Кремлевско-белодомовская власть проталкивает через Думу связку из двух кодексов — Водного и Лесного, важнейших для жизни каждого россиянина и для его потомков. Увы, как обычно, общественность мало что знает об этих документах. Газета «Советская Россия» устами специалистов говорила о том, что ждет нас, если несовершенные законы будут приняты в интересах хищных собственников. Мои дороги по России, а особенно — по любимой Москве-реке, еще раз доказывают: густонаселенные регионы России, особенно Московский, стоят на грани экологической катастрофы, а кодексы в таком виде сделают ее неизбежной!
Как не согласиться с Леонидом Леоновым, который повторял: «Лес в России — больше, чем лес. Это судьба нашей страны». В древние времена Московская земля была сплошь покрыта дремучими лесами, дубравами, сосновыми борами (названия в самой Москве — храм Спаса на Бору, церковь Ильи-пророка под сосенками — об этом говорят). В ХІХ веке с наступлением капитализма состав леса изменился, ценные породы были вырублены. Особенно крупные вырубки производились на частновладельческих участках, где отсутствовал государственный контроль. Тогда в ряде губерний России было вырублено от 30 до 50% лесов, а в Московской губернии общая лесистость упала до 29%. После победы народной власти, огромной общегосударственной работы площадь лесов, несмотря на страшные последствия Отечественной войны и возрождения любой ценой, на 1950—60-е годы составила 38%. Это ведь людской труд и охрана зеленого друга привели к таким результатам, которые сегодня хотят загубить на корню.
Гениальный создатель российской науки о лесе Г.Ф.Морозов, будучи непримиримым противником большевизма и повальной национализации, тем не менее в 1917 году высказался категорично: «Лес должен принадлежать только государству и последнее должно быть хозяином в нем. Не только принципиальная сторона, но и уроки и факты истории доказали право государства вести лесное хозяйство… Государственность — это общность интересов; лес, принадлежа государству, принадлежит тем самым всем, и только государство может целесообразно распоряжаться им в интересах всенародных». С этим убеждением Г.Ф.Морозова были согласны многие выдающиеся лесоводы и государственные деятели того времени, которые ради спасения русского леса легко пошли на сотрудничество с Советским государством, провозгласившим заботу о лесе главной задачей.
o
Почти два года правительство работало над проектом нового Лесного кодекса, который принципиально отличается от постулатов Морозова и вековой практики. Он уже был внесен в Государственную думу, но вмешательство общественности оттянуло принятие его как окончательного Закона о лесе. Если все утвердится в таком виде, то по новому закону российские леса будут отданы на разор олигархам. Одно из наиболее заметных и губительных нововведений — новый порядок доступа к лесным ресурсам. Сейчас Лесной кодекс предусматривает несколько путей для получения лесных ресурсов в пользование: аукцион или конкурс проектов, в каких-то случаях достаточно решения региональных властей. Проект нового (последнего, сентябрьского) кодекса предусматривает только один путь — аукцион. Выложил деньги за аренду, получил кусок леса, а как будешь хозяйствовать — твое дело. Мы уже видим плоды этого «хозяйствования» даже на заповедных берегах Москвы-реки.
Летом 2005 года в «Комсомолке» Василий Песков дал разворот о состоявшемся личном разговоре с президентом. Журналист — певец русской природы прямо сказал Владимиру Путину: «Лесной кодекс посылался на бесчисленные доработки, но до сих пор это сырой и опасный документ. Лесное ведомство существовало в России более 200 лет. Зачем его порушили? Чтобы приватизировать леса. Лесной кодекс отдан был в Думу без обсуждения общественности. И она его утвердила!»
Например, в нем даже не решен самый больной социальный вопрос: присутствие в лесу человека. В кодексе есть две характерные строки. Одна: леса должны быть открыты для посещения. Другая: если арендатор считает нужным, он может закрыть этот доступ. Президент согласился с Песковым, что открытый доступ для граждан надо бы сохранить. Наконец, самое тревожное: фактически уничтожена служба охраны лесов. Президент посмотрел на министра и Трутнев заверил: этот вопрос прорабатывается! А какова реальная тенденция? Наш демонстративный борец с правонарушителями Олег Миволь утверждает, что до 2005 года охраной лесов на всей территории России занималось около 80 тысяч человек, а с 1 января всего 400 бойцов зеленого фронта. В том числе в Подмосковье было задействовано 2 тысячи человек, а сейчас только 6! Это похоже на издевательство! Ну выявят эти оставшиеся единицы сторожей могучих нарушителей, что дальше? На 1,5 тысячи исков Росприроднадзора, отправленных осенью 2004 года на незаконно занятые участки по Московскому региону, было вынесено лишь150 решений суда, то есть был дан ход только каждому сотому делу о явном нарушении.
Проекты Лесного и Водного кодексов, разработанные ведомством Германа Грефа, несмотря на протесты ученых были приняты большинством Государственной думы в первом чтении. Недостатки клятвенно обещали исправить ко второму чтению. В результате исправлений, как считает профессор Б.С.Маслов, ветеран водного хозяйства РФ, водный законопроект оказался еще хуже первоначального варианта. Из множества претензий хотелось бы выделить главное: академик РАСХН принципиально считает, что в нарушение конституции основным содержанием Водного кодекса является создание комфортных условий жизни и деятельности избранных водопользователей за счет массовых нарушений прав и законных интересов подавляющего большинства граждан. Например, более половины населения страны сегодня удовлетворяет свои потребности водой, которая не отвечает установленным нормативам, а законопроект снижает и без того вольготные требования по охране водных объектов и отменяет многие действующие запреты на ведение хозяйственной и иной деятельности в водоохранных зонах и прибрежных защитных лесополосах. Одновременно сокращается ширина таких зон и полос, допускается строительство любых объектов в водоохранных зонах. В густонаселенных регионах, каким является прежде всего Московская область, это вообще преступно!
o
Громко объявлено о создании нового туристского проекта для состоятельных — «Рузская Швейцария». Да, этот дальний район Подмосковья всегда сохранялся как чистый источник здоровья, рай для дачников, здравниц и пионерлагерей. Поехал посмотреть, что там сегодня? Встретился с начальником управления природных ресурсов и охраны окружающей среды администрации Рузского района Эдуардом Цховребовым, который был награжден дипломом губернатора Московской области как лауреат конкурса «Эколог года Подмосковья».
Кстати, Эдуард Станиславович является автором областной программы по борьбе с борщевником, этим бичом последних лет. Я спросил у него, откуда взялась эта напасть? Ведь во время своих молодых дорог по Подмосковью я вообще не встречал его. Оказывается, борщевник тоже плод перестройки. Правление Хрущева — кукуруза, правление Горбачева — борщевник. Его завезли из США как дешевое, обильное и неприхотливое кормовое растение, беря пример с американских фермерских хозяйств. Но там скотина съедает все нежгучие листья и молодые побеги, а выросшие растения и жгущие стебли скашивают, пока не образовались семена. У нас скотина к борщевнику не успела привыкнуть, как фермерские хозяйства разорились, поля и посадки были заброшены, и агрессивное американское растение пошло в наступление самосевом, лучше всего приживаясь на свету вдоль дорог и лесополос. Теперь, если эту агрессию не остановить, борщевник все задушит.
— Как же бороться?
— Химическим и механическим путем: если рядом нет водоемов и источников, травить химикатами, а в водоохранных зонах уничтожать под корень. Других способов нет.
Самое больное мое впечатление, убившее на берегах крупнейшего притока Москвы-реки Рузы — водочный завод, который стоит в поселке Горбово прямо на самом берегу, над урезом воды. Цховребов вздохнул, но заметил, что директор завода «Союз-Виктан» уже сделал с июля за счет завода три важные вещи: вывез нефтеналивные резервуары, которые были закопаны в землю недалеко от берега Рузы; сделал новые очистные сооружения; провел ливневую канализацию, чтобы отходы не смывались в реку. Казалось бы, водка — дело чистое, но отходы от водочного производства самые разнообразные: уголь активированный, песок, загрязненная бумага, ящики, промасленная ветошь, пыль сахара и прочее. Экологический контроль ослаблять нельзя!
А в самом начале беседы начальник Управления природных ресурсов и охраны окружающей среды в администрации Рузского района провел со мной краткую лекцию-ликбез, как опытный преподаватель, начертив простую схему. Многие, кстати, люди, включая застройщиков и журналистов, как показало освещение на ТВ показательных акций, проводимых Олегом Митволем, ее просто не знают.
Эдуард Станиславович взял карандаш и наглядно изобразил: вот берег, вдоль него идет святая полоса в 20 метров, которая испокон века называется бечевник — по ней шли когда-то с бечевой бурлаки, рыбаки, бродяги-чудаки. В общем, при любой форме собственности ее и сегодня нельзя присваивать, огораживать, отбирать у общественности, если это не особо охраняемый объект. Увы, многие владельцы особняков, частных предприятий и проч. самозванно присвоили себе такой статус, отгородились от людей и всякого контроля. Это незаконно. Помните, в поселке Пятница корреспонденты встали на защиту владельцев (может быть, небескорыстно), но не могли снять дачи с воды, брали лодку, потому что водоем огорожен, никакого бечевника нет и в помине!
Далее идет прибрежная полоса шириной 80 метров (плюс 20 м бечевника). Всего 100 метров. В ней запрещена любая деятельность — от строительства до выгона скота и стоянок туристов.
Наконец, к прибрежной полосе присоединяется еще 400 метров и определяется водоохранная зона в 500 метров. В ней соблюдается особый разрешительный режим. Можно вести контролируемое строительство, разбивать туристские стоянки, осуществлять другую экологически чистую деятельность, но рубка леса, например, запрещена категорически.
Такое положение закреплено с 1998 года. Но до этого времени, особенно с 1993 года, экологические нормы и всякое понятие о защитных зонах безбожно нарушались. Наследство от самоуправства советских времен (та же картонажная фабрика в Горбове стояла на самом берегу Рузы!), а особенно от «демократических преобразований» с популистским и корыстным нарезанием участков где ни попадя и хищнической приватизацией, досталось тяжелейшее. При мне к Цховребову пришла пенсионерка подписать бумаги на приватизацию участка, выделенного ей в 1993 году на берегу Москвы-реки: «Мне дали участочек на окраине села, возле помойки. У меня внуки больные», — причитала она.
— Сколько до реки от дома?
— 80 метров, но дом-то — так, сарай. У других вон какие…
— Не могу, пусть еще Дмитрий Беланович из Росприроднадзора подпись поставит. Как раз писателю объясняю, что нельзя так близко. А вы пришли просить…
Дмитрий Беланович осуществляет надзор за тремя огромными районами, ведет прием по очереди в каждой администрации, к нему — очередь на прием. На места выезжать, контролировать огромные пространства ни сил, ни времени нет. А по бумагам не всегда поймешь, где, что и как построено, какое влияние оказывает на природную среду. Вот бы подмосковные «зеленые», которые, оказывается, объединяют в своих рядах уже десятки тысяч молодых активистов, помогли и природному надзору, и сельхознадзору, которому передали функции рыбоохраны, оставив разведение рыбы за Мосрыбводом. Беспрерывно идут административные реформы, слияния и разделение функций, бесконечные преобразования и разрушения структур, а дело от этого не выигрывает, мягко говоря.
o
Москва-река, текущая из глубины веков, утратила многие свои первородные функции, говоря рациональным языком. Прежде всего, перестала быть главной дорогой Московии. Плывут байдарочники по верховьям, редкие суда и грузовые баржи идут по низовьям, но это капля в море по сравнению с былыми временами, когда и войска зимой двигались по речным руслам и почти все грузы шли в растущую Москву по реке. Москва-река перестала быть главной кормилицей для прибрежных селений, о чем говорили многие названия — от села Рыболово до Фаустовских (счастливых) лугов, хотя мясомолочные хозяйства или прудовые хозяйства в пойме еще, конечно, есть. Ну и так далее.
Но жизненно необходимые задачи за ней сохранились. Главное — Москва-река остается единственной поилицей мегаполиса. В первую очередь Волга, конечно, но и волжские воды текут по каналу, водохранилищам и руслу Москвы-реки. Москва чуть ли не единственная многомиллионная столица, которая не имеет стройной альтернативной системы водоснабжения, только поверхностные воды. Водосборная территория сегодня простирается аж на 55 тыс. км — это 28% территории области. Правда, у служащих водозаборных станций волосы начинают шевелиться на голове при виде того, что льется из построенных домов в водоемы.
— Для специалистов индикатором качества воды служит коли-индекс, — поясняет начальник отдела водоснабжения МГП «Мосводоканал» Алексей Белов. — Это показатель бактериальной загрязненности. Максимальная отметка индекса последний раз фиксировалась в 1985—1987 годах. Сельское хозяйство тогда развивалось бешеными темпами, с помощью удобрений и прочих вытекающих... Сейчас в Московской области эта отрасль практически умирающая, а коли-индекс опять «на высоте». Почему, вы и без меня знаете.
Да, мы видим, как мамонты капитализма — огромные особняки — тяжело идут в отличие от деревенских домов к самой реке. Специалисты утверждают, что в 80% из них канализация отсутствует. Или же ради экономии не запускается. Стоки из бассейнов, саун, навороченных ванн, туалетов и посудомоечных машин вынужден заглатывать... ближайший овраг. Но даже если стоки по трубам добираются до очистных сооружений, то и здесь захлеб: 80% из них работают либо с огромным перегрузом, либо не работают совсем. Ведь коттеджи зачастую сажают на поселковые сети, рассчитанные в свое время на гораздо меньшие сроки работы и число потребителей. Даже крутая Барвиха не имеет своей канализации: 40% строений канализуются в старые изношенные сети, а все остальные — в выгребные ямы. Сейчас, когда о проблеме трубят во всю мощь, в Мосводоканале за техническими условиями на водоотведение по-прежнему приходят единицы владельцев. Основная масса построек собирается избавляться от сбросов как бог на душу положит. И на фоне этого бедствия Водный кодекс собирается дать варварам еще большую волю!
С 2000-го по 2003 год более 950 га было отведено под строительство в санитарных зонах, в том числе 250 га в водоохранных. Только в прибрежных полосах, где, кроме травы, вообще ничего расти не должно, выделено около 70 га. Заправлять отводом земель вправе, например, главы районов. Конечно, каждому из них спущена некая норма, но многие ее давно выполнили и перевыполнили. Земли на самом берегу водоемов отводятся в Рузском, Истринском, Солнечногорском районах. Ранее этим грешили в Красногорском, Мытищинском, Одинцовском районах. Интенсивная землепродажа доводит до того, что в районах вообще не остается свободной земли. Эту проблему пытаются решить за счет водоохранных зон, которые в новом кодексе преступно сокращены.
o
Как сберечь Москву-реку и передать ее потомкам живой?
Не стану особо заострять внимания на том, что должны делать государство и местные власти, ведь понятно, что все, что построено для московской гидросистемы и Мосводоканала в 30—60-е годы прошлого века, надо содержать в чистоте, порядке, ремонтировать. Ту же Сходненскую деревянную трубу или Карамышевскую да Фаустовскую плотины, чтобы не переходить Москву-реку вброд по колено возле Кремля. Страшно сказать, но более ста гидросооружений канала имени Москвы пришли в негодность. Для ремонта и поддержания всего этого гигантского хозяйства надо 2,5 миллиарда рублей в год, а из бюджета выделяется лишь 200 миллионов. Скоро мегаполис может опрокинуться в 30-е годы прошлого века, оставшись без питьевой воды и света. Но от общественности, от самих читателей тут мало что зависит, а вот коллективное осознание значения Москвы-реки и нависших экологических тревог просто необходимо, и складывается оно из мировоззрений и поступков каждого человека.
После путешествий по берегам Москвы-реки, сбора материалов для книги «Наша Москва-река», выступлений в печати и на радио сформулировал для себя два главных вывода: что же надо сделать в первую очередь; на что поднимать общественность публицистическим словом?
Вывод первый: необходимо экологическое воспитание и общественное движение, то есть знание и информация в соединении со строгостью законов!
Поэтому, когда я читал об акциях подмосковных «Местных» — больше, конечно, эффектных, чем эффективных (зачем 45 тысяч по формальному поводу возле модного выставочного зала «Крокус» у МКАД собирать?),— думал вот о чем: весенняя акция по уборке мусора на берегах Москвы-реки и водохранилищ была не только пиаровской, но и, конечно, полезной. Однако если столько молодых энергичных людей входит в движение «зеленых», почему не сделать всей громадой самое неотложное и действенное — провести массовую экспедицию «Водоохранная зона» или (чтобы избежать слова «зона») «Родные берега», «Тропа жизни». Ведь все мои пути-дороги, встречи с людьми, написанные свои и прочитанные у других очерки вопиют об одном: мы потеряем скоро Москву-реку, ее притоки, водохранилища, дарующие нам питьевую воду и первозданную природу.
Надо срочно пройти по всем берегам, обследовать их, обозначить прямые и невольные нарушения природоохранных законов и требований: какие строения, предприятия вторгаются в водоохранную зону, нарушают режим, загрязняют водоем? Какие вонючие стоки и отходы попадают в реку? В каких местах ведутся незаконные вырубки, браконьерские действия, где разрушаются памятники природы, истории, культуры? Такой атлас, полная картотека стали бы лучшим документом времени и залогом спасения той же Москвы-реки. Ведь у экологов, инспекторов, санитарных врачей просто не хватает рук и глаз. Зафиксировать — уже огромное дело, громко пробить тревогу, призвать к порядку — широкий шаг к пробуждению совести или страха у нарушителей законов и здравого смысла: среди них есть люди, которые сознательно или по незнанию плюют на все законы, потому что не чувствуют контроля, не встречают отпора, не испытали силы широкой огласки. Для дальнейшего плана действий и намечаемых задач каждого ведомства, для прессы эта акция цены бы не имела.
Другое крайне важное соображение: Москва-река несет в своих берегах живую воду традиций, народной памяти и духовных свершений. Она колыбель исторической жизни срединной Руси. В материалах Международного форума «Подмосковье: отдых и туризм» я прочитал, что в Московской области сосредоточено чуть ли не 20% туристского потенциала России. Это, конечно, трудно подсчитываемый показатель. Но есть и впрямь объективные показатели. Например, в Московской области находится около тысячи средоточий духовной культуры — храмов, часовен и редкостное количество крупных знаменитых монастырей, включая центр православия — Троице-Сергиеву лавру. Тоже впечатляющее число — тысяча объектов рекреации, включая знаменитые и скромные санатории, пансионаты, дома отдыха, детские оздоровительные лагеря. Московская область характеризуется наибольшей концентрацией бывших дворянских усадеб в России, не только родовых гнезд славных фамилий, но и очагов дворянской и крестьянской культуры. От прошлых веков мы получили в наследство 353 усадебных комплекса, относящихся к памятникам истории и культуры федерального и областного значения. В Подмосковье более 2 тысяч памятников Московской битвы, воинской славы, обелисков и братских захоронений.
Все это наглядно и убедительно говорит о том, что здесь, в Московии — центр не только духовного, но и телесного здоровья, живые источники памяти и знаний. Многие из заветных мест для души, взора и тела лежат в издревле заселенной долине Москвы-реки. Вот поэтому и должны мы прийти на любых уровнях — властных и гражданских — к осознанию того, что при всех проблемах и решениях перспективных спорных вопросов надо всегда отдавать предпочтения здравницам, музеям и храмам. Пути-дороги еще раз убеждают, что именно они — главные и лучшие хранители заповедных земель на москворецких берегах, особенно сегодня, когда утвердилась вера не в разумное и духовное, а во всевластие денег. Ну а для недавно созданной Общественной палаты вообще нет более важной задачи, чем борьба за то, чтобы Лесной и Водный кодексы не были приняты в таком губительном виде.