационного развития России. К этой промышленной политике предполагалось перейти от сырьевой ориентации экономики. Тогда работали группы специалистов, регулярно собирались совещания. Выводы были очень тяжелыми: «слезть с нефтяной иглы» уже тогда было очень трудно ввиду произошедшей деформации структуры хозяйства, инерции сырьевых отраслей и того конфликта интересов, который возник бы при таком переходе. В то же время признавалось, как сказано в одном документе, что «выход из кризиса и развитие России как страны, с сохранением ее территории и народа, возможны лишь через инвестиционно-инновационный вариант («новая индустриализация»). Вариант, основанный на экспорте природных ресурсов, этого не обеспечивает».
Предлагался компромиссный вариант поэтапного перехода от сырьевой ориентации к инновационному развитию, но предупреждалось, что «для выдвижения даже такой программы требуется большое политическое мужество, поскольку придется лишить общество некоторых иллюзий, внедренных в массовое сознание на первом этапе реформы». Иными словами, для такого перехода требовалась мобилизация ресурсов.
Что произошло за последующие пять лет? Идея даже такого мягкого перехода была отброшена, без всякого диалога было принято решение превратить Россию в «энергетическую сверхдержаву», которая открывает свои нефтегазовые кладовые мировой цивилизации. Это значит, что на развитие отечественной промышленности энергоресурсов не будет. Соответственно быстрыми темпами продолжился демонтаж остатков российской науки и была начата реформа образования, лишающая Россию собственного научно-технического потенциала. Переход к «политике развития» снят с повестки дня, все силы направляются на изъятие сырья из недр России и на надежное функционирование Трубы. Быть может, это неизбежно в данный момент — нет смысла об этом спорить. Главное в том, что в такой ситуации нельзя включать утверждение В.Ю.Суркова в государственную идеологию: оно станет одной из мин, которые эту идеологию взорвут с ущербом для всего общества.
И ведь сам В.Ю.Сурков не может этого не видеть. Поэтому он вставляет в свой доклад оговорки, которые делают его внутренне противоречивым. Он говорит: «Экономический рост у нас большой… не всегда понятно, что там у нас растет. Знаете, бывают такие нехорошие болезни, тоже что-то расти начинает, а потом плохо заканчивается… Надо использовать свои конкурентные преимущества и развивать их. Потому что если у вас сильные ноги, вам лучше прыгать в длину, а не в шахматы играть… Концепция России как энергетической сверхдержавы, мне кажется, вполне соответствует этому подходу. Все-таки топливно-энергетический комплекс — это главный наш экономический комплекс, который дает львиную долю национального продукта. Естественно, речь ни в коей мере не идет о том, что надо быть и оставаться так называемым сырьевым придатком».
Нет уж, как раз речь «в полной мере идет о том, чтобы нам быть и оставаться сырьевым придатком». И всем вполне понятно, «что там у нас растет». Сказано точно: у нас началась нехорошая болезнь, которой переболели или еще болеют многие страны, превращенные в бензоколонки Запада.

11. Как же видятся в свете новой идеологии предпосылки для построения в РФ благоденствия? В.Ю.Сурков пишет: «Думаю, что два стратегических условия должны обеспечить долгосрочное устойчивое развитие — демократия и суверенитет». Тут проявляется общая слабость всей этой идеологической конструкции: в ней исключены противоречия, способ разрешения которых и составляет всегда сердцевину проекта. Сказать: «Мы хотим быть богатыми и здоровыми» нетрудно, но идеологией это быть не может. Людям нужен ответ на вопрос: как стать богатым, не подорвав здоровье непосильным трудом?
Коллективный опыт граждан России говорит, что им ради сохранения «суверенитета» периодически приходилось жертвовать «демократией», собираясь в рамках того или иного мобилизационного проекта. Ведь все помнят Великую Отечественную войну — попробуйте представить ее себе в условиях нынешней, а тем более ельцинской демократии. Значит, понятия демократии и суверенитета связаны сложными диалектическими отношениями, соединение их просто союзом «и» выхолащивает тезис. Необходимо объяснить людям, как разрешить это противоречие.
Мы же видимо воочию: любая попытка национального государства сохранить суверенитет в нынешнем кризисном состоянии мира (условно «глобализация») делает это государство в глазах Запада страной-изгоем, а его политический порядок называют тоталитаризмом со всеми вытекающими последствиями. Милошевич уже умер в тюрьме, Саддам Хусейн на грани этого, Лукашенко держится на почти единодушной поддержке народа (включая народ России). Иными словами, в современной политической философии Запада категории демократии и суверенитета являются взаимоисключающими. Попытка В.Ю.Суркова расшифровать смысл термина лишь ухудшает положение. Он говорит: «Суверенитет — это не крепость Россия, как трактуют некоторые наши критики… Суверенитет — это открытость, это выход в мир, это участие в открытой борьбе. Я бы сказал, что суверенитет — это политический синоним конкурентоспособности».
При чем здесь конкурентоспособность? Вспомним недавнюю историю. Был ли СССР конкурентоспособен в 30-е годы? В общепринятом смысле — нет. Чтобы наскрести денег на тракторы для колхозов, продавали картины из Эрмитажа, больше нечего было отправить на рынок. Но зато был надежный суверенитет, это бесспорно. В 1975 году Вьетнам изгнал со своей земли войска США. О конкурентоспособности тогда и речи быть не могло, но страна стала суверенной. Нет жесткой связи между этими понятиями, а когда она есть, то первичным является как раз суверенитет. Если он есть, то государство может быть конкурентоспособным, а может и не быть — это вещь вторичная. А уж если суверенитета нет, то надо становиться вассалом какой-то державы, иначе ограбят. Какая уж тут конкурентоспособность.
Вообще, конкурентоспособность — категория свободного рынка, категория обмена, лишенного всяких внеэкономических ценностей. А суверенитет — категория политическая. Суверенитет — это именно создание границы, закрытость целостности (страны) от внешней среды, защита происходящего внутри этой целостности соединения элементов от растаскивающего их рынка. Если суверенитет — «это выход в мир, это участие в открытой борьбе», то это выход именно из крепости. Если «суверенитет — это открытость», то это открытость крепостных ворот, которые захлопываются, если в крепость пытаются ворваться враги любого типа. Сам же В.Ю.Сурков говорит о 90-х годах: «Фактически страна была на грани потери государственного суверенитета». Да, это так, но ведь тогда Россия не была никакой крепостью, а была раскрыта, как проходной двор.
Сложность проекта для России в том и состоит, что она должна восстановить достаточный для выхода из кризиса уровень суверенитета, не превратившись при этом в закрытую крепость. Это задача трудная, но без ее решения не преодолеть кризиса. Сейчас, например, большая часть общества боится вступления России в ВТО — именно потому, что в погоне за конкурентоспособностью (не очень понятно, каких отраслей) страна рискует полностью потерять суверенитет. Например, из-за поглощения слабой банковской системы РФ западными финансовыми монстрами, из-за разорения отечественных наукоемких производств, из-за полной утраты собственной системы НИОКР. В.Ю.Сурков же представляет глобализацию в розовом свете. Он утверждает, что глобализация всем несет выгоды — с той лишь разницей, что одним больше, другим меньше. Он говорит: «Выгоды от глобализации распределяются неравномерно. Не хочу сказать, что они распределяются несправедливо, хотя многие думают так, но они неравномерно распределяются».
Говорить о справедливости тут неуместно, не о ней речь, а о том, что для очень многих стран и культур глобализация несет угрозу. И сопротивление глобализации вызвано не жадностью тех, кто боится получить выгод меньше, чем сосед, а опасностью быть стертыми с лица земли. Вот бы и сказал В.Ю.Сурков своей партии: мы все просчитали и утверждаем, что никаких угроз для жизненно важных систем России срочное вступление в ВТО не создает. Но таких слов он не сказал...
12. Характеризуя настоящий момент, В.Ю.Сурков ни словом не коснулся того кризиса государственности, который РФ переживает уже в послеельцинский период. Он представляет дело так, будто бегство государства от ответственности закончилось с уходом Ельцина.
Да, в последние 6 лет кризис государственности приобрел новые формы, но он настолько очевиден, что странно замалчивать эту большую проблему в таком докладе. Достаточно вспомнить данные о катастрофически низкой управляемости государственным аппаратом, измеряемой долей невыполненных распоряжений президента, или о катастрофически высоком уровне коррупции. В СМИ почти еженедельно появляется очередной скандал, поднятый в высших сферах государственной власти.
Вот красноречивый недавний случай: государственный чиновник, директор РАО ЕЭС А.Чубайс заявил, что уже «дал распоряжение» составить план отключения объектов Москвы от энергоснабжения, если мороз продлится три дня. В ответ — страстные возражения мэра Москвы. Что за провокация! Почему поставщик товара (энергии) определяет, какие объекты в столице РФ он будет отключать? Ведь приоритеты в распределении энергии при чрезвычайной ситуации — вопрос государственной безопасности и вообще политики, а никак не продавца. Какими полномочиями наделен Чубайс в государстве? Этот его демарш — свидетельство кризиса государства, наличие в системе «серых» зон теневой власти.
Для чего в докладе В.Ю.Суркова вдруг делается странный комплимент: «Русские, россияне, уже 500 лет являются государствообразующим народом, мы нация, привыкшая к государственности»? Что значит «нация, привыкшая к государственности»? И какой смысл в том, что в качестве государствообразующего народа через запятую перечислены русские и россияне? Видимо, имеется в виду, что не только русские строили Россию. Но зачем вообще походя затрагивать такой большой и сложный вопрос! Ведь РФ — это вовсе не та историческая Россия, которую мы строили 500 лет. Русские сегодня переживают историческую катастрофу — они не сохранили ту государственность, к которой «привыкли» и которую были обязаны беречь. Страну расчленили, и это личная трагедия десятков миллионов людей.

13. Всем понятно, что уже 20 лет наше общество переживает глубочайший культурный кризис. Им поражены все срезы нашей культуры — от мировоззрения до обыденных норм поведения. Это проблема общенациональная (и даже шире, поскольку симптомы сходного кризиса проявляются во всех культурах индустриальной цивилизации). В докладе, который призван задать установки новой идеологии государственной власти, никак нельзя было обойти этой стороны текущего момента, ведь все равно о нем все так или иначе думают.
Одним из проявлений этого кризиса стала необычная и труднообъяснимая деградация той части общества, которую теперь условно называют элитой. Философ А.Н.Панарин говорит о беспрецедентном в истории национальном предательстве элиты. Но ведь элита, предав свой народ, просто исчезает по определению. Мы лишились того тонкого и неопределимого слоя, который выполнял важную роль в собирании людей в народ. Это ставит перед всеми организованными политическими силами необычные трудные задачи.
Как же В.Ю.Сурков трактует эту проблему? Здесь есть и неприемлемые упрощения, и ошибочные постулаты.
Во-первых, совершенно неадекватным введением в тему надо считать замечание о том, как формировалась элита в советском обществе: «Большая проблема была в том, что такое замкнутое общество… воспроизводило неэффективную элиту». Сталинские наркомы, когорта главных конструкторов, советские маршалы, Курчатов и Харитон, Стаханов и Уланова — неэффективная элита? Как можно назвать их неэффективной элитой! А ведь именно они — прототипы, по которым «производилась» элита советского рода. То, что мы можем собрать для примера сегодня — это «продукт», сделанный еще по тем же лекалам.
Зачем же лягать из чисто конъюнктурных соображений опыт своей страны, который нам надо еще изучать и изучать. Мы же до сих пор плохо знаем, как был устроен советский механизм отбора, выращивания и продвижения элитных кадров, как был налажен контроль за ними и их выбраковка. Не знаем мы и тех факторов, которые привели к эрозии, конформизму, а затем и предательству элиты позднего СССР. Тут еще очень много неясного. Но главное — сам факт, что из социальной толщи людей нашей культуры при очень скромных финансовых средствах в течение целого исторического периода удавалось формировать и воспроизводить мотивированную, квалифицированную и творческую элиту для всех сфер общественной деятельности и в массовом масштабе.
Сейчас у нас в этом деле — провал по всем критериям. Посмотрите, куда скатились наши старшие школьники при международных сравнениях (олимпиады и пр.). А раньше всегда были на первых местах. О чем думает большинство студентов элитарных вузов? О том, чтобы найти местечко с очень высокой зарплатой, а еще лучше за рубежом. Но главное, что за последние 10 лет наши студенты и по типу мышления приблизились к западным бакалаврам, приобрели убогие черты мышления среднего класса. А ведь еще в начале 90-х годов у них сохранялся тип аристократического цельного мышления. Как мы будем вылезать из кризиса, если эти тенденции сохранятся? Ведь и сам В.Ю.Сурков признал страшную вещь: «Нет ни одного крупного экономического или социального достижения, которое совершило бы наше с вами поколение».
Сама собой такая импотенция не пройдет. Требуется осторожное и вдумчивое лечение. Что же предлагает В.Ю.Сурков «партии власти»? Он представляет Россию архаичным феодальным обществом, спасение которого в появлении буржуазии с ее мессианскими качествами. Он говорит о кризисе российской элиты: «Здесь есть одно лекарство, по большому счету — формирование национально ориентированного ведущего слоя общества… Если наше деловое сообщество не трансформируется в национальную буржуазию, то, конечно, будущего у нас нет».
Неужели «Единая Россия» клюнет на такую идеологему? Не очень-то высок интеллектуальный рейтинг этой партии, но все же… В стране с еще высокой культурой, с огромным контингентом специалистов, самоотверженно и виртуозно сохраняющих дееспособность давно выработавших свой ресурс технических и социальных систем, собирать элиту из жирных котов, которые в смутные времена получили добротные, на полном ходу, предприятия и сумели их обрушить и разбазарить! Чем эта публика заслужила право стать ведущим слоем общества? Куда она может его повести? В одной только нефтедобыче наша «успешная» буржуазия умудрилась снизить производительность труда в четыре(!) раза.
Но В.Ю.Сурков не ограничивается указанием на классовый характер той элиты, которую должна утвердить его партия. Он точно характеризует ее генезис, ее культурный генотип. Эта его установка еще страшнее и таит в себе еще большие опасности для России и ее народа. Он говорит: «Одно из самых важных достижений 90-х, мне кажется, то, что в такой достаточно зоологический период нашего развития к ведущим позициям пробились по-настоящему активные, стойкие, целеустремленные и сильные люди, материал для формирования нового ведущего слоя нации».
Вот кто должен, по мнению В.Ю.Суркова, нас вести и решать нашу судьбу: не те, кто в «зоологический период нашего развития» устоял и сохранил верность идеалам добра и человеческой солидарности, чувство ответственности за будущее страны и народа, а те активные и сильные люди, которые в условиях действия «закона джунглей» сумели «пробиться к ведущим позициям». Так и сказано — пробиться.
Вот только куда они нас приведут?

 

 

С.А. БАТЧИКОВ