Гвардии младший сержант Егор Исаев, закончив войну в Австрии, уже знал, что дальнейшую жизнь свою посвятит литературе. Были заметки в дивизионной газете «На разгром врага», были статьи, рассказы, стихи в газете 1-го Украинского фронта «За честь Родины». А уже и в столице — в «Смене», в «Советском воине» — печатался юный солдат, уроженец земли воронежской.
Словом, дорога его в Литературный институт после демобилизации была предопределена. Однако память войны и всего, что с ней связано, не оставляла.
— Забрел я вскоре после войны под Веной на заброшенное старое стрельбище, — рассказывал он мне о рождении замысла первой своей поэмы. — И какое-то страшное возникло чувство! Земля — как не земля. Никогда она не работала. Заросшая. Там не пасли никогда никого. Все пули, все оружие здесь прошли. А значит, солдаты всех поколений и войн, вплоть до Гитлера. То есть самое массовое предприятие, где учили убивать... И вот это во мне ходило, как облако в сердце.
Поделился он впечатлением своим — образом этого стрельбища с Константином Георгиевичем Паустовским. Тот выслушал очень внимательно, а потом вдохновил: «Молодой человек, да ведь вы нашли ключ к философии войны вообще! Обязательно пишите».
Так началась поэма «Суд памяти», которая сделает Егора Александровича Исаева всемирно знаменитым и за которую он будет удостоен Ленинской премии.
В годы так называемой перестройки и «реформ», в период национального позора, когда развернулось массированное оплевывание советской эпохи, ему этой премии, а также звания Героя Социалистического Труда простить, конечно, не могли. Каких только гадостей не довелось читать и слышать об одном из крупнейших и талантливейших отечественных поэтов! Как можно больнее старались уязвить, оскорбить, беспардонными ярлыками «припечатать». Помню, нынешний «единоросс» Леонтьев, ведущий по телевидению передачу «Однако», как бы между прочим ехидно прилепил: был, дескать, такой поэт советский — Егор Исаев, который писал партийные поэмы...
Партийные! Уж по одному этому ясно: не читал, поскольку если и была, если и есть партийность в творчестве Егора Исаева, то это от веры, разума и чувства его родного народа, из глубин которого вышел поэт и которому посвятил весь свой большой талант.
Слава Богу, Егор Александрович достойно перенес издевательства, выпавшие на его долю. Не сломался. Не сдался. Не изменил. Прежде всего самому себе не изменил, дару своему, чистому и мудрому. Не предал память павших за Родину товарищей-фронтовиков, землю, на которой родился и вырос, крестьянские корни, давшие ему жизнь 80 лет назад. И 2 мая, в день юбилея, он может честно сказать: служил Отечеству и русской литературе всем сердцем, не кривя душой. А боль его нынешних строк — в стихах и прозе... Что ж, это боль народа, кровной частицей которого он всегда себя чувствовал и чувствует сегодня.
Егор ИСАЕВ
ПРО ЗАHАВЕС
Он был — «железный занавес». Да, был.
Про то не знает разве что дебил.
Все щели — в сбой, все наглухо ворота,
Чтоб никакая подлая наркота
Не въелась в кровь, чтоб кровь не стала черной,
Чтоб красоту не осквернило порно,
Чтоб мир души не цепенел над бездной...
Да-да, он был воистину железный,
Тот занавес, и все ж при всем при этом
Он был открыт, как небо для рассвета,
Для классики любых времен и наций,
Что в гости к нам, а то и в домочадцы.
ИДЕЯ
Ушла от них, а надо бы их к черту
Послать — всех тех, кто клялся по любви
Служить тебе, а сам в тени расчета
Свою карьеру строил на крови.
Ушла в свой гимн, в осенние рябины,
В костры знамен, из уст ушла в уста,
В свою мечту — туда, к неистребимым
И неподкупным истинам Христа.
БОЛЬ
Болит? Да как еще болит!
Стоит в проходе инвалид,
Перебинтованный тоской,
Стоит с протянутой рукой.
А мы бежим, бежим, бежим,
Слегка пеняем на режим,
Полушумим, полувздыхаем.
А если честно — обегаем
Самих себя... А он стоит,
Как наша совесть, инвалид.
НЕВМОГОТУ
Невмоготу полям, невмоготу заводам...
Ведь надо ж так расправиться с народом,
Ведь надо ж так расправиться с Россией!
Такое даже черту не под силу.
Он слева шел, а бил наотмашь справа.
За что такая пьяная расправа?