— Выкопали большой котлован и ведут в нем общественную работу, — сказал Илья Ильф об Оренбурге.
Давно сказал. О какой-то стройке. Но как сквозь годы глядел. Это же в Оренбурге под окнами «губернаторского» присутствия (при народной власти — Дома Советов) выкопали большой котлован и скоро пять лет ведут здесь общественную работу в счет выполнения послания ВВП об удвоении валового внутреннего продукта спорами на тему: строить или не строить в яме посреди главной улицы очередной торгово-бюрократический бордель.
Но пусть бы стройка была даже ударной и совершилась в считанные месяцы, как обещали, имеет ли она смысла больше, чем общественная работа в котловане? Не есть ли это один из множества примеров, показывающих, что все мы оказались в котловане, а может, в «черной дыре» истории?
Валом валит лишь один продукт «реформ» Путина и его «Единой России» — базары и игорные притоны. Взять хотя бы примыкающий к котловану квартал. Стоящий на обрыве Дом офицеров, как очаг высокой культуры, центр воспитания воинской чести, державности и славы, если и не капитулировал на своем стратегическом направлении, то сдал большую часть боевых позиций, оказался в положении, похожем на осаду и оккупацию.
«Высокой» осталась только вывеска над парадным входом — «Ночной клуб «Полет» — как спекуляция на памяти об уничтоженном «демократами» здешнем летном училище, давшем крылья первому космонавту планеты Ю.А.Гагарину. Над углом с тыла — вывеска «Игровой клуб «Тип-Топ». С фланга — третья: «Игровые автоматы «Лас-Вегас». Заявка на приобщение к «цивилизации» на уровне столицы американской индустрии прожигания жизни.
Нам, конечно, именно этого очень не хватало.
Торговля лекарствами — отрасль наиболее устойчивого спроса. Даже когда приходится выбирать хлеб или лекарство, человек покупает лекарство, то есть жизнь. Это и закоулок наибольшего ценового ограбления: «Кошелек или жизнь?». Люди расстаются с последними деньгами.
При плановом хозяйстве сеть аптек в Оренбурге строилась в расчете на равномерное размещение для удобства населения. В ту эпоху бесплатного здравоохранения и гораздо большей, чем сегодня, продолжительности жизни действовали в городе 28 аптек с дешевыми лекарствами. Теперь их около 150, зачастую одна рядом с другой, потчуют пациентов дорогостоящими снадобьями и подделками, не всегда безвредными для здоровья, но всегда вредными для кармана больного.
Полтора десятилетия раковой опухолью разрастается сфера базаров и не отвечающих подлинно человеческим потребностям заведений, притонов. Многие сверкающие залы, даже целые этажи, совсем пустые или почти пустые. По своей экономической сущности эти многократно избыточные мощности сферы обращения — во вред жизненным потребностям народа, бездарно растраченные его труд и природные богатства.
Однако, с точки зрения «рыночных» затейников, переливание из пустого в порожнее — это рост валового внутреннего продукта. Работа кипит. В самом сердце города старинный ресторан «Урал» закрывают и открывают в нем магазин. В другом углу здания закрывают старинный магазин и открывают в нем ресторан «Охотный ряд». Ломка и переделка — миллионы на ветер, а по статистике — прибавка валового внутреннего продукта. Скоро обнаруживают, что магазин никому не нужен — его ломают и переделывают. Второй, третий, пятый раз за короткое время — и так в каждом квартале города.
И вот он, бурный «рост экономики», а по сути, общественная работа в котловане. На дне ямы видны уничтоженные и уничтожаемые в угоду западным колонизаторам производственные предприятия, выпускавшие валовый внутренний продукт, который можно было даже попробовать на зуб, в отличие, скажем, от такого «продукта», как услуги игорных притонов и прочих банков.
Естественным было бы, если бы сразу после возгласа Путина о десятилетке удвоения валового внутреннего продукта началось воскресение убиенных «демократическими» прихватизаторами производственных предприятий. Но зря петух кукарекал: рассвет не наступил. Не день, а шесть лет царствования Путина проползли в безделье, и не воскрес из мертвых в Оренбурге аппаратный завод, комбинат шелковых тканей, трикотажная фабрика, четыре фабрики кожевенно-обувного объединения «Урал», комбинат оренбургских пуховых платков, фабрика валяной обуви, завод резиновой обуви, мясокомбинат, мебельный комбинат, механический завод, электромеханический завод — все это крупные и средние предприятия обрабатывающей промышленности, остановленные преступной политикой высокочтимого отца нынешнего режима Ельцина. Можно перечислить ряд уничтоженных мелких предприятий обрабатывающей промышленности и привести большой список разрушенных мощностей строительной индустрии, бытового обслуживания населения и других отраслей, выпускавших потребительские товары.
Мало того. Уже после провозглашения Путиным «амбиций удвоения» продукта непрерывно продолжается разгром производства. Две трети корпусов завода бурового оборудования «очищены» от металлорежущих станков и превращены в оптовый базар. Прекратил выпуск гидравлических прессов завод «Металлист». Завод «Спецэлеватормельмаш», обеспечивавший оборудованием все хлебоприемные элеваторы СССР, теперь — розничный рынок «Три кита». Одновременно ликвидирован крупнейший в Оренбуржье деревообрабатывающий завод — во славу патриотизма в его просторных цехах развернули «Славянский базар».
В годовщину 60-летия Победы «демократические» делегации шествовали мимо завода сверл, а могли бы сложить свои венки у его проходной. Как раз в день славного юбилея отсюда вытолкали последних тружеников завода, работавшего на Победу и мирные завоевания СССР: в его стенах отныне — вьетнамские торговые ряды, турецкие бани и казино.
Едва господа отдышались от юбилейных банкетов, как послышались рыдания выброшенного на улицу коллектива гормолзавода. И его прихлопнули. Молочные продукты в Оренбург теперь везут из Московской и еще более дальних областей — одни только транспортные расходы могут удвоить ВВП.
Похоже, подобные успехи позволили Путину и в недавнем поминальном послании завернуть словечко об «удвоении» как «об абсолютном приоритете». И это так утешило пуховязальщиц, словно пух, вылетавших в этот час из закрытых цехов фабрики оренбургских пуховых платков. «Эффективные собственники» рвут на части «визитную карточку» области, отправили на металлолом автоматические вязальные станки с программным управлением. Освободившиеся пролеты «сдаются под офисы» — валовый продукт рыночной бюрократии. А прекрасная песня «Оренбургский пуховый платок» явно остается музыкальным памятником исчезающему продукту народного прикладного искусства.
Ее так задушевно пели, глядя на выступающего с президентским Посланием Путина, в ресторане «Южные ворота». Как теперь модно, он накануне открыт в бывшем цехе кожгалантерейной фабрики. И ее «скушали», хотя в свое время вопили о «самоедской советской экономике», которая все эти мощные современные предприятия строила и совершенствовала. Разве это не пир во время чумы?
Чего ради пожирание? Может, уцелевшие предприятия многократно перекрывают проектные мощности, на чем и основываются раз в год посулы об «удвоении»?
Увы, более десятка лет гиганты лежат вповалку. В Оренбургском научно-производственном объединении «Стрела» трудились десятки тысяч специалистов авиационно-космической промышленности. Сейчас — ау! — в ряде космических по размерам корпусов откликается только эхо. Более чем за десяток лет с начала освоения производства выпущено лишь 8 вертолетов Ка-226, тогда как в советское время на запуск в массовую серию отводили не более двух лет. И никто не поручится за светлое будущее богатыря.
Станкостроительный завод вместо сотни с гаком металлорежущих станков в месяц осиливает штуку, иногда пару. По соседству вырезают автогеном оборудование завода резиновых технических изделий. Он объявлен банкротом и разделяет жалкую судьбу сельскохозяйственного машиностроения.
Завод «Гидропресс» по итогам 2004 года признан «выдающимся предприятием малого и среднего бизнеса в машиностроении» и возведен на «Российский национальный Олимп», отнесен в Золотой запас Отечества XXI века, удостоен медали Торгово-промышленной палаты России и других почестей.
Иду по знакомым корпусам. Всегда они гудели, как улей в пору медосбора. Ныне здесь пролеты пустые, рабочих в десять раз меньше прежнего. Около семи лет назад часть завода рухнула. Смотрим — и сегодня картина бомбежки. Балки, развалившиеся плиты перекрытия погребли под собой станки, а сохранившиеся колонны подпирают небо. Сил нет расчистить завалы, и рядом рабочие, инженеры продолжают производство, как в прифронтовой полосе.
Они заслуживают самых высоких наград. Но вот вопрос: если так выглядят «Золотой запас Отечества XXI века», «Российский национальный Олимп», то в каком же виде с их высоты вся остальная Россия, ее промышленность?
Оренбург продолжает караванный путь к возвращению в торговый перекресток, в сплошную толкучку, и в этом он зеркало всей страны. Под ежегодные верховные напоминания о «десятилетке удвоения» караван бредет своей тропой, в расширяющуюся пустыню. Стареют и изнашиваются основные фонды, вследствие чего снижается производительность труда, и при этом численность работающих в промышленности неуклонно сокращается — за последнюю пятилетку почти на полмиллиона человек. Да в сельскохозяйственном производстве — близко к двум миллионам выбывших тружеников.
В советскую эпоху наука была непосредственной производительной силой, в ней с высшей отдачей работали 3054 тысячи ученых. Теперь — почти втрое меньше, миллион с хвостиком.
А всего за полтора десятилетия ельцинско-путинского разграбления страны из сферы научно-технического прогресса и материального производства выброшено уже более 18 миллионов тружеников — кадры, которые не решают ничего, с тех пор как они не владеют техникой.
Все они открытые и скрытые безработные, прозябающие на базарах, в прислуге, в охране и т.п. В паразитической системе поклонения «золотому тельцу», в банках, в бюрократии правят бал втрое больше вокруг Сатаны, чем было работников финансов и управления при народной власти.
Таким образом, наглядно видно, что не происходит увеличения «простого продукта» труда в начисляемом «валовом внутреннем продукте». Этот радужный мыльный пузырь, может быть, раздуют вдвое и больше, но он никогда не заменит и не восполнит того продукта, который уже не произведут уничтоженные трикотажные, швейные, обувные и другие фабрики, электронные, машиностроительные, химические и иные высокотехнологичные заводы, животноводческие фермы и плодородные поля и работавшие на них 18 миллионов классных специалистов.
При продолжении нынешнего политического курса не отпущено десять лет на бесплодные «амбициозные» словеса об «удвоении» валового внутреннего продукта, когда в действительности идет его убавление. Каждое загубленное производственное предприятие и каждый открытый в нем базар — это удар по отечественному народному хозяйству, это шаг к гибели страны. Сколько ударов в силах еще выдержать экономика, при социализме выстоявшая в Великой Отечественной войне и сломавшая хребет германскому фашизму? Сколько еще шагов к пропасти впереди — разве счет на годы?
Просто потрясает состояние словно бесчувственности и невменяемости, с которым Путин и его заокеанской дрессировки попугаи повторяют «р-рынок» и «р-реформы» под грохот разваливаемой страны. И так по всей «вертикали власти» — любой наместник, градоначальник или смотрящий «Единой России» при виде очередного убиваемого производственного предприятия, как завод сверл, глазом не моргнет, не то чтобы ужаснуться и осудить это преступление против прошлых и будущих поколений. Людей лишают работы — народ лишают жизни. А дерьмократам все о’кэй!
Но тут вызывают недоумение и некоторые патриотические вожди, когда они принимают на веру и теоретическое вооружение филькины байки насчет бурного роста экономики и валового внутреннего продукта, но, правда, критикуют за то, что будто сей продукт составляет «только 80 процентов» от советского. Что с правофланговыми, какая морока? В других речах трибуны трезво отмечают, что даже сырьевые отрасли далеко еще не поднялись до советских вершин, а вся обрабатывающая и высокотехнологичная промышленность или безвозвратно стерта с лица земли, или еще копошится, пока не пришибли нокаутирующим приемом во Всемирную торговую организацию.
Не такое уж это безобидное дело — принять язык и представления угнетателей народа. Повторять вслед за ними «рост экономики», когда дело идет лишь о малом возобновлении почти до нуля остановленного ими же производства, — это значит задним числом признавать естественность и законность их преступных махинаций, прикрывать их благовидными словами.
Но скрежетом выдираемых «с мясом» станков, криками выдворяемых из цехов тружеников страна призывает и требует не привыкать к ее боли и страданиям, не терять острой чувствительности и восприимчивости к бедам ограбленных людей труда. Это они хозяева созданных ими заводов и фабрик, у них право и сила для самозащиты от наглых захватчиков, для спасения Родины. Только вспомним — кто мы.
На крутом берегу Урала в Оренбурге в середине минувшего века установили вдохновенный памятник. Устремленный в небо гордый молодой человек — выдающийся сталинский сокол Валерий Павлович Чкалов. И самой державе рабочих и крестьян было всего полтора десятка лет, но у нее уже было кому ставить памятники, были герои, выражавшие дух трудового народа: «Все выше, и выше, и выше!» Он и сегодня всем своим видом зовет к высокому, к прекрасному.
А нынешний «котлован», ведь ему тоже пятнадцать лет, где его герои? Пора бы тоже воздвигнуть памятник, но кому? Куда звать?
Вот это, что ли?
Протянутый через всю улицу Советскую рекламный плакат воспринимается как непосредственно относящийся к памятнику Чкалову и барельефу Юрия Алексеевича Гагарина на стене бывшего летного училища. К первому космонавту планеты тоже вроде бы обращен призыв: «Пей, богатей, здоровей!»
Вы, крылатые люди, взлетели бы с этим к звездам?