Промелькнули последние березовые колки, мост через речку, и потянулась вдоль трассы шеренга старых тополей с лохматыми перевернутыми шапками прошлогодних грачиных гнезд. Сейчас автобус дальнего следования сделает остановку по требованию и оставит меня в метельных сумерках на обочине дороги. Снова, уже в который раз, зашевелился в душе червячок сомнения: не зря ли затеяла эту поездку по старым адресам, рискованное дело — путать, сдвигать эпохи.
Небольшой экскурс в историю. Собственно, когда и как все началось. Это было в далекой нашей молодости. По заданию газеты я приехала в Сибирь на конкурс мастеров машинного доения (проводились в нашей стране такие соревнования). Это теперь на телеподиумах идут схватки замороченных рекламой претендентов и претенденток в звезды. А тогда обычные люди, любящие и хорошо владеющие своим делом, съезжались со всей страны потягаться в профессиональных знаниях, умении, высоком мастерстве.
Соревнование животноводов проходило в одном из пригородных совхозов, а разместили участников в городской гостинице. Мы с Машей Бакчеевой, дояркой с Урала, оказались в одном номере. Часто потом вспоминали с ней о том везении — нашли друг друга.
Хозяйство, в котором трудилась Мария, являлось опытной базой научно-исследовательского сельхозинститута, так что местные рабочие постоянно контактировали с учеными. На ферму Маша пришла после девятого класса — заставили домашние обстоятельства. Упорная, самолюбивая девчонка-трудяга быстро освоила работу и оказалась среди лучших. Для институтских специалистов, курировавших ферму, Бакчеева стала находкой — не просто старательный исполнитель опытов, а работник необыкновенно любопытный, инициативный. С ней охотно общались, растолковывали суть программ, учили. Маша, с ее въедливым, цепким умом, уникальной памятью, губкой впитывала не только опыт и ученость старших — их образ мыслей, поведенческую культуру. Одним словом, на конкурс животноводов Мария Бакчеева приехала во всеоружии, своими теоретическими и практическими знаниями наповал сразила и участников, и жюри. Веселый нрав, общительный характер, умение подсказать, помочь тоже принесли очки. В конечном счете — победа. Домой она приехала чемпионкой!
Следующий важный жизненный этап — учеба в Троицком сельхозтехникуме. Бакчеева старательно готовилась к поступлению на заочное отделение, в каждом письме добросовестно «докладывала», что и как, и вдруг огорошила сообщением: дома неполадки, поехать на вступительные экзамены не смогла, опоздала. Это значит — потерян еще год?!
Я уговорила свое начальство и, воспользовавшись командировкой в Челябинск, сделала небольшой крюк, заехала в Тимирязевский. Машино руководство тоже проявило понимание и даже помогло нам с транспортом. В Троицке экзамены действительно уже финишировали. Но в техникуме правильно рассудили, что иметь в числе студентов чемпионку России небесполезно для коллектива. И не ошиблись. Мария никогда не позволяла себе просто числиться. Она училась и участвовала во всех техникумовских мероприятиях с полной отдачей. Через пять лет ей торжественно вручили красный диплом, а госкомиссия резюмировала: дипломная работа выпускницы Бакчеевой равноценна институтской.
Таким был старт — как видим, старт успешный. А дальше... Попробуем оглянуться и оценить длину и рельеф дороги, что привела Марию от чемпионской медали лучшей доярки на лацкане народного жакетика к Звезде Героя. Если в трех словах, то дорога была протяженной, крутой, ухабистой. Можно еще добавить любимое Машино выражение: «И всегда в гору»!
...«Передовик соцсоревнования», «герой труда» — сегодня обезличенные слова. Сколько уничижительной иронии, убийственного сарказма израсходовали новые идеологи, чтобы выхолостить и исказить их смысл. «Безгласные пешки», «подставные, декоративные фигуры, которых выдвигала и задвигала партия, советская власть» — это про Машу и ее соратников. Не буду спорить, просто доскажу бакчеевскую историю.
Маша вышла замуж за своего одноклассника, доброго красивого парня, но пожили они вместе всего ничего. За участие в пьяной драке Анатолий попадает в тюрьму. У Маши на руках две дочки-малышки и больная мать. Одна кормит семью, работает, учится, тянет кучу общественных дел. Есть люди, для которых главное — всласть поесть, а есть такие, для кого работа — всласть. Маша из последних. Работала до седьмого пота, но не тужила. На лице — улыбка, на языке — шутка да песня. На ферме у нее все коровы — красавицы и подруженьки, с полуслова ее понимают. За уход, заботу и ласку одаривают хозяйку большим молоком. Продуктивность бакчеевской группы растет — превышены совхозные, потом районные, областные показатели.
А еще в кругу Машиных добровольно-обязательных дел — контакты со школой. Профориентация для совхоза и сельской средней школы — проблема в те времена общая. Бакчеева отвечает за практику старшеклассников в животноводческом комплексе. К выпускным экзаменам они — уже готовые мастера машинного доения. До того малопривлекательная профессия доярок и дояров становится в Тимирязевском престижной. Все призовые места, все ступеньки пьедестала почета на районных, областных соревнованиях животноводов за бакчеевскими подопечными.
Теперь мы видимся с Машей не только на Урале, а и в Москве. Она делегат профсоюзного, потом партийного съездов. Гость редакции «Советской России». Выступает на страницах нашей газеты. Ум у Марии острый, критический, мыслит она смело, дерзко, широко. В Москву приехала с пакетом проблем, которые не решаются дома, нужна более высокая и заметная трибуна. На один из своих материалов, опубликованных в «Советской России», Мария получила мешок читательских откликов. Значит, не пустые поднимала вопросы. Значит, ее голос, искренний, взволнованный, трогал души людей.
Не знаю, как на все ее хватало. Видно, Бог в придачу к талантам дал ей и силу воли незаурядную. Тратила она себя, не скупясь, не экономя. Приезжала домой из столицы или из области и — ни выходных, ни отпускных. Наверстывала упущенное время, трудилась за себя и за подруг, которые подменяли ее в дни отлучек. Уж кто-кто, а Бакчеева всегда могла отчитаться за каждый литр молока, за каждый грамм привесов, значившихся в итоговых ведомостях напротив ее фамилии. Вот и представим, сколько тонн «весила» звездочка, что наконец засияла на груди у Марии...
— Пожалуйте в гости к пенсионерам, — выскочив на крыльцо, провозгласила Маша, — в этом качестве вы нас с Анатолием еще не видели.
И правда, трудно мне представить Машу, Марию Архиповну, пенсионеркой. По-прежнему подвижная, шумливая, голосистая. Все у нее вокруг блестит, стол накрыт, но она продолжает хлопотать между кухней и залом (так у них называется парадная комната). Дает последние распоряжения мужу и внучке.
— Как раз к вашему приезду успели сделать косметический ремонт, — поясняет Анатолий Федорович, — переклеили обои. А потолок — исключительно работа старшей дочери Лены, мозаика из ламинированной плитки. В спальне — роспись по штукатурке на любимую отцовскую тему «Эх вы, кони!». Среди мебели тоже есть новинки. Два года назад пришлось продать вторую корову, тогда и купили стенку и главное — пианино для внучки Регины.
На столе между тем ждут яства. Соленья, варенья из погреба — это как бы само собой разумеющееся. Гвоздь пиршества — жаркое прямо из печи, из свежайшего мяса (накануне закололи барана).
После длительной разлуки трудно сосредоточиться на одной теме. Серьезное и смешное, веселое и грустное — все вперемешку. Немного погодя, выходим во двор на экскурсию — Маше не терпится продемонстрировать свою мини-ферму. Каждой живности — соответствующий комментарий. Со Звездочкой я уже знакома, у нее есть потомство — такой же красавец жеребенок. Корова Цыганка недавно принесла телочку. Рядом на насесте куры — несутся всю зиму. Напротив — овечий загон. Мои ноги уже греют связанные Леной носки из необыкновенно мягкой пушистой шерсти (такая порода!). Подворье охраняет серьезный пес на цепи и маленький юркий Дружок в свободном режиме. С грызунами усердно борется кот. Не оставили мы без внимания и запасы душистого, бережно складированного сена (заготовлено и свезено в лучшие агрономические сроки!).
— С таким богатством нашей живности любая зима не страшна, — в один голос хвастаются Бакчеевы.
Вернулись в дом, за стол, и вдруг заминка. Регина раньше других заметила тень, промелькнувшую на Машином лице:
— Опять болит, бабуля?
Маша отмахнулась:
— Все в порядке.
А девочка уже сообразила, как успокоить, отвлечь бабушку. Подошла к окну, отодвинула штору:
— Смотрите, снова снег. А я как раз песенку сочинила про это — «Снег идет». Давайте сыграю.
И расцвели лица бабушки и деда. Еще бы, внучка за фортепьяно! Чего еще желать? Все в сборе, хозяин не пьет, в доме тепло и сытно, есть чем гостей попотчевать. Для стороннего взгляда — благополучная, счастливая семья. Хоть картину пиши, хоть клип снимай — «Зажиточное фермерское семейство на отдыхе»...
Всей душой хотела бы и я назвать Машин дом счастливым уголком среди смурной, непредсказуемой российской жизни. Но в голове теснятся иные слова и эпитеты. И когда по возвращении в Москву возьмусь за перо, переберу в памяти все детали и перипетии, бакчеевский дом предстанет перед мысленным взором отнюдь не безмятежной обителью, тихой пристанью, а скорее, кораблем, который наперекор стихии пробился сквозь бури и ураганы. Велики трещины в его корпусе, не полностью заделаны пробоины, скрипят мачты, и все же он выдюжил, выжил.
Нет в России семьи (о политических и финансовых олигархах речь, разумеется, не идет), которую бы не тряхнуло, не разорило время реформ. И нет ни одной беды, из свалившихся в конце века на российский народ, которая бы обошла Машино село. Безработица, беззарплатица, запойное пьянство, воровство, шарлатанство магов и колдунов — в какую из этих напастей ни ткни — все они посетили Тимирязевский, в каждый дом вторглись, в каждой семье оставили горькие меты.
Лихолетье 90-х. Как страшный сон вспоминает Мария Архиповна черный год, когда все началось. Рушилось производство, в совхозе вместо зарплаты выдавали мизерные суммы и то только в экстренных случаях: на похороны, погорельцам. Институт, в котором работала Лена, расставался со своими сотрудниками. И получилось — кругом обвал. Старшая дочь с ребенком на руках — без работы. Младшая Галя, закончившая училище Легпрома, тоже. Галя сметкой, работоспособностью в мать. Освоила еще одну специальность — строительную, но и на отделочников нет спроса. Выход представлялся в одном: уехать, и подальше. Может, в дальних краях отыщется работа, пригодится ее умение.
Как в грозные военные годы, выручали крестьянскую семью корова и огород. Спины не разгибала Маша: кормила, одевала родных, мужа от затопившего поселок алкоголя обороняла. И тут тихой сапой подкралась к ней болезнь.
— Мы все тогда, — говорит Мария Архиповна, — ходили, будто одурманенные, загипнотизированные наглым правительством, опустившим руки местным начальством да расплодившимися повсюду предсказателями-экстрасенсами. Словно разум потерявши, пошла я к одной знахарке, объявившейся в Тимирязевском. Отнесла последние деньги. А в результате — через неделю едва на «Скорой» до райбольницы дотянула.
Там первым делом тоже спросили, есть ли деньги. Но на врачей Мария не в обиде, они о деньгах спрашивали не из корысти: больница, как все, сидела на голодном пайке: ни лекарств, ни материалов. Спасибо, операцию сделали хорошо, квалифицированно...
Едва встала Мария на ноги — к ней посыльный из конторы. Зовут к директору: — Мария Архиповна, выручай. Больше некому. На комплексе падеж. Остатки поголовья убывают с каждым днем. И без сетований начальства знала Маша о катастрофе: коровы не кормлены, не доены, доярки и скотники, если на работу и ходят, то лишь затем, чтобы унести с комплекса ведро-другое кормов. Дисциплина, порядок — даже слова эти из обихода выброшены. Уникальное высокопородистое стадо, в которое было вложено столько общих, в том числе и ее, сил, — на краю гибели. Могла Маша отмолчаться, отсидеться на своем подворье, но... В России всегда в конце концов находится тот, кто грудью на амбразуру!
...Пока Мария Архиповна и Анатолий Федорович спасали общественное добро, грянула беда на личном фронте. Прилетела с Севера дурная весть. Младшая дочь к тому времени зацепилась в Воркуте. Обитала в общежитии, растила девочку, как-то прислала фотографию папы-кавказца. На сей раз телеграмму отбила комендант общежития: «Галя пропала по пьянке. Ребенок брошен. Срочно приезжайте за внучкой».
Посадил Анатолий Федорович Машу на поезд. Подоспела бабушка вовремя: на девчушку уже нашлись заезжие покупатели. Как вырвала Регинку из грязных цепких рук, как домой везла, как потом из детской головенки выкорчевывала недетские видения — все это выкинуть из своей памяти и сердца Маше не удается. Еще одна ее хроническая болячка.
Телефонный звонок раздался, когда, казалось, не было никакого просвета в жизни. Звонок не местный, междугородний. Приглашали в Челябинск, на областное собрание работников сельского хозяйства. Мария удивилась и почти не поверила услышанному. Собирали всеми кинутых униженных сельчан, да еще в здании Оперного театра. Передававший сообщение конфиденциальным тоном добавил: желательно прибыть в парадной форме и с правительственными наградами.
Открыл «большой сельский сход» губернатор области Петр Иванович Сумин. Сказал, что обращается к собравшимся в зале лучшим мастерам южноуральской нивы и ферм за советом и помощью. Без их участия обрушенное село не поднять, к нормальной жизни не вернуться, прежних урожаев и полновесной животноводческой продукции не получить.
Место Маши оказалось в первых рядах. Увидев знакомые лица, она отвлеклась на момент. Сосед по креслу тронул ее за рукав:
— Кажется, речь идет о вас.
Сумин говорил о Герое Социалистического Труда, замечательном специалисте и удивительной самоотверженной женщине. Маша подняла лицо, и губернатор, улыбнувшись, повторил под аплодисменты:
— В президиум приглашается легенда нашей области Мария Архиповна Бакчеева...
Такой Мария человек: на языке прошлого — человек ответственный. Обозначена цель, и мозг Маши, как компьютер, уже ищет варианты, как и чем она, герой и легенда области, может поспособствовать решению государственной задачи. На той же неделе подвернулась и удачная подсказка. К Бакчеевым заехал директор областной школы повышения квалификации прозондировать: не сможет ли Мария Архиповна помочь в обучении животноводов в нескольких хозяйствах с выездом на место?
День спустя спозаранку Мария уже тряслась на «жигуленке» по стылым ухабам в отдаленное село, старалась не опоздать на утреннюю дойку.
Приехали на ферму. В маленьком захламленном закутке у доярок перекур. Для Бакчеевой такая картина хуже личного оскорбления. Разве ее черно-пестрые красавицы подпустили бы к себе обкуренную, нетрезвую доярку?! Нет, не так были воспитаны. Здешние коровы, видно, все терпят, соответственно и расплачиваются козьими удоями. Маша, однако, женщин корить не стала. Люди тоже адекватно отвечали на условия, в которых приходится работать.
Зато в других хозяйствах — из тех, что предстояло курировать Марии, — дело удалось сдвинуть, можно сказать, с первого посещения. Здесь за год до того сменилось руководство. Хозяйство возглавил знающий специалист, умелый организатор, не по своей воле переселившийся из Казахстана. За ним еще подтянулись люди. Взялись за восстановление производственных помещений, ремонт техники, привели в порядок ферму. А с кадрами — провал. Опытные животноводы разбрелись куда попало. Пришлось набирать всех подряд, кто хотел заработать. Только копейка в руки новобранцам не давалась. Тут Бакчеевой и представилась возможность развернуться — научить доярок взять больше продукции, а значит, и больше заработать.
Не обижаясь на недоверчивые ухмылки, скептические реплики, Маша вначале обо всем расспросила, немного рассказала о своих приемах и попросила разрешения подоить нескольких коров по выбору хозяев. При этом, вроде в шутку, пообещала, что каждая из коров отдаст ей, гостье, на пол-литра, а то и на литр молока больше. Замеряли результаты со смешками, с придирчивой тщательностью. Когда же убедились, что приезжая коллега спрогнозировала результаты точно, сработала быстро, красиво да с немалой прибавкой молока, отбросили амбиции, засыпали Марию Архиповну вопросами, условились о дальнейших встречах.
Присутствовавший на дойке директор хозяйства сходу оценил незаурядность Бакчеевой, ее знания и мастерство. На следующие занятия собрал не только доярок и скотников, но и специалистов среднего и высшего звена. Совместно обговаривали, как усовершенствовать на комплексе всю технологическую цепочку. У людей появился стимул в работе. О настроении Марии Архиповны и говорить нечего. Силы удвоились, она снова была востребована.
Мария собрала группу из молодых животноводов, занималась с ними дополнительно. В районе решили вернуться к прежней практике — возобновить конкурсы мастеров.
Все это события двухлетней давности, а в день моего приезда в Тимирязевский Маша развернула свежую районную газету и вслух зачитала корреспонденцию о положении в животноводстве. Среди лучших назывались как раз те хозяйства, в которых она «учительствовала». А в списке передовиков значились фамилии ее подопечных, в том числе Андалиса Юмагулова, ее самого первого ученика.
Как бы Маше ни хотелось поделиться своими радостями и печалями, она никогда не упустит случая порасспрашивать собеседника, получить последнюю информацию. Я в разговоре мельком упомянула подмосковный совхоз, неподалеку от него находится наш садовый кооператив. Маша слету ухватывает мысль:
— Интересно, как они там, в Подмосковье, хозяйствуют?
Я отвечаю: мол, в экономику АО, в прошлом «Красного борца», не углублялась, одно могу сказать, что поля вдоль дороги, по которой добираюсь до места, сплошь заросли осотом (в народе его московским хлопчатником называют). Нигде в округе ни навоза, ни молока не купить. Совхозное стадо давно прикончили, личное деревенское тоже с каждым годом тает.
Мария Архиповна поражается:
— И это под носом у Москвы!
Не только Бакчеева, но и ее односельчане, на другой день присоединившиеся к нашей беседе, весьма нелестного мнения о столичных руководителях. Тем, кто наверху, считают тимирязевцы, главное — языком отработать и деньги на банковский счет положить, а ухватистые из местных начальников за ними — след в след. И примеров тому — миллион.
Зимой в поселковом Доме культуры проходила встреча с главой районной администрации. Среди прочих ему задали вопрос, почему бывший тимирязевский глава, мало что полезного сделавший для земляков и за это переизбранный, продолжает получать в бухгалтерии зарплату? Н.И.Новоселов на это ответил:
— То же самое, к сожалению, до недавней поры происходило и в районе.
Только бывший деятель районного масштаба за год положил в карман сумму, вдвое превосходящую ту, что назвали тимирязевцы. Селяне, поднаторевшие за время реформ в математике, мигом подсчитали: выходит, из бюджета улетело почти полмиллиона — ровно столько, сколько не хватает на ремонт поселковой больницы. Как и почему допустили такое? Пришлось Николаю Ивановичу краснеть перед людьми за депутатов предыдущего созыва, которые приняли «демократическое» решение: после переизбрания еще целый год кормиться на народные денежки. Народ в хохот , только смех этот — сквозь слезы. Хороши народные избранники — не хотят отставать от московских думцев. Те зарплаты и пенсии сами себе повышают — и региональные деятели туда же...
Сегодняшние руководители района и поселка стараются изменить ситуацию. Н.И.Новоселов, М.А.Архипов — люди, знающие экономику, понимающие нужды земляков. Народ чувствует: появились в делах подвижки. На этой волне проклюнулась у Марии надежда, что и в семейной жизни возможны перемены. Галя вроде выбралась из алкогольного болота, работает, с долгами расплатилась. Может, надумает вернуться домой.
Но пока нет для Регины слова «мама». Да разве ее одну осиротили «замечательные» радикальные преобразования в стране! Эта девочка, можно сказать, еще счастливица. У нее есть Мария Архиповна, мать и бабушка в одном лице. Бабушка ради внучки на все готова. Но и Регинка для Марии Архиповны красное солнышко в доме. Девчушка походкой, голосом вся в Марию. И в делах — бабушкина копия: хлопотунья, заступница.
Директор Дома культуры попросила Марию выступить на проводах зимы. Без нее, плясуньи-частушечницы, ни один деревенский праздник раньше не обходился.
Маша лицом засветилась, даже в ладоши прихлопнула: она бы всей душой, но... после болезни ноги не пляшут, а без притопа частушка не частушка.
Регина, как обычно, бабушке на выручку:
— Я за тебя, бабуля, спою.
И в назначенный день к большому удовольствию публики спела. Частушки очень современные, не могу не процитировать.
Слова у частушек бабушкины, но интерпретация — мимика, жесты — у исполнительницы свои, незаемные.
Чтобы высвободить бабушку, Регина вызвалась быть моим гидом по поселку. Составили план: первым делом, по ее настоянию, — в библиотеку. Размещается поселковая библиотека в бывшем хозмаге. Помещение, можно сказать, случайное, зато просторное, светлое. Большой читальный зал с любовно выращенным зимним садом. Разнообразные тематические выставки, стенды. Красиво, уютно и... полно ребятишек. У заведующей Натальи Владимировны Онучиной и старейшего библиотекаря Надежды Карповны Шиковой ни секунды свободной. Читателям здесь не только выдают книги, журналы — с ними, как заведено было раньше, беседуют о прочитанном и о том, что предстоит прочитать.
Невольно сравнила ситуацию с двумя московскими районными библиотеками, в которые постоянно хожу сама. Там половину прежних площадей занимают арендаторы. Хозяевам приходится тесниться, ликвидировать периодику прошлых лет, которая могла бы еще пригодиться, урезать книжный фонд. Штаты и время работы библиотек тоже урезаны. В детских читальных залах дети не частые гости.
В Тимирязевском все иначе. Регина и ее ровесники в библиотеке не гости, а завсегдатаи, начиная с детского сада. Такова традиция: библиотекарь приходит в старшую группу с книжками-малышками, чтобы подружиться с потенциальными читателями. И для многих взрослых сельская «читалка» не потеряла былой привлекательности. Почему это происходит? Может, потому, что в поселке не до конца утрачено чувство коллективизма. Тимирязевцы под эгидой библиотеки в складчину выписывают газеты, журналы, приобретают новые книги.
Далее мой путь, опять же по подсказке Регины, — в музыкальную школу. Тимирязевской школе искусств более тридцати лет. Директор Тамара Семенова и завуч Марина Кашина приехали сюда девчонками по распределению.
— В профессиональном смысле мы уже бабушки, — говорит Марина Викторовна, — наши первые ученики водят в школу своих детей. Выпускники — из тех, кто остался в селе, — со школой не порывают, участвуют в концертах, в коллективе авторской песни, просто приходят послушать любимые записи из фонотеки.
Идут уроки. Здание умиротворенно дышит звуками музыки. Но разговор наш вынужденно отклоняется от чисто музыкальной темы. Никто не считал, к сожалению, какое множество сельских Домов культуры, школ, библиотек перестало существовать за последние полтора десятка лет. Но они выжили. Такой, можно сказать, феномен. Школа искусств оставалась среди общей разрухи маленьким, почти сказочным островком. Вместе с тем хозяйки чудо-острова, эти изящные утонченные женщины, не уходили, не отстранялись от бед селян и нужд поселка, ставшего для них своим. Они и сейчас берут на себя одну из самых злых проблем дня — стараются спасти детвору, занять малышей, оттянуть подростков от пивной и наркотической пагубы...
Маша, как и Регина, тоже огорчилась, что мы выполнили не всю намеченную программу: надо было обязательно побывать в Совете ветеранов и женсовете. Хотя бы познакомиться с Раисой Ивановной Слепухиной и Кожевниковой Антониной Ивановной.
Маша принимается рассказывать о женщинах, благодаря которым не иссякают в поселке роднички доброты, сочувствия, милосердия, но ее прерывают потянувшиеся один за другим покупатели молока — односельчане, у которых нет своих коров. Пришла женщина с ребенком на руках, просунул в дверь бидончик чей-то внучонок, приковыляла древняя старуха с костылем, оказавшаяся орденоносной в прошлом колхозницей.
Я уже была наслышана, что Бакчеева продает молоко и творог по мизерным ценам, практически не окупает затраченных сил и расходов. В конце концов я решилась спросить: почему, ради чего она действует вразрез с законами рыночной экономики? После затянувшейся паузы Маша ответила:
— Есть причина. Я обет дала в больнице перед операцией и когда за Региной на Север ехала, что буду до смерти помогать людям.
Моей ли дорогой Марии, всю жизнь открытой для людей, брать на себя подобные обязательства?! Однако же...
Предотъездная суета, Маша пытается затолкнуть в мою дорожную сумку кроме молока и творога полпогреба. С улицы уже подает голос подрулившая с Анатолием Федоровичем к крыльцу Звездочка.
По дороге Анатолий Федорович говорит:
— А вы, между прочим, заметили, что у Марии изменился цвет волос: она раньше была светленькая, теперь потемнела. У всех жены седеют, а моя — наоборот. Стало быть, старость не про нее. Приходится и мне тянуться, наращивать мускулы. Тем более что солнце повернуло на весну. Готовимся к весенне-полевым работам.
Анатолий Федорович смеется, натягивает вожжи, и я уже знаю: закончит он Машиным любимым присловьем: «А что нам остается — только вперед и в гору!».
...Малопочитаемый в бакчеевском доме телевизор в Москве первым возвращает меня к столичной жизни. Как и до поездки, СМИ поют знакомую песню: там что-то подожгли, взорвали, там кого-то похитили и убили. Словно нет в стране других тем, нет городов и сел, где люди не только тусуются и делят барыши, а работают на предприятиях, на полях и фермах. Не думала — не гадала, что из одной поездки в далекое уральское село привезу столько впечатлений, столько уроков. Уроков стойкости, взаимоподдержки, в конце концов, оптимизма.
Глубинка меняется. Раньше люди ждали перемен сверху. Нынче стрелка веры и ожиданий повернулась в противоположную сторону. Вся надежда на собственный разум, свои силы — местные и... совместные. Потому что, если их применить в складчину, результаты много заметнее.