В апреле в Нижнем Новгороде состоялся санкционированный митинг протеста против жилищно-коммунального террора. Как член СКМ, я должен был на нем присутствовать. За пятнадцать минут до начала я шел по площади Минина вдоль Кремлевской стены к месту проведения
митинга — памятнику Чкалову. С собой у меня был портфель, в котором лежали несколько номеров газеты «Советская Россия».
Неожиданно со словами: «Стой, покажи сумку!» меня остановил милиционер. Я стал показывать портфель, точнее, я только расстегивал молнии на отделениях, а содержимое вынимал сам милиционер. Как только он обнаружил там газету «Советская Россия», подошли несколько сотрудников ОМОНа. Пока обыскивали мой портфель, между мной и милиционером состоялся примерно такой разговор:
— Куда идешь?
— На митинг КПРФ.
— Зачем?
— Чтобы присутствовать на митинге.
— Ну, пойдем.
— Куда?
— Сейчас узнаешь.
— По каким причинам забираете?
— А… Разобраться, простая формальность, выяснить все данные.
Таким образом, без объяснения причин в сопровождении двух «стражей порядка» (из них один омоновец), держа за левую руку, меня перевели на другую сторону площади Минина, где стояла милицейская «Газель». Еще раз обыскали, прощупали карманы, потом затолкали в машину. Кроме меня, в ней находились еще трое задержанных, вероятно, нацболов примерно моего возраста (мне 19 лет), кинолог с собакой и водитель.
Как только меня посадили в машину, я услышал по рации: «Вон там еще идут с лозунгами, лови их! Левее смотри, задержи их быстрее!» Видно, милиционеры не успевали «отлавливать» молодых активистов, они торопились засадить их в машины, спрятав поскорее от глаз народа. «Мы тут еще задержали, возьми их себе», — говорили они водителю. На что он матом отвечал, что брать некуда — «машина не резиновая».
Потом нас куда-то повезли. Поскольку мне ничего не сказали, какие права я сейчас имею, а какие нет, я не знал, могу ли я позвонить (с собой у меня был сотовый телефон). Я все же рискнул позвонить старшему товарищу, чтобы сообщить, что меня задержали.
Машина остановилась, дверь открыли, и нас опять обыскивали омоновцы. У всех задержанных были сумки, и у всех все обшарили. У меня в портфеле лежал дезодорант и некоторые медикаменты. Милиционеры дотошно изучали все, вплоть до состава и срока годности каждой пачки таблеток, сопя и перекидываясь фразами: «А это что такое?»
Тем временем некоторым задержанным стали звонить друзья, но милиционеры не давали с ними говорить, запрещали звонить. «Выключи телефон, тебе говорят, — командовал омоновец, — нажми одну кнопку, а то я сам сейчас все кнопки сразу нажму и выключу!» (В смысле, разобью об асфальт.)
Затем нас повезли в отделение, не сказав, правда, куда везут. В отделении нас построили, провели еще один обыск, у меня изъяли сигареты, газовый баллончик, портфель — все небрежно бросили на стол. Потом нас всех поместили за решетку. В камере уже было человека три, со мной посадили еще троих; затем привезли еще с десяток — большинство несовершеннолетние, потом еще нескольких. Их также сначала выстраивали в шеренгу и обыскивали.
Сидя в камере, я вглядывался в лица этих молодых ребят. Видно было, что они переживали, эти настоящие патриоты нашей Родины, готовые бороться за нее. Невольно я сравнивал их с той частью современной молодежи, которая впитала навязываемые Западом идеалы насилия, лжи, антикоммунизма и бездуховности. По сравнению с молодыми активистами левого движения они выглядят полным ничтожеством! Вот о чем я думал в тот момент. И вся эта ситуация лишь усилила во мне ненависть ко всем приверженцам этого действительно антинародного режима.
Несовершеннолетних быстро отпустили. У оставшихся же, в том числе у меня, по несколько раз выспрашивали, где учишься, работаешь, где живешь. Заставляли расписываться, не объясняя, за что мы расписываемся и для чего это нужно. Потом повели нас по одному в какой-то кабинет, сфотографировали, как говорится, «в фас и в профиль», взяли отпечатки пальцев и всей ладони. Опять отвели за решетку. Обращались с нами крайне грубо, каждый милиционер, проходивший мимо стола, обязательно к нему подходил и изучал все наши вещи, щупая их и перекладывая. Особенно милиционеров привлекал мой газовый баллончик. Ненормативная лексика в их разговорах лилась рекой — нас, правда, не обзывали.
Несколько человек захотели в туалет, в том числе и я, и мы обратились к милиционерам с этой просьбой. Только через полчаса нас по одному в сопровождении милиционера сводили в туалет. Курить разрешили только через два-три часа после задержания.
Когда снимали отпечатки пальцев, милиционеру, который это делал, видите ли, не понравились мои пальцы: «Первый раз вижу такие костлявые и длинные пальцы, прямо как у Бабы-Яги».
Что ж, я действительно худой от недоедания. А сейчас нам еще квартплату повысили где-то на пятьсот рублей, да цены взлетели, так что я буду еще дальше худеть. Как я могу быть здоровым человеком? Ведь я уже работаю, а зарплату мне до сих пор не прибавили. Кто виноват во всем этом? Да власть, которая тебя же, мент, и купила. А ты ей продался, предал идеалы своих отцов и дедов, а еще меня критикуешь…
Этому же милиционеру и Ленин не угодил тем, что «вам… из-за границы… революцию в Россию», имелось в виду, привез, только сказано было матом.
Затем дали мне протокол — расписаться. Но я не видел, что в нем написано, какие предъявляются мне обвинения. Либо его сложили вдвое, либо графу обвинений чем-то закрыли, либо сначала я расписался, а потом уже написали обвинение. Я его увидел, когда приехал домой. Так все хитро сделано — потом протокол перевернули, подложили под него копировальную бумагу и на той стороне, где графа «объяснения нарушителя», велели написать мне свои объяснения и расписаться. И только тут мне сказали кое-что о моих правах — что я имею право на ходатайство.
Что же я обнаружил в протоколе? Оказывается, я принимал участие в несанкционированном митинге НБП, выкрикивал лозунг «Россия без Путина!» и по требованию сотрудников милиции не покинул место проведения мероприятия!
У нас что, преступность в стране резко упала? Некого больше сажать? ОМОН на митинг пригнали аж из Дзержинска! В помощь нижегородскому ОМОНу и обычной милиции. Вместо чубайсов и абрамовичей ловят молодых людей, искренно любящих свою Родину, и навязывают им лживые обвинения! Почему истинных преступников, которые находятся у власти и проводят геноцид народа, никто не ловит? Почему народ должен все это терпеть? Как же они хотят нас запугать! Вот только эффект получается обратный — после описанного случая во мне лишь усилилась ненависть к врагам моего народа.
…После оформления протокола меня отпустили. Я подошел к столу, где лежал мой портфель, и начал складывать в него свои вещи. И тут оказалось, что исчез мой газовый баллончик. Милиционер, которому я сообщил о пропаже, обратился к своим «коллегам» с вопросом: «Ты не видел газовый баллончик? Там лежал, на столе?» Естественно, никто не видел. В просьбе о возбуждении уголовного дела по факту его пропажи мне было отказано.