ПОЧТИ в каждом номере центральных газет и на ТВ обсуждаются «нефтяные вопросы». Причем больше всего о нефти и газе говорят те, кто никогда не бывал на нефтяных месторождениях и не знает, какого цвета нефть. Восторженно, взахлеб пишутся статьи о радостных событиях — повышении цен на нефть и газ. И только специалисты-профессионалы поднимают тревогу.
Наш собеседник Анатолий Самсонович БРОНЗОВ — человек непростой судьбы. Он воевал на фронтах Великой Отечественной войны и в небе как летчик-истребитель, и на земле как танкист и снайпер. Награжден семнадцатью боевыми орденами и медалями. В 1953 г. после окончания Московского нефтяного института им. И.М.Губкина он более 50 лет проработал во ВНИИ буровой техники, пройдя путь от инженера-технолога лаборатории многоствольного и наклонного бурения до научного руководителя ряда проблемных лабораторий. А.С.Бронзов один из ведущих ученых в области нефтяной и газовой промышленности. Он внес крупный вклад в теорию и практику проектных и строительных работ при бурении и обустройстве месторождений. Разработанная им технология строительства наклонных скважин использована при ликвидации открытых фонтанов нефти и газа как в СССР, так и за рубежом. Кандидат технических наук (1963 г.), автор более 140 публикаций (в том числе 8 монографий и 42 изобретений). В настоящее время — генеральный директор научно-производственного предприятия, деятельность которого направлена на модернизацию производства буровых работ в новых экономических условиях. В минувшем году друзья и коллеги отметили 80-летний юбилей ученого-подвижника, классика буровых дел. Вот что он рассказал в беседе с нашим корреспондентом.
— Анатолий Самсонович! Президентом РФ Владимиром Путиным выдвинута инициатива энергетической безопасности человечества. Эта концепция недавно была предметом обсуждения «Большой восьмерки». С другой стороны, ученые считают, что минерально-сырьевой комплекс России переживает системный кризис, который вызван тем, что государство фактически утратило рычаги влияния на управление недрами. По оценкам таких авторитетов в этой области, как Н.К.Байбаков, Е.А.Козловский, в ближайшие 5—10 лет Россия может оказаться на грани разрушения нефтедобывающей отрасли и будет вынуждена обращаться к зарубежной помощи. Что вы можете сказать по этому вопросу? Как вы оцениваете состояние нефтегазовой отрасли?
— Проблема эта сложная и многоплановая. Реализация этой концепции потребует объединения усилий большинства из 92 стран, располагающих запасами углеводородов и заинтересованных в такой безопасности в обозримом будущем. Но прежде всего хотелось бы отметить, что около 85% энергии, потребляемой человечеством, вырабатывается из невосполнимых запасов, в основном сосредоточенных в странах Ближнего, Среднего Востока и России. На мировом рынке уже появляются признаки кризиса: предложения отстают от спроса на нефть и газ. Казалось бы, что, если запасы сокращаются, страны-экспортеры должны более разумно пользоваться своими невосполнимыми ресурсами. Но исследования показывают, что это далеко не так. Компания «Шлюмберже» в 1999 г. провела анализ эффективности строительства 2 млн скважин. Оказалось, что за рубежом даже с использованием современной техники, высоких технологий и профессиональных кадров, подготовленных для работы с новейшим оборудованием, добывается только 35% (легкоизвлекаемых) запасов, находящихся в разработке. Добыча сверх этого уровня требует дополнительных капиталовложений. Поэтому в развитых странах, в США, Англии, Норвегии, Канаде взят курс на ускорение научно-технического прогресса в этой отрасли.
— То есть за рубежом при добыче нефти и газа даже с использованием крупными компаниями высоких технологий в земле остается более 2/3 углеводородного сырья. А как обстоят дела в нашей стране на этом стратегически важном направлении?
— Положение у нас гораздо хуже, поскольку в отрасли преобладает низкотехнологичное производство углеводородов. При существующих методах добычи из недр земли извлекается в среднем около 25% потенциальных запасов, а 3/4 их остается в земле. Прежде всего отметим, что если раньше нефтяная промышленность СССР, несмотря на высокие объемы нефтедобычи, отставала в области технологии и проектирования строительства скважин (а значит, их качества) на 15—20 лет, то в настоящее время этот разрыв еще больше увеличился, особенно в бурении, создающем промышленные мощности для отрасли. Во-вторых, за последние 15 лет объем эксплуатационного бурения (ввод мощностей) уменьшился в 6 раз, разведочного — в 12 раз. Работы ведутся на изношенном буровом оборудовании, возраст которого порой достигает 25—30 лет. Все это ведет к сокращению разведанных запасов сырья и потере кадров. Из бурения ушло целое поколение высококвалифицированных специалистов. Вакуум заполнили далеко не профессионалы. Поэтому векселя всеобщей энергетической безопасности, которые мы сегодня декларируем, могут оказаться необеспеченными к оплате по нефти уже через 10—15 лет, а по газу — через 30—40 лет. Конечно, эти цифры субъективны и могут уточняться (в плюс или в минус), поскольку каждый эксперт основывается на своих прогнозных данных о росте мировой экономики, народонаселения и т.д. Но общая тенденция такова, что перед отраслью стоит трудная задача: продлить период добычи нефти и газа в объемах спроса страны и человечества, если мы всерьез говорим об энергетической безопасности.
— Извечный русский вопрос: что же делать? Как вы мыслите развитие нефтегазодобывающей отрасли?
— Опыт последних десятилетий показал, что игра в «догонялки» научно-технического прогресса (НТП) бесперспективна. Выход один: нужно делать ставку на прорывные технологии, как это было уже раньше, например, когда мы перешли на бурение с забойными двигателями, и в первую очередь турбобурами.
Есть два пути дальнейшего развития отрасли. Первый путь максимально затратный: поиск новых месторождений (в т.ч. под водой, на континентальном шельфе). Он подразумевает строительство новых поселков и городов со всей инфраструктурой и транспортными коммуникациями (дорогами, аэропортами, ЛЭП, нефтегазопроводами). Это вчерашний день.
Второй путь минимально затратный: увеличить коэффициент извлечения нефти и газа из старых месторождений и новых залежей с нынешнего уровня 0,30 до 0,75 путем реализации ноу-хау (технология), разработанной нами. Это технологическое направление не имеет аналога в теории и практике мировой нефтегазодобычи и дает уникальные возможности при разработке, доразработке месторождений или восстановлении бездействующего фонда.
НЕ ВДАВАЯСЬ в технологические подробности нового направления, отметим, что обычно на месторождениях делается множество скважин (например, на одном только Самотлоре их около 8 тыс.), каждая из которых требует точности и качества. А теперь представьте себе целый завод, состоящий из одной или нескольких специальных скважин, стволы которых имеют принципиально новое пространственное расположение, позволяющее эксплуатировать все месторождение в режиме наиболее полного отбора из недр углеводородного сырья. Вместо сложной и дорогостоящей системы обустройства месторождения создается инфраструктура специальной скважины, которая, по существу, становится добывающим предприятием. При этом очень важно, что современный промышленный потенциал позволяет реализовать новое направление в сравнительно короткие сроки. Такого в мире еще нигде нет, а поскольку и в Сибири, и на Ближнем Востоке новых месторождений все меньше, то это сейчас актуально не только для России, но и для любой страны, где есть нефтедобыча.
— В чем же состоят преимущества и каков предполагаемый эффект разработанного вами технологического направления?
— Прежде всего приобретение и освоение новой технологии позволит увеличить дебит скважин и как минимум удвоить объем добычи нефти на старых месторождениях. Что касается эффекта от применения нового метода, то он имеет разносторонний характер и затрагивает экономическую, социальную и даже геополитическую сферы жизни нашей страны.
Судите сами. Экономический эффект слагается из следующих компонентов: 1) появляется возможность разработки месторождений с трудноизвлекаемыми запасами и малодебитных месторождений, продуктивные пласты которых считаются выработанными. А ведь там можно извлекать еще около 25—30% оставшихся запасов, что равносильно объему их добычи на новых месторождениях; 2) при разработке каждого месторождения потребуется бурить во много раз меньше скважин, при этом стоимость бурения одной скважины увеличится всего на 10—15%; 3) прямая продажа государством лицензий на эту технологию (ноу-хау) во все нефтедобывающие страны может принести стране десятки миллиардов долларов США.
Если говорить о социальной сфере, то возвращение в строй старых, «выработанных» месторождений обойдется гораздо дешевле, чем разработка новых. Ведь там уже существует необходимая инфраструктура: дороги, ЛЭП, нефтепроводы и т.д. Крайне важно и то, что будут обеспечены работой квалифицированные кадры в городах и поселках, которые и строились для разработки этих месторождений. А это приведет к росту доходов населения и бюджетов всех уровней, за счет налогов, акцизов и т.д.
На территории России, по оценкам экспертов, запасы «выработанных» месторождений составляют около 15—20 млрд тонн. Следовательно, дополнительно можно извлечь 6—10 млрд тонн нефти, что позволит на долгие годы упрочить наше лидирующее положение в стратегически важной сфере энергетической безопасности.
Кроме того, приобретение и доработка отработанных месторождений за рубежом (к примеру, в Латинской Америке, на Ближнем Востоке) даст возможность поставок нефти на рынки США и Европы по конкурентным ценам за счет снижения транспортной составляющей издержек.
— Что же вас побудило обратиться в нашу газету?
— То, что предлагается — это дело 30 лет моей жизни и моих учеников. Принципиальным является то, что это дело мы хотим поставить исключительно как государственное. Но на этом пути возникли трудности. Когда мы обратились к чиновникам в соответствующие госучреждения, то нам почти открытым текстом было сказано, что нужно учесть их личный интерес. Но это даже не главное: они не хотят поставить это дело на государственный уровень. Они предлагают реализовать его в частном порядке.
После таких «задушевных» бесед с чиновниками мы обращались и в крупный банк, и даже к нефтяному олигарху. Но там другой интерес и другой подход. Опытные эксперты оценили и сказали: надо брать. Продай, говорят, патент. За него тебе заплатят, сколько ты хочешь, и до свидания.
Психология наших бизнесменов такова, что, взяв все это дело в частные руки, получив все права на него, они могут и не заниматься этим в России. Скорее всего, они построят такие скважины где-то за рубежом, скажем, в Мексике или Венесуэле, где теплый климат, меньше накладные расходы, и будут вне конкуренции поставлять этот патент и нефть на мировой рынок с выгодой для себя, а страна ничего не получит от этой технологии. Именно то, что ни чиновники, ни олигархи не хотят заниматься этим в интересах всей страны, и побудило нас обратиться в СМИ, чтобы общественность узнала об этом открытии большого государственного и мирового значения.
— Получается, что главная трудность — невозможность найти государственный орган, который стал бы владельцем вашей технологии, взял бы на себя труд и ответственность за внедрение ее на российских месторождениях и продажу за рубеж?
— Понимаете, я человек уже немолодой, достаточно обеспечен, и дело здесь не в личной выгоде для родных или для сотрудников, а в том, что эта технология уплывает из-под государственного контроля. Обидно за державу — вот в чем суть. По своим убеждениям я государственник: воспитывался, защищался государством и защищал его на войне. Страна дала мне образование, оценила мой труд. Да, я патриот своего народа, своей страны. Для меня Россия, трудно переоценить, что это такое, — это Отечество в самом высоком понимании этого слова. Вот отсюда и желание сохранить это за страной. Я не хочу быть Поповым, Маркони, Сикорским, я хочу, чтобы это было наше, российское изобретение, а патент — государственный. Чтобы страна могла его реализовать и контролировать его использование. Вот принцип, который лежит в основе всех разногласий при переговорах с частными компаниями. Мне говорят: сколько вам нужно денег за вашу технологию? Но разве в этом дело? Вопрос в том, что это может уйти из России и с учетом высокого уровня их технологии может быть быстрее реализовано в зарубежной нефтегазовой отрасли. Вот в чем трагедия для страны.
— Если я вас правильно понимаю, здесь есть какая-то аналогия, хотя и условная, с героями романа В.Дудинцева «Не хлебом единым». Там показан изобретатель (в фильме С.Говорухина его играет А.Петренко), который не хотел, чтобы его изобретения выкрали за границу. На ваш взгляд, есть ли выход из этой ситуации?
— Насчет романа это вы верно подметили, но масштабы в нашем случае несколько иные. То, что мы предлагаем, реально сопоставимо (извините за нескромное сравнение) с тем, как академик С.П.Королев в 30—50-х гг. создавал ракетостроение. Тогда были объединены знания и усилия специалистов страны в области физики, химии, авиастроения, инженерного дела и десятка других отраслей, создававших двигатели, топливо, приборы, системы управления и т.д. И это принесло успех. Мы защитили свою страну, первыми вышли в космос именно благодаря тому, что были открыты прорывные технологии, которые вывели нас на мировой уровень. Но все это было в руках государства при сохранении фамилий авторов изобретений.
МАСШТАБ того, что предлагается, сравним с тем, что дает космонавтика человечеству. Внедрение этой системной идеи тоже требует комплексного подхода. Наш метод позволяет извлечь 60—70% оставшихся запасов (в зависимости от сложности горно-геологических условий). В этом и состоит прорывность новой технологии, что можно на старых месторождениях извлекать дополнительно столько нефти, что ее хватит стране на 100—150 лет при нынешнем уровне спроса и темпах развития.
Есть и другой аспект этого вопроса. Ведь нефть — это не только топливо, это сырье, которое никто никогда ничем не заменит. Ведь не зря же Д.И.Менделеев говорил, что использовать нефть только в качестве топлива — это все равно, что топить печь ассигнациями. Нефть — это не только моторное сырье. В конце концов, автомобили можно перевести на газ, водород, электрическую и другие виды энергии. А вот нефть как органическое сырье с уникальными свойствами абсолютно незаменима. Вот еще из каких соображений так возрастает значимость предлагаемой технологии.
Помните, в 90-х гг. людям внушали, что государство — плохой собственник. Вот, дескать, придет на предприятие хозяин, частник, лично заинтересованный в росте эффективности, прибыли и все новые технологии будут внедряться как по маслу. И в эти сказки верили, когда видели, с каким трудом внедрялась новая техника, технология.
— Выходит, что после перехода отрасли в частные руки такого скачка НТП не произошло?
— Не произошло. Разогнали министерства нефтяной и газовой промышленности, а ведь это были мозговые центры отрасли. У нас было 28 институтов (НИИ и ОКБ). А сейчас сколько? Наш головной институт ВНИИ буровой техники, где я проработал 50 лет, насчитывал до 1500 чел., имел филиал в Перми (до 500 чел.), опытный и экспериментальный завод, а в каждом из 10 производственных объединений был отдел института. Все это разрушено, и сам институт сейчас почти не имеет заказов на НИОКР в области новых технологий создания скважин различных видов и назначений.
Для того чтобы уничтожить нефтяную отрасль, нужно сделать три вещи: уничтожить научно-исследовательские институты; сократить инвестиции в нефтяную промышленность; уволить квалифицированные кадры. Все это и делается, и уже почти сделано за последние 15 лет. Возрождение нефтяной промышленности, на наш взгляд, требует идти в обратном направлении по все тем же позициям.
Самое главное, нам надо осознать, где мы сейчас находимся. 3 или 4 года назад появилась книга «Стратегия развития отрасли». Не поздновато ли? В крупных компаниях появились департаменты стратегического планирования и управления, но кто занимается недрами страны в целом, как системой? Неужели это разумная стратегия: кинуть-бросить остатки 75% запасов в месторождениях и идти туда, где труднее. Скоро континентальный шельф Северного океана будут разрабатывать. Понимают ли они, эти полузнайки, что такое построить платформу там, где лед движется? Компетентные люди — это бесценный дар, но система менеджмента в крупных компаниях построена так, что ученый, изобретатель будь он хоть семи пядей во лбу не имеет шансов попасть на прием к руководителю корпорации. На каждом этаже, у каждого коридора и кабинета — кодовые замки. Тут должен быть какой-то иной, государственный подход.
Ученые еще в 2004 г. предлагали создать институт нефти (по аналогии с институтами АРI в США или FBI во Франции) и принять другие меры. Прошло два года, но не было образовано ни института, ни совета национальной стратегии в области использования недр, призванных заниматься стратегическими вопросами отрасли как системы со всем комплексом ее проблем.
Что делать? 21 июля на последнем заседании Госсовета в Кремле президент РФ, говоря о прокладке крупнейшего нефтепровода в Восточной Сибири, сказал, что «сама по себе прокладка трубы ничего не даст или даст очень мало. Необходимы разведка и разработка на этой территории, дополнительная разведка, дополнительная разработка нефтяных месторождений». Ранее он же говорил, что для того чтобы вырваться вперед, нужны прорывные технологии. Предложенной технологии уже три года, но мы не можем достучаться до тех, кто смог бы на государственном уровне взять на себя труд и ответственность за реализацию этого открытия для страны. Повторяю, что эта технология может коренным образом изменить эффективность нефтегазодобычи и решить на многие годы проблемы истощения запасов месторождений.
Дело здесь даже не в личной славе. Главное в том, чтобы сохранить приоритет России на новое направление в нефтегазодобыче, чтобы не было обидно за державу. Чтобы государство могло реализовывать лицензии на использование этого изобретения во всех странах или запатентовать его в крупных нефтедобывающих странах. Это может дать крупные поступления в бюджет и позволит решить ряд назревших социальных проблем.