Приступить к ликвидации
Двадцать лет назад, работая в мантуровской «районке», писал я в основном о промышленности и строительстве. Предприятия местные исходил вдоль и поперек. Интереснее всего, помню, было на биохимическом заводе. Его построили в
70-х гг. для переработки отходов древесины в кормовые дрожжи, представлявшие собой весьма ценную добавку в комбикорм.
На площади в добрый квадратный километр располагались многоэтажные корпуса, напичканные приборами и автоматикой. Огромные аппараты возносились вверх; по стенам и потолкам змеились серебристые, синие, желтые трубы; ровно гудели мощные насосы. В дрожжерастительных чанах под воздействием прирученных бактерий чудесно зарождалась жизнь.
Длинная застекленная галерея, поднятая высоко над землей, соединяла цеха и производства. Люди шли по ней на смену: аппаратчики, сушильщики, операторы, лаборанты, слесари по ремонту автоматики.
Выполнив редакционное задание, я заходил в заводскую лабораторию, где работала моя жена. Стеклянные колбы, трубки, сложные приборы для химических анализов, запах реактивов, сотрудники в белоснежных халатах. Многие приехали на новое предприятие из других городов. Они много знали, видели, с ними было интересно общаться.
И вот теперь на месте всего этого остались развалины цехов, дикое «мясо» кирпича, гигантские «культи» каких-то ржавых труб, лестницы, ведущие в никуда. Совершенно фантастическое зрелище. Завод, когда-то краса и гордость советской микробиологической промышленности, оказывается, давно не работает, брошен в чистом поле. Часть зданий уже разобрана, все более-менее ценное из оборудования демонтировано, вывезено или растащено мародерами.
Я бродил потрясенный, забыв о времени, среди этих жутких декораций для съемок голливудского блокбастера. Могильным холодом тянуло из разбитых окон, в которые, казалось, вот-вот полезут фантомы с жуткими глазами или еще какая-нибудь нежить.
Лозунги, зовущие в никуда
В других местах хотя бы нет такой жути, но все равно печально. Не может работать без сырья и потому стоит льнозавод. В Мантуровском и соседних районах перестали выращивать лен, традиционную культуру для этих мест.
Нет больше «Сельхозтехники» и «Сельхозхимии». Опустел завод железобетонных изделий. Его продукция больше не нужна, потому что и строительных организаций уже не существует. Трактороремонтный завод работает, но если в доперестроечные времена здесь ремонтировалось по 35 тракторов в месяц, то сейчас столько не делают и за год. В 1986 г. был пущен сыродельный комбинат по переработке 34 тыс. т молока в год. Я был тогда на открытии — все новое, капитальное венгерское оборудование блестит и сверкает. Чудо, как хорошо!
Сейчас в капитальных стенах разливают минеральную воду. Производство сыра, вытесненное куда-то на задворки, с 942 т в 1990 г. нынче сошло на нули. Где венгерское оборудование, постеснялся спросить. Пищевая нержавейка — живые деньги — на пунктах вторсырья.
Из четырнадцати когда-то существовавших мантуровских предприятий уцелела ровно половина, да и те, за исключением фанерного комбината и птицефабрики, дышат на ладан. От промышленности в Мантурове остались, увы, рожки да ножки.
Нет больше объединения «Мантуроволес», в котором работало более 2000 человек. Преобразовавшись в акционерное общество, оно год от года уменьшало выпуск продукции. Сокращались заготовки древесины, лесопиление. Закрыли бортовой цех, паркетный. Вот уже и банкротство подоспело. После этой неприятной процедуры на предприятии появились столичные инвесторы. Производство нарекли АО «Мантуровопромлес». Но и под новым названием дело не пошло. Пораспродав все ценное из основных фондов, инвесторы подались прочь из Мантурова.
Обанкротилось и акционерное общество «Прогресс». Раньше здесь выпускали школьную мебель и печное литье, а теперь — мертвое царство. Я ходил по пустым цехам и с трудом узнавал предприятие, где в прежние времена трудилось до 400 человек. Груды мусора, металлических и деревянных заготовок для парт, ободранные голые стены. И, как свидетельство массового помутнения рассудка, каким-то чудом сохранившийся над входом лозунг «Перестройке — наши помыслы и дела!».
На месте околевшей промышленности в городе открываются в основном примитивные производства. Расфасовка медикаментов, например. Закупается бинт на больших бобинах, он режется на куски, сворачивается, на упаковку наклеивается этикетка. Все элементарно, электроника не требуется. Йод из больших бочек разливается в пузырьки. И так далее. Оборудование и технология простейшие. Бинтами занимаются сразу несколько предпринимателей.
Есть еще три фирмы, разливающие минеральную воду. Город стоит на озере минеральной воды, поэтому здесь самое сложное — сделать дырку в земле и найти деньги на линию по розливу в бутылки.
Это явление — деиндустриализация. Почитайте газеты — везде то же самое. Промышленность страны, все мало-мальски связанное с высокими технологиями идет под нож. Остается добыча и переработка сырья. Где-то нефти и газа, где-то металла и морепродуктов. В нашем случае — лес и минеральная вода, суть не меняется.
Пациент скорее мертв, чем жив
Мантурово, как и тысячи таких же городков, попало в жернова реформ. Город пребывает в полуиздыханном состоянии и представляет собой классический пример провинциального запустения и отчаяния. Все приходит в упадок, и подпереть нечем. Сами мантуровцы практически единодушны во мнении, что городок рано или поздно умрет. По оптимистическим прогнозам, через 25 лет, по пессимистическим — через 10. Если пересечь городскую границу и проехать по району, то и там та же жалкая действительность.
Техника ржавеет за околицей деревень, многие поля заросли бурьяном, мелколесьем, местные жители здесь уже грибы собирают. Колхозники, чтобы не умереть с голоду, валят лес на делянках, другие с ранней весны до поздней осени пропадают в Подмосковье на заработках.
В свое время, несколько веков назад, на заре зарождения капитализма в Англии, говорили, что овцы «съели» крестьян. Но это дало мощный толчок развитию текстильной промышленности, да и сельское хозяйство, в частности овцеводство, тоже стало стремительно развиваться. В Мантуровском районе все вышло иначе: коров съели (их количество уменьшилось за 15 лет с 4524 до 1603 голов), фермы разорили, крестьян выгнали на отхожий промысел, но ничего путного не создали. Посевные площади сократились в районе с 18 484 (1990 г.) до 13 960 га (2005 г.). В целом по Костромской области кривая падения еще круче: с 661,7 тыс. га до 345,9 тыс. га.
Сбор зерна упал с 6282 т (1990 г.) до 2502 т.
...Сегодня труд доярки оценен в 600 рублей, механизатора — в 800 рублей.
...Моторесурс техники выработан на 97%, нет средств на закупку ГСМ, запчастей, удобрений. Поэтому мы вынуждены обратиться с надеждой найти понимание и поддержку всех, кому дорога деревня: ПОМОГИТЕ!!!
Дальше идут подписи руководителей хозяйств и расчетный счет, на который можно перечислять пожертвования.
Это впервые. Вопли погибающих стало невозможно заглушить. Хозяйства настолько обнищали, что в прямом смысле пошли с шапкой по кругу, просят у населения денег на посевную. Люди добрые, подайте, сколько можете!
А где же обещанные фермеры, где тот «архангельский мужик», который, по обещанию реформаторов, должен был залить страну молоком, завалить мясом? Все оказалось блефом, сказкой для наивных дурачков. Нет в Мантуровском районе фермеров, нет больше и колхозов.
Не очень-то похоже это на капитализм. Прибавочной стоимости не создается. Капиталовложений не происходит. О расширенном воспроизводстве и речи нет. Есть нищета, разруха и невиданное по масштабам расслоение на бедных и богатых. Не к этому ли изначально и стремились «реформаторы»?
Платить всегда, платить везде
Кто спорит: конечно, «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Но с победой «рыночной демократии» здоровье стало таким же товаром, как и все остальное. Пока ты платежеспособен, твой спрос будет удовлетворяться. А нет — извини... Это с нашими зарплатами-то!
В районной поликлинике чуть ли не всю стену занимает прейскурант на платные медицинские услуги. Из него я узнал, что лечение, например, гайморита с помощью синус-катетера стоит
450 рублей. Есть расценки на эндоскопию, кардиограмму и УЗИ. Своя цена у справки в ГИБДД и рентгеновского обследования. Никогда бы не подумал, что нужно отдельно платить за подбор очков. И, думаю, результат местного творчества: «прием врачом без очереди —
100 рублей».
Раньше брать деньги с больных все-таки стеснялись, и ценник не покидал пределов регистратуры. Теперь тайн больше нет. Прейскурант публикуется в газете. Платных услуг все больше, и, похоже, кассира скоро посадят у дверей поликлиники, чтобы брать деньги даже за вход.
В мантуровской (как и в целом российской) жизни утвердился лозунг — «Бедным болеть не рекомендуется!». Поэтому население активно возвращается к прадедовским способам лечения всех болезней: от трав и меда до заговоров какой-нибудь бабушки Евдокии. Если же совсем припекло, можно дать объявление в газете. Листая подшивки «районки», я не раз обнаруживал подобные просьбы. Вот 45-летний онкобольной Александр Мусарев обращается к мантуровцам через газету: помогите деньгами на лечение. Не знаю, собрал ли он нужную сумму. Вечером, включив телевизор и настроившись на местный канал, увидел на экране женщину с маленькой девочкой на руках. У ребенка сердечное заболевание, и нужны деньги на операцию.
Уместно здесь вспомнить еще один миф о рыночной экономике, который нам внедряли в сознание на заре перестройки. Надо, мол, дать возможность немногим разбогатеть, стать капиталистами. Они потом поделятся, дадут инвалидам, детям, старикам. А что получилось на деле? Приходится выпрашивать и принимать как милость то, что когда-то государство давало бесплатно. Доморощенные капиталисты не то чтобы помогать сирым и убогим, они налоги-то не платят, в Пенсионный фонд отчисления не вносят. Что им до малышки с больным сердцем? Если всем помогать — сам по миру пойдешь, говорят наши деловые люди.
Расслоение дошло и до провинциальной школы. Кто-то приходит в класс в фирменных нарядах и с сотовым телефоном, а кто-то стыдливо жмется к стенке, чтобы не были заметны протертые локти.
Может ли получить высшее образование мантуровский парень или девушка из бедной семьи? Сейчас нет: дорог проезд к месту учебы, ничтожна стипендия, в вузе за все приходится платить. А раньше? Могу судить по такому факту. Мои тесть и теща были простыми людьми. Он работал слесарем в районной «Сельхозтехнике», она — там же уборщицей. Зарплаты небольшие. И при таких условиях они смогли дать высшее образование всем своим детям, причем вузы находились в других областях. Старшая дочь (моя жена Галя) окончила Ивановский химико-технологический институт, младшая, Нина, получила диплом Ивановского госуниверситета, сын Валера стал офицером после окончания военного училища в Подмосковье. А причина простая — государство помогало. Через разрушенные ныне фонды общественного потребления, через дотированную цену на койку в общежитии, на кашу в студенческой столовой, на учебник и тетрадь. Сейчас ничего этого нет, и детям рабочих, учителей, медиков доступ к высшему образованию затруднен многократно.
Век квартиры не видать
Общежитие на ул. Больничной когда-то принадлежало фанерному комбинату. Вот и окно моей бывшей комнаты. Сердце даже сжалось. Семь лет прожили мы здесь с женой и ребенком, вспоминать не хочется. Теснота, обида и доски, брошенные в общем туалете через залитый нечистотами пол. Балансируй до унитаза, как цирковой канатоходец. Эх, общага!
Появился второй ребенок, и какое же было счастье, когда получили двухкомнатную благоустроенную квартиру в микрорайоне Юбилейный. Тогда таких счастливчиков было много, каждый год в городе сдавали по 2—3 многоквартирных дома.
И вот заглянул вновь в «родные» стены. Общежитие уже давно в городском ведении, комбинат отдал «социалку» муниципалитету. Но здесь все так же мрачно и уныло. Ни одной лампочки в коридорах, стены обшарпаны, звон посуды, детский плач и пьяные голоса из-под дверей.
Светлана Васильевна живет в этом общежитии 26 лет. Занимает комнатку в 12 кв. м.
— Вся жизнь так в общаге и прошла, — рассказывает она. — Здесь вышла замуж. Здесь родилась дочь. Пошла в первый класс, закончила школу, тоже вышла замуж. Родилась внучка. Им выделили комнату по соседству. В прошлом году умер мой муж. Хоронили тоже отсюда, из общежития.
Эти люди никогда не имели собственного отдельного жилья. Один туалет на этаж, электроплитка в комнате, вахтер у входа. Дети вырастают, все идет по замкнутому кругу, и вырваться из него, кажется, невозможно.
Светлана Васильевна, когда работала на фанерном комбинате, стояла в очереди. Еще бы чуть-чуть — и справлять ей новоселье. Но квартиры она так и не дождалась. Грянули реформы, жилищное строительство в Мантурове, как и во всей стране, свернулось.
Теперь надеяться не на что — никто ничего никому не дает. Предлагают решать жилищную проблему своими силами. То есть старикам доживать там, где жили всю жизнь. Молодым — зарабатывать себе на квартиру самим. Как будто такое возможно.
Мы только сейчас начинаем понимать, в какой стране жили, что такое бесплатная квартира, бесплатное образование, бесплатное здравоохранение. Весь мир на нас удивляется: иметь все это и отдать за просто так, без борьбы. Очень у многих, Светлана Васильевна не исключение, только сейчас начинают открываться глаза. А некоторые и до сих пор не осознали, что их хибара, подвал, комнатушка с подселением, место в общежитии — это не временный вариант (немного помучиться, а вот потом...). Это навсегда.
Очередь за счастьем
Там и сям по городу торчат коробки недостроенных многоквартирных жилых домов. Одни потихоньку разбирают на кирпичи местные жители. Другие сносят по указанию муниципалитета. Все равно на завершение строительства у города нет денег. Шестидесятиквартирный дом на ул. Ленина должен быть сдан под заселение в 1992 г., как свидетельствуют кирпичные цифры на фронтоне. Как раз бы к гайдаровскому отпуску цен. Но не сложилось. Если приглядеться, можно увидеть на крыше выросшие березки. Бери топор и заготавливай дрова.
В Костромской области вплоть до конца 80-х гг. велось интенсивное жилищное строительство. Даже в 1990 г., когда уже обозначился спад, было сдано 362 тыс. кв. м жилья. Положение резко изменилось с началом либеральных реформ. Строительство жилья сократилось более чем в три раза (2005 г. — 111,6 тыс. кв. м). Если в 1990 г. 8027 очередников получили квартиры или улучшили жилищные условия, то в 2004 г. их было всего 900. И кстати, это были уже не очередники. В статистику попали отставные военные и северяне-переселенцы, для которых квартиры строились по федеральным программам.
В Мантурове городская очередь в 2005 г. на жилье была 1800 человек. Последние десять лет (а может, и больше) квартир не давали вообще. Сейчас с введением Жилищного кодекса проблема отпала сама по себе.
Знаменитый архитектор Щусев сказал: «Жилье — это тридцать процентов человеческого счастья». Это кому как, для кого-то, может, и все сто процентов. Между прочим, одних только незавершенных строителями домов в Костромской области более 300. Мантурово, как видим, не исключение. Если в квадратных метрах — 162 тыс. А сколько недостроек потихоньку разобрали, чтобы не портить пейзаж и отчетность?! Отняли у людей счастье.