ПРОВЛАСТНЫЕ структуры в лице некоторых депутатов от «Единой России» и членов недавно образованной по инициативе президента Общественной палаты развернули очередное наступление на экстремизм. Причем на сей раз их обеспокоил экстремизм «на словах», и они призвали ужесточить наказание политиков и политических партий, членами которых являются «невоздержанные на язык», за экстремистские высказывания.
Вообще борьба с экстремизмом, а тем более объявление экстремизма чуть ли не уголовным преступлением являются занятием бессмысленным и бесперспективным, если, конечно, рассматривать его с точки зрения оздоровления политической и общественной жизни в стране. Название понятия «экстремизм» произошло от латинского слова «extremus», которое означает «крайний». Соответственно экстремизм — это крайнее, наиболее радикальное выражение тех или иных взглядов. Крайнее и радикальное, кстати, отнюдь не означает преступное и насильственное, тем более что это вопрос идеологии, а не тех или иных методов достижения поставленных целей. Да и совершенно очевидно, что если «обрезать» политические «края» (то есть «победить экстремистов»), то крайними по логике вещей окажутся те партии и движения, которые ранее были ближе к центру. Таким образом «обрезание» можно продолжать до полной политической пустыни.
На самом деле, борясь с экстремизмом, власть сражается именно с идеологией, точнее, с той идеологией, которая для нее наиболее опасна и неприемлема. В противном случае речь шла бы о борьбе с нарушением законов, а не с экстремизмом. Так как КПРФ является крупнейшей оппозиционной партией и берет на себя ответственность наиболее последовательно отстаивать определенные позиции (причем явно неприемлемые для нынешней российской власти), то в сложившейся ситуации ей просто «на роду написано» оказаться в числе «экстремистских» (в противном случае она рискует стать партией оппортунистической). А значит, коммунистам необходимо как можно активнее противостоять лицемерной борьбе с экстремизмом, разоблачая ее сущность. Да и самим не использовать слово «экстремизм» в качестве ругательного ярлыка.
Попытки объявить «словесный экстремизм» противоречащим закону явлением демонстрируют еще одну показательную тенденцию: власть опасается силы слова. А значит, слово такой силой действительно обладает и является вполне эффективным оружием против этой власти. Но, естественно, слово не любое, а сказанное точно, внятно и по существу. И без боязни оказаться «экстремистами» или быть неправильно понятыми. Естественно, это вовсе не значит, что мы должны подставлять себя под удар власти, давая ей повод использовать против КПРФ карательные методы или дискредитировать ее в глазах граждан. Однако надо хорошо понимать, что правовая и политическая ситуации в стране таковы, что при желании и необходимости повод такой власть найдет и на пустом месте. А боязнь быть неправильно понятыми или дискредитированными зачастую приводит к тому, что ответы на наиболее острые вопросы, звучащие в адрес КПРФ, оказываются слишком многословными и невнятными, что как раз и дает возможность весьма нелицеприятных для нас толкований и фальсификаций.
Кстати, сила прямой и четкой позиции была хорошо продемонстрирована в связи с недавним гей-парадом в Москве. Тогда от имени КПРФ было заявлено, что подобного рода акции являются непотребством и провокацией. Никаких «реверансов» в сторону западного левого движения, которое, как известно, активно защищает права сексуальных меньшинств и с негодованием восприняло запрет парада московскими властями, сделано не было. И что? Коммунисты только приобрели в поддержке общественного мнения внутри страны. А заодно (что даже более важно) их четкая позиция вызвала активные (и яростно негативные!) комментарии некоторых европейских левых, считающих себя коммунистами. И эти комментарии для наших критиков оказались поистине разоблачительными. Так, один из подобных критиков, вроде бы являющийся членом ЦК Компартии Франции, заявил, что для российских коммунистов-де по-прежнему главными являются социальные права трудящихся, а не права человека «вообще» и либеральные ценности. На его взгляд, это очень плохо и неправильно. На самом деле политик, для которого социальные права трудящихся не являются главной ценностью, попросту не является коммунистом. Так что, проговорившись, «критик» просто расставил все на свои места.
Совершенно очевидно, что тема сексуальных меньшинств для современной России ведущей и основополагающей никак не является, а игнорировать наскоки некоторых закордонных левых гораздо легче, нежели возможные репрессии со стороны властных структур в собственной стране. Но в качестве иллюстрации, как четкая и недвусмысленно высказанная позиция помогает укрепить собственный авторитет и спровоцировать противников на разоблачительную для них откровенность, данный случай вполне подходит.
ПО КАКИМ ЖЕ ключевым на сегодняшний день проблемам, на мой взгляд, КПРФ недостаточно четко выражает свою позицию? (Подчеркиваю, речь идет не об отсутствии позиции как таковой, а о недостаточно четком ее выражении. Хотя зачастую второе является следствием первого.)
Во-первых, это проблема власти. Вроде бы об этом сказано очень много, но, возможно, многословие и затемняет основную суть. По крайней мере, не раз доводилось слышать от людей, сочувствующих КПРФ, вопрос: собираются или нет коммунисты приходить к власти. На первый взгляд звучит вопрос несколько наивно, но ведь ответ на него является основополагающим! Неоднократно в разнообразных партийных документах говорилось, что только при социалистическом устройстве общества возможно сохранить и возродить Россию. Очевидно, что для достижения этой стратегической цели коммунистам необходимо получить власть в стране, поскольку нынешние власти строить социализм (а значит, и возрождать Россию) явно не собираются.
То есть главной тактической целью коммунистов является получение государственной власти. И об этом надо говорить ясно (естественно, не называя точных сроков, что было бы недопустимым волюнтаризмом), уточняя, что использоваться для этого будут все возможные средства. Вместо этого приходится с разочарованием слышать, что целью партии в 2007 году является получение 20% на думских выборах. С разочарованием не потому, что не устраивают именно 20%. Просто с точки зрения очень многих цель должна быть сформулирована иначе: использовать парламентские выборы 2007 года как одну из возможностей для прихода к власти. В противном случае все наши парламентские усилия, пусть даже и удачные, но изначально не могущие привести к достижению стратегической цели, будут восприниматься гражданами как усилия по «трудоустройству» руководства партии. Что к их, граждан, жизни не имеет никакого отношения.
И не надо сводить проблему к преобладанию парламентских или непарламентских методов борьбы, тем более что провести между ними грань порою не представляется возможным. Так, методы, с помощью которых к власти на Украине в 2004 году пришли «оранжевые», по сути, были совсем не парламентскими (так как для этого потребовалось нарушить конституцию). Спровоцированы же они были именно выборной кампанией. А вроде бы даже самые непарламентские действия, как, например, стихийные протесты прошлого года против 122-го закона оказались вполне в русле парламентской борьбы, поскольку привели только к коррекции закона со стороны Госдумы, правительства и президента.
Но, повторюсь, если все средства используются в конечном итоге для получения коммунистами власти, то конфликта между «парламентским» и «непарламентским» методами просто не возникает. Назовет ли официальная власть коммунистов экстремистами, если они ясно заявят о такой цели? Вполне возможно. Как вполне возможен такой вариант и в противоположном случае (то есть на пустом месте, когда КПРФ цели о власти перед собой не ставит). И в этом противоположном случае коммунисты оказываются такой «крайней» (то есть экстремистской, говоря сегодняшним языком) оппозицией, о которой говорил в 1905 году в своей работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» В.И.Ленин: «Не начинаете ли вы, господа, понимать, что понятие крайней оппозиции выражает действия только отрицательные: изобличать, вотировать против, отказывать? Потому, что это понятие относится только к парламентской борьбе и притом в такую эпоху, когда непосредственной целью борьбы никто «решительной победы» не ставит».
Или партия действительно полагает, что сейчас именно такая эпоха, когда думать о «решительной победе» рано? Но в сочетании с утверждениями коммунистов, что Россия и ее народ находятся в критическом положении, которого могут и не пережить, отказ от немедленной борьбы за такую победу можно посчитать преступлением перед страной и гражданами. К тому же партия, в течение многих лет выражающая действия «только отрицательные», начинает восприниматься как партия ничего не могущих и незначащих пораженцев, а значит, теряет поддержку людей. Но ведь такую бессильную политическую организацию, не имеющую поддержки народа, и раздавить ничего не стоит, в том числе и с помощью обвинений в экстремизме.
Второй весьма важный вопрос, являющийся частным случаем вопроса о власти, — это отношение КПРФ к президенту. Казалось бы, вот уж по этому поводу партия заявила свою позицию внятно, и она однозначно антипрезидентская. Но многие наши противники не раз утверждали, что, мол, КПРФ предпочитает критиковать власть вообще, а когда конкретизирует свои претензии, то звучат они в адрес правительства, Совета Федерации, «Единой России», думского большинства, но не президента. Надо сказать, утверждения эти не вполне справедливы, и, если бы звучали они лишь от наших политических противников, ими можно было бы пренебречь. Однако нечто похожее говорят и многие наши сторонники, и партийные активисты. Некоторые даже предлагают взять на вооружение в качестве основного лозунга требование отставки президента. Мол, мы жалуемся, что «партия власти» перехватывает наши лозунги, а такой лозунг уж точно не перехватит. И в заявлениях с мест по поводу политики, проводимой президентом (например, в резолюциях митингов протеста или местных организаций КПРФ), зачастую звучат оценки гораздо более резкие, нежели те, на которые решаются центральные партийные органы.
Какими бы ни были тактические соображения, ограничивающие неприятие Путина лишь критикой, пусть даже и резкой, в его адрес, стратегически партия при этом проигрывает. Во-первых, потому, что критика имеет смысл только в том случае, если объект этой критики способен ее услышать и учесть, а в нашем случае это исключено. Во-вторых, это порождает в обществе ложные ожидания и поддерживает столь высокий рейтинг Путина. Люди, даже и не являющиеся однозначными поклонниками лидера государства, рассуждают следующим образом: мол, даже если коммунисты по-прежнему полагают, что главный виновник происходящего не Путин, а его окружение, и лишь критикуют его, надеясь, что он «исправится», значит, такое «исправление» возможно.
Речь здесь идет не о псевдореволюционной или за грань выходящей радикальной фразе. Отношение к этому можно выразить сколь сдержанно, столь и определенно: пока у руководства государством находится президент Путин или же любой из его преемников, власть олигархии и разрушение страны неизбежно будут продолжаться. С этой точки зрения совершенно неважно, будет ли допущено нарушение конституции и Путин останется на третий срок или же формально все произойдет по закону и будет осуществлена операция «наследник». Такая позиция продемонстрирует последовательность коммунистов в стремлении получить власть, а также выбьет почву из-под распространяемой врагами КПРФ клеветы, что она-де тайно сотрудничает с Кремлем ради выгоды своего руководства и в ущерб рядовым сторонникам оппозиции.
Третий вопрос — это возможность взаимодействия с различными политическими силами. Здесь в партии также нет единодушия. По-прежнему звучат утверждения, что такое взаимодействие, например, с «правыми» во всех случаях лишь дискредитирует коммунистов. Между тем такие утверждения есть признак неуверенности в собственных силах. Сильные в любых ситуациях являются ведущими, а не ведомыми, а значит, не они к кому бы то ни было присоединяются, а к ним. Скажем, «Единая Россия», являющаяся главной в связке с ЛДПР, никогда не выказывает переживаний, что жириновцы-де могут ее дискредитировать. Так что пусть сомнения, не отвернутся ли от них упертые в антикоммунизме избиратели, преследуют «яблочников» или «правые силы», если они думают об участии в совместных с коммунистами акциях. Причем любой исход подобных сомнений для нас объективно выгоден: присоединились к нам — значит сыграли на нашем поле, потому что мы, а не они в большинстве. Не присоединились — продемонстрировали свое безразличие к борьбе за социальные или общедемократические права. Отдавать же им инициативу в такой борьбе только потому, что не желаем находиться рядом, было бы безответственно.
С другой стороны, только действия с позиции сильного и в собственных интересах могут помочь в случае провокаций, которые организует власть. Между тем ситуация, например, с участием ДПНИ (движения против нелегальной иммиграции) в апрельских и майских акциях КПРФ продемонстрировала, что пока с такой позицией у партии дела обстоят не слишком хорошо. Партия была явно страдательной стороной и когда за свой счет дала возможность «попиарить» себя этому движению, предоставив его представителям возможность выступать на своих митингах, и когда с подачи как части собственного актива, так и других наших соратников против ДПНИ была развернута шумная борьба как против фашистов-экстремистов. Это пошло на пользу и официальной пропаганде, получившей очередной повод обвинить коммунистов в сотрудничестве с фашистами, и самой ДПНИ, и шумным борцам с движением из числа левых. Но не самой КПРФ и не общему делу лево-патриотической оппозиции.
А ПРОВОКАЦИЙ впереди ожидается немало. И главные из них, скорее всего, будут связаны с еще одним коренным вопросом, который нуждается в четком ответе. А именно с «русским вопросом». И власть, и КПРФ понимают актуальность этого вопроса. Надо отдать здесь должное коммунистам, что они не побоялись хотя бы поднять его. Ведь раскрутка темы «русского фашизма» как раз и есть ответ на «русский вопрос» власти, вовсе не ставящей себе целью сбережение народа и возрождение страны, что прямо противоречило бы сохранению нынешнего расклада, когда Россия превращена в сырьевой придаток Запада к обоюдной выгоде западного и российского олигархического капитала. Потому яростно обличаются и называются экстремистами те, кто смеет всерьез говорить о важности этого вопроса. Потому вокруг этой темы накручено столько словес, лицемерия и откровенной лжи.
Но власти такая неопределенность и двусмысленность также выйдет боком. Особенно если разработкой «русского вопроса» всерьез займутся коммунисты. И неизбежные обвинения в экстремизме и фашизме в наш адрес только помогут разоблачать эту лживость и лицемерие властей (как в случае с псевдокоммунистами из Франции). А если, испугавшись, будем молчать, то и поводов проговориться об истинных целях и намерениях у проводников нынешней официальной политики будет гораздо меньше.
Вот только чтобы даже острое и точное слово оказалось разящим оружием, оно должно быть подкреплено делами. И отсутствия таких дел нужно опасаться гораздо больше, нежели обвинений в экстремизме.
Разговор на самые больные темы и стремление искать точные ответы на самые непростые вопросы — принципиальная позиция «Советской России» на протяжении всех последних лет. А потому слово газеты обычно оказывалось услышанным теми, к кому оно было обращено, и не в последнюю очередь коммунистами и КПРФ. Задача же коммунистов — обращать слово в действие.