Мы проводили в последний путь выдающегося скульптора нашего времени Вячеслава Михайловича Клыкова. 40 дней его уже нет с нами, а сердце никак не хочет с этим смириться. Надо найти слова, чтобы объяснить себе, какого творца, какую замечательную личность мы потеряли. Мы столько раздаем дежурных комплиментов по разным поводам, так научились превозносить серость, столько прекрасных и важных слов истратили по пустякам, что когда наступает черед сказать серьезные слова о самом что ни на есть настоящем, приходится выбирать из тех, что уже уценены на нашей ярмарке жизни. Пусть он нам это простит.
Я ПОЗНАКОМИЛСЯ с Вячеславом Клыковым на Курской дуге. Там, на Прохоровском поле, по его проекту был установлен храм-звонница в память о жестокой битве. Казалось, половина России собралась на церемонию открытия этого монумента. Печально — торжественный звон колоколов, взрывая поминальную тишину, взывал к священной памяти об ушедших. Потрясенные, мы долго молчали, и в этой внутренней сосредоточенности было сопереживание своей истории, взгляд на нее изнутри, ощущение сопричастности этому переломному событию военных лет. Придя в себя, мы поздравляли Клыкова с творческой удачей, обменивались впечатлениями, а колокольный звон еще долго эхом сопровождал наше пребывание на этой овеянной славой земле. Потом в долгих беседах с Вячеславом Михайловичем я узнал, что родом он из этих мест, из деревни Мармыжи, и звонницу эту выстрадал всем своим существом.
При всей возвышенности, торжественности творчества своего Клыков не был человеком парадным. Он жил наотмашь. Вечно занятый, одержимый разными идеями, которые по извечной русской привычке могли бы так и остаться мечтами, но не остались, а требовали воплощения немедленного. Он увлекался и разочаровывался, расшибался о стену чиновничьего равнодушия и возрождался заново. Рынок правил бал, разрушая не только былые экономические связи, но и человеческие. Страна глохла от перемен, вечные истины подменялись сиюминутными, общество нуждалось не в героях, а в предпринимателях, а Клыков поднимал на постамент фигуры лучших сынов Отечества. Думы свои, представления о лучших чертах русского характера он воплощал в монументах. Высятся над всеми мирскими проблемами его Сергий Радонежский на Радонежской земле, святой Владимир в Херсонесе, Александр Невский в Курске, святой Георгий Победоносец в Рязани, Илья Муромец в Калуге, неистовый протопоп Аввакум, Петр I в Липецке и Николай II в Тайнинском, Кирилл и Мефодий в Москве, писатель А.И.Бунин в Орле и поэт Николай Рубцов в Тотьме. Много этих свидетелей величия России, и если вспомнить все, что изваял Клыков, получится длинный список.
Я работал тогда в Государственной думе, был депутатом, а потом советником, он вел большую общественную работу, много работал, поэтому встречались мы нечасто, но те редкие часы и даже минуты общения оставляли во мне уверенность в прочности нашей дружбы. Нас связывал общий интерес к судьбе страны, к истории России, к людям ее, и наши беседы вились вокруг этих тем.
Клыков много знал, и знания эти он приобрел не только в стенах Суриковского института, где учился тайнам ваяния монументальной скульптуры. Сама жизнь давала ему повод для размышлений, задавала ему вопросы, на которые он сам находил ответы в книгах, в общении со сведущими людьми, в собственных умозаключениях. «Я учился в годы так называемой оттепели, — рассказывал скульптор, — это было время выставок, творческих вечеров, диспутов. И конечно, это относительное раскрепощение уже само по себе оказало на меня влияние».
И не присоединял. Его монументализму иные критики приписывали конъюнктурный официоз. Но разве были у них для этого основания? В то время, когда стилевые рамки разрушались, все высокое подвергалось осмеянию, Вячеслав Клыков упорно сохранял сурово-романтический стиль.
По роду своей деятельности я много поездил по России, и когда видел героев Вячеслава Клыкова, всегда ловил себя на мысли, что в его монументах — не только внешняя схожесть с реальным лицом. От них исходит вечность. На фоне современных памятников, дисгармоничных, невразумительных по мысли, в которых персонажи иногда запечатлены в позах случайных (процессы развала и дезориентации, которые мы видим сегодня, отразились и в скульптуре), клыковские творения отличаются удивительной простотой, одухотворенностью и совершенством законченной формы. Стоя у подножий его памятников, я отмечал, что они создают вокруг себя особую ауру, и люди, ощущая ее, приходят к ним просто посидеть, отдохнуть в атмосфере возвышенного покоя. Вячеслав Михайлович говорил, что памятники действуют на подсознание. Еще как действуют! Его памятники иногда вызывали и мощную отрицательную реакцию...
Будучи фигурой крупной, он притягивал к себе многих, объединял вокруг себя единомышленников, тех, кто болел за Россию и готов был во имя ее что-то делать. Выходец из русской глубинки, крестьянин по крови, курянин, Вячеслав Клыков, мне казалось, знал о России все. Историю ее он постиг не только умом, но и сердцем. С горечью, с тревогой и болью говорил о том, что происходит с нами сегодня. Где мы сейчас живем, в какой стране? Читаем вывески на магазинах, написанные не по-русски, говорим на странном языке, стараемся идти в ногу со всем миром, строим капитализм. Отношения между людьми давно уже не сердечные, а рыночные. Вот и не можем никак выбраться из своих бед. И не только экономических: нас становится все меньше и меньше. Рухнул великий Союз народов, теперь в каждой бывшей республике порядки свои, свои лозунги: Украина — украинцам, Грузия — грузинам, молдаванам — Молдавия, а русским — что? Попробуй заговори о том, что нужно возрождать русскую культуру, русский язык и тут же попадешь в разряд националистов, шовинистов. Вот и стесняемся заявлять о себе как о русской нации. А Клыков призывал интеллигенцию возвысить свой голос в защиту нашей великой культуры, нашей великой литературы. Он не считал себя россиянином, потому, что, как сказал однажды Г. Свиридов, россиянином может быть и папуас, Россия велика, для всех хороших людей места хватит. Не считая себя лучше других, он всем своим существом ощущал в себе течение русской крови, свою связь с многовековой историей страны и свою ответственность за нее. Надо ли говорить, как непопулярны его мысли о русском, если в ходу теория русской ассимиляции.
Клыков утверждал, что все живое таит в себе неограниченные возможности для выживания, для сохранения вида, а это значит, что как бы не нарушалась природа русского народа, придет время, и она востребует свое. «Экспериментаторы, — говорил он, — получат ответный удар. Уже 80 с лишним лет пытаются вытравить из нас это сознание, этот наш менталитет, но никак не удается. И никому это не удастся никогда, потому что у русских есть еще одно свойство, которого нет у других — это наше невиданное терпение. Мы перетерпели одну орду, перетерпим и другую. Где теперь та орда? Только что в учебниках истории. Вот это участь любых недругов России. Уже много лет Россия терпит поругание над собой. А поругание рано или поздно, но непременно поднимет обратную волну. Из недр нашего народа родится новое сознание. В молодежи оно уже пробуждается. Тут нет ничего удивительного — это закон, если хотите, исторического возмездия. Он обязательно возьмет свое. Поэтому я утверждаю: как не бывает поругаем Господь Бог, так и не бывает поругаем народ. Тем более народ православный. Такой великий народ, как русский, не может быть поругаем бесконечно долго». Россия непременно возродится из руин. Но для того чтобы это произошло, каждый на своем месте должен использовать те возможности, которые у него есть. Сила россиян — в единении и в хорошем хозяине. «Ко мне, — рассказывал Клыков,— очень рано и именно от крестьянского опыта, пришло осознание того, что в доме должен быть хозяин. Там, где есть хозяин, все идет хорошо: скот замечательный, жена хорошая, дети не сопливые, а ухоженные, дом покрашен, в углу стоят образа. Если же хозяин дурной, то и гуси у него какие-то хромые да кривые, корова худая, жена сварливая и злая, дети золотушные и в доме все перекошено. Убежден — как в доме, так и в России, обладающей такими огромными территориями, должен быть хозяин».
Я оторопел, когда Клыков сказал мне, что он монархист. Человек истинно верующий, признающий власть от Бога, он не верил в благие намерения незаконной власти, и практика давала на то ему основания. Самое главное, — считал он, — восстановить институт самодержавия как традиционную для России форму государственной власти. Для этого должен быть созван Всероссийский Земской Собор, что можно сделать только после принятия патриархом всенародного покаяния. «Любому человеку, — объяснял он в одном из интервью, — если он родился в России, если ему выпало родиться русским, прежде всего нужен Бог. Без Бога вообще жизнь бессмысленна. Человек без Бога — это как листочек в осенний день: куда ветер дунет, туда он и полетит. Народ без Бога — это просто управляемая толпа. Вот точно так же, как без Бога, русский народ осиротел и без Помазанника Божьего. В России тысячу лет был православный царь — отец народа. И веками у народа, благодаря этому и другому, выкристаллизовывалось то сознание, то чувство, которое и у нас самих, и всюду в мире называется русским характером, русской душой». А русская душа, по его мнению, — это беспримерная смесь доблестей и пороков. Причем наши пороки чаще всего имеют положительное свойство. Возьмите, например, русскую необузданность, русское упрямство, русское упование на «авось». Это пороки? Может быть. Но благодаря этим порокам русские дошли до Калифорнии, выстояли перед «двунадесятью языками», взяли Париж и Берлин, открыли дорогу в космос. Но чтобы эти сомнительные свойства заставить работать во благо своей родине, должен быть какой-то изначальный порядок. «Наш порядок — это православие и православный царь», — утверждал скульптор.
Сейчас мне идея Клыкова не кажется бредовой, она находит многих сторонников. Программа переустройства России, выношенная им, будоражит умы, заставляет людей понимать, что никто не изменит их жизнь, если они сами не возьмутся за дело. Всей жизнью своей народный художник, заслуженный деятель искусств Вячеслав Клыков доказал свое право называться верным сыном России: он взял на себя огромный груз общественных обязанностей: он стал президентом Международного фонда Славянской письменности и культуры, который проводит множество симпозиумов, конференций и других очень важных многочисленных акций, объединяющих все славянские страны. К примеру, у всех на памяти замечательное событие, которое инициировал Вячеслав Михайлович: благодатный огонь от Гроба Господня озарил на пути своем славянские земли и воцарился у подножия подаренного Москве скульптором памятника Кириллу и Мефодию.
Вячеслав Михайлович участвовал в многочисленных зарубежных выставках, не раз привозил высшие награды и искренне мне говорил, что родная земля дает ему не только темы для творчества, но и питает его своей светлой могучей энергетикой.
В последнее время Вячеслав Михайлович много и увлеченно рассказывал о деятельности Всемирного Русского народного Собора, членом Совета которого он был, и когда пришла скорбная весть о его кончине, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл написал: «Для многих людей в России и за ее пределами Вячеслав Михайлович является примером художника, все творчество и вся жизнь которого были наполнены духовной силой и красотой православия. В нашей памяти всегда будет храниться образ истинно верующего, искреннего и увлеченного человека, сумевшего сохранить душевную чистоту». Задумаемся над этими словами и помянем его с благодарностью.
А прожил Вячеслав Михайлович Клыков всего-то 67 лет. Да, он в последнее время болел, но ведь это не повод уходить от нас. Да и разве может просто так покинуть этот мир человек, который закрутил много дел во имя России? Нам эти дела продолжать.