Долгое время мы не получали вестей от нашего ульяновского автора — профессора В.Филаретова. И вот по элетронной почте пришло письмо. Оказывается, ученый попал под бандитские ножи. Вот его рассказ...
СОБРАЛСЯ я в середине апреля в сад, но не попал — у старого друга засиделся. Домой, в другой конец города, возвращался по привычке пешком. Тренируюсь я так, чтобы маленькую дочку навестить в Краснодарском крае... Паспорт СССР только в апреле этого года Верховный суд признал документом, удостоверяющим личность. Опять же вопрос остается, как заставить паспортный стол дополнительную фотокарточку вклеить (состарился я немного).
Прошел привычным маршрутом 15 км, осталось чуть больше одной остановки транспорта пройти до дома, а было около двенадцати ночи. У ларька встретился парнишка с банкой пива, который спросил закурить. Я ответил, как обычно: «Не курю». Направляясь к двум молодым людям постарше, паренек спросил у меня: «Который час?» Такой информацией я тоже не обладал: часы были глубоко в рюкзаке.
Все же ускорил немного шаг, но метров через триста из-за жилого дома выскочил высокий мужчина лет 25—30 с грубыми, искаженными ненавистью чертами лица, явно желая сыграть роль налетчика. Однако по сравнению со мной нападавший был хорошо одет (кожаная куртка, меховая фуражка), что мешало ему наносить удары. Я попытался быстро отойти, но он схватил за лямку рюкзака сзади, и мы покатились по земле. Этой заминки оказалось достаточно, чтобы на помощь налетчику подбежали помощники, которых я не разглядел.
В ходе короткой потасовки никаких заметных ударов я не получил и не нанес (колюще-режущих предметов у напавших не заметил). Вдруг налетчики решили ретироваться, и один из них попытался сзади за лямки снять с меня рюкзак. Я, не раздумывая, освободился от обузы. Когда оглянулся, трое налетчиков бежали со всех ног с моим рюкзаком, как будто в нем находилось несколько килограммов сотовых телефонов. Честно скажу, в рюкзаке образца 1990 года, с которым я прошел не одну тысячу километров, была его ровесница — любимая плечевая сумка (также выгоревшая на солнце), несколько «раритетных» яблок, чудом сохранившихся под яблонями до апреля, полкаравая черного хлеба, четверть бутылки растительного масла, железка — лопата для насыпки могильного холмика (планировал зайти на кладбище) и командирские часы выпуска 1996 года с изображением Б.Ельцина за импровизированной решеткой, вырезанной мной на оргстекле.
Крикнул вслед грабителям: «Там нет ни...!» — преследовать их не стал, почувствовав некоторую слабость. Было какое-то новое ощущение. Вдруг на легкой хлопчатобумажной куртке в области брюшного пресса показались капли крови. Продолжил путь
домой. Через пятьдесят метров понял, что получил сильное повреждение, и прижал правую руку к поясу. По-видимому, ножевые удары наносились сзади, как крючком, рюкзак мешал ударить прямо в спину. (Как напишут потом в эпикризе, получил «колото-резаное ранение брюшной полости, множественные колото-резаные ранения мягких тканей передней брюшной стенки и правого бедра».)
Пройдя половину расстояния до следующей остановки, обнаружил, что кровью пропитывается и верх куртки, у правой грудной мышцы, а правая штанина (с резинкой у щиколотки) быстро наполнялась кровью. Оставляя кровавые следы, вошел в подъезд и поднялся на второй этаж. Дома никого не было. Немного постоял в коридоре своей квартиры — кровь не унималась. Принял решение идти в отделение милиции, размещенное в трехстах метрах.
Нажал кнопку, укрепленную на железных воротах. В прорезь выглянула девчушка в милицейской форме. Увидев человека в окровавленной одежде и истекающего кровью, она тут же открыла ворота. Вызвали «скорую помощь». Один из омоновцев (кряжистый и черноволосый) успокоил меня, сказав, что сам терял 2,5 литра крови, посетовал на то, что «насмотрятся боевиков, а потом прохожих режут». Другой омоновец (высокий и поджарый) перевязал мне пояс, заложив тампоном основное кровоточащее место в боку, немного испачкав свою новенькую камуфляжную куртку. Пришел дежурный офицер-милиционер из соседнего здания (именно туда мне следовало позвонить).
Врач «скорой помощи», прибывшей незамедлительно, обнаружила исчезновение пульса, который затем появился, но сознания я не терял. Проверили возможность дыхания при повреждении груди. Едва успел поблагодарить милиционеров, и мы поехали в областную клиническую больницу. Бригада «скорой» пожелала выздоровления, и меня в приемном отделении положили на алюминиевую каталку, которая мне, раздетому, показалась холодной. Сергей Анатольевич — дежурный хирург — начал проверять мои повреждения на предмет проникновения в брюшную полость. Делал он это тренированными пальцами в стерильных резиновых перчатках.
Неприятные ощущения были, когда врач пытался найти пробоину в двух повреждениях брюшного пресса. «Спецназ», — восхищался он. «Физкультурник», — отвечал я. Сергей Анатольевич сказал, что госпитализировать меня не будут. Это меня немного огорчило: был полный упадок сил, а требовалось добираться самостоятельно без перевозки (откуда бензин у капиталистической медицины?). По команде я повернулся на бок, и хирург легко проник в брюшную полость («по правой задне-подмышечной линии на уровне одиннадцатого ребра»), коснувшись печени. «Все-таки тебя достали...» — сказал он и обратился к медперсоналу: «Кладем!»
Повезли на ультразвуковую интроскопию. К счастью, свободной жидкости в брюшной полости и плевральных полостях не оказалось. Все раны, нанесенные как очередью (от правой груди до правого бедра), зашили, затем молодые санитары тщательно вымыли меня, всего забрызганного кровью. Попросил поднести тазик, чтобы самому помыть руки по локоть. Окончательно смыв кровь, ребята обнаружили незашитую рану, и меня снова повезли в операционную. Второй дежурный врач спросил про хулиганов. Я ответил, что хулиганы морды бьют, а эти — бандиты.
Уже светало. В хирургическом отделении сразу оказался под капельницей с физиологическим раствором. Весь этот день ничего не ел (правда, никто и не предлагал). Учитывая предыдущий пеший переход, это было ошибкой. На следующий день, путешествуя по больничному коридору, потерял сознание, упал и получил «ушибленную рану мягких тканей головы». Снова зашивали. Начал усиленно питаться (спасибо родным, друзьям и коллегам), больше двигаться, мозоля глаза врачам, и при возможности гулять в скверике при больнице.
В этой же больнице я лежал тридцать лет назад на флюорографическом обследовании, чтобы получить право поступления в Военный инженерный институт им. А.Ф.Можайского. В советское время хлеба (черного и белого) было сколько хочешь, медсестры-кормилицы давали добавки, так как всегда оставались порции. Медицинский персонал (и раньше, и теперь) хороший, стало быть, реформы членовредительские. Дело не только в больничном питании и инвентаре. Пресловутый 122-й закон о монетизации увеличил нормы на получение звания почетного донора. Вместо 25 кроводач, как раньше, установили 40 (на эритроцитную массу) и 60 (на плазму). Пакет льгот заменили выплатой в конце года 6000 рублей, то есть теперь почетные доноры сдают государству свою кровь в долг.
У МЕНЯ была цель: скорее выписаться, чтобы не сорвать подготовку к изданию сборника трудов международной конференции, не подвести людей. Наконец лечащий врач Нагаев за поведение назвал меня «огурцом», и на шестой день после ранений я попал на работу. Бедро со специальной резинкой в ране немного кровоточило, на левой брови были швы. Зато убедился сам, что при поступлении «в экстренном порядке» пострадавшему не нужен ни новый российский паспорт, ни медицинский полис. Если и теперь для кого-то советский паспорт не будет удостоверять мою личность, то предъявлю медицинский эпикриз и продемонстрирую на теле плоды усилий желающих разбогатеть...
К первомайской демонстрации необходимо было восстанавливать силы: делал многокилометровые переходы, давал физическую нагрузку. Не имея медицинского полиса (который ранее отказались выдать по советскому паспорту), вместо перевязки подставлял раны солнцу. 1 Мая, как обычно, нес Знамя обкома КПСС (КПРФ), а после демонстрации лазал по кручам и загорал на Волге. Надеялся, что хоть швы сниму в медпункте родного университета. Но услышал: «Нет ножниц». Пришлось подточить ножичек, взять иголочку и самому срезать ниточки. А за несданный больничный лист меня наказали рублем: не попадайся под нож налетчика, а раз попался, то умей сам останавливать кровь!
Признаться, много я передумал за эти дни «вынужденного отдыха», и совсем неожиданные мысли приходили в голову.
Скажу о бандитах... Нет у меня почему-то к ним ненависти. Обычные отпрыски нынешнего режима. Просто духовности в людях стало мало. Электронные СМИ преимущественно источник агрессии. Мне легче: дома десять лет не включаем телевизор. Нервы портит радио, которое «сердобольно» рассказывает о наших болезнях (иногда хочется надеть белые тапочки и ползти на кладбище). Культ потребления — могильщик вырождающейся человеческой цивилизации, состоящей из нищих духом.
Извечные вопросы: что делать, за что бороться? За непреходящие ценности — чистую воду и свежий воздух! Рекламируемые материальные блага, услуги и прочее — ничто по сравнению с матушкой-природой. Змея тебе не враг, а неожиданная белковая добавка к рациону. Многие возвращаются к своим корням, в сельскую местность, от угара и информационной отравы городов, ложных ценностей. Земли нам хватит, почувствуйте вкус к натуральному хозяйству, откажитесь от мнимых удобств цивилизации, на которые нас подсадили, как наркоманов. Ведь ты голеньким пришел в этот мир, голеньким отсюда и уйдешь...
За годы грабительских реформ наш народ превратился в электорат, выпрашивающий социальные подачки, лишился пассионарности. Отвернулся от природы, видя в суррогатах цивилизации панацею от всех недугов. СМИ диктуют правила поведения манкуртам Иванам, не помнящим своего родства и национальности. Агрессии способствуют каменные мешки с грабительскими тарифами ЖКХ.
Непросто обогреть эти
зарешеченные погреба-душегубки и обеспечить большие города удовлетворительной водой.
А чем занимается население? Каждые сутки нас становится меньше примерно на 2160 душ, в год — на 750—800 тысяч человек. Значительная часть сидит в тюрьмах, другие их охраняют, поддерживают устойчивость сложившейся системы, обеспечивают ведомственную охрану вместо производственной деятельности, третьи занимаются сбором и воровством якобы вторсырья. Но наука выживания состоит не в следовании навязываемым СМИ потребительским стандартам, не в любви к золотому (зеленому) тельцу, а в единении с природой. Она, матушка, своих птенцов прокормит, а не нынешняя власть. Верить, бояться и просить — удел слабых духом.
Похваляясь демократическими «достижениями», сделали невыездными тысячи граждан России с советскими паспортами — так мы шпалы осваиваем! Три года назад в марте (отметил рождение дочери) за 30 часов непрерывной ходьбы (чтобы не замерзнуть) прошел более 100 км от Сызрани до Молвино. В прошлом году летом и осенью освоили местную трассу (80 км) от Ульяновска до Чуфарова (в августе со мной путешествовал девятилетний Максим). Устраивали две
ночевки в пути: одна среди леса (разъезд Ляховский, храм «Знамение») прямо на
деревянной платформе, дрожавшей от проходящих на скорости товарняков. В сентябре вторая ночь на трассе выдалась очень туманной, пришлось прикорнуть до рассвета не у реки Барыш, а на щебне между рельсами двухпутки.
Кто-то скажет, что хождение по шпалам опасно для жизни. Имейте в виду, что приближающийся поезд слышен за несколько километров. Железные дороги средней полосы России — это идиллия для туризма (значительную часть пути можно пройти по тропкам рядом с железнодорожными путями). А если хотите удлинить путь и укоротить свою жизнь, то выходите на автомобильные трассы, причем неважно, пешком по обочине или за рулем. Пересаживая людей на личные автомобили, власть сокращает поголовье не только в результате аварий, но и неестественного образа жизни, отравления окружающей среды.
Уже не обижаемся мы на то, что в нашем и без того еле живом садовом товариществе срезали полкилометра труб (в конце апреля они еще были). Известно, кто разрешил частнику черный металл принимать. Что же, пусть создает «средний класс» опору режиму! Платы от садоводов такое государство не дождется — в деревню уедем. Там достанете, другое место найдем: страна большая. Электричество пусть сам Чубайс потребляет, а мы печурки сложим, роднички автономные оборудуем. Зимой на печи будем спать и в ус не дуть! Рекламный визг электронных СМИ заменит пение птиц. Поуправляй теперь нами!
Что из того, что власть имущие делят между собой социальные программы? Чему завидовать? Многовековая история православия, годы советской власти обосновали целесообразность воздержания, понимаемого в
широком смысле как отказ от излишеств. Главное — не быть нищими духом!