НА ЗАПАДЕ часто пишут об извечной покорности и пассивности русских, о долготерпении как характерной их черте, но не стоит забывать об их внутренней, духовной свободе, такой, какая есть не у всех других народов. Философ Н.Бердяев считал, что «в русском народе поистине есть свобода духа, которая дается лишь тому, кто не слишком поглощен жаждой земной прибыли и земного благоустройства». По мысли историка и писателя Н.Карамзина, русские привыкли подчиняться своей власти перед лицом извечной внешней опасности, но устремленность к свободе, вольнолюбие не раз поднимало их на борьбу с внутренним насилием. Как отметил О.Платонов, «экономическая психология и поведение народа, отношение к труду и другие черты русского труженика — трудолюбие, самостоятельность, инициатива — сложились задолго до утверждения крепостного права и приобрели к XVII веку устойчивый характер («НС». 1989 г. №7. С.100). В XV—XVI веках большая часть земель была в государственном владении, в Сибири, на Дальнем Востоке, на Севере, на Дону и Кубани не было помещиков, в середине ХIХ века в крепостной зависимости было около половины российских крестьян, община, возникшая в древние времена, была демократической формой взаимопомощи и самоуправления. И не противоречит ли давней мысли о повальной забитости русских крестьян то, что они очень решительно отвечали на произвол и беззаконие: в первой половине ХIХ века они ежегодно, как указал А.Герцен в работе «О сельской общине в России», убивали от 60 до 70 помещиков.
В России давно сложилось недоверчивое отношение к крестьянству и его самобытной культуре. Троцкий и его последователи рассматривали русское крестьянство как нечто такое, что подлежит коренной переделке и уничтожению: оно стоит на пути мировой революции, мешает торжеству принципов всеохватного интернационализма, который не считается с национальными особенностями любого народа, с его желаниями и чаяниями, с его жизненными интересами. В первые годы советской власти даже М.Горький, плохо зная крестьян, приходил к опрометчивым заключениям, например, писал И.Вольнову: «А возвращаясь к деревне, скажу вам: да погибнет она так или эдак, не нужно ее никому, и сама она себе не нужна». Позже он отошел от этой несправедливой оценки. В наше время А.Столяров с удовольствием заключил: «Сельский мир кончился. Мы уже давно живем в урбанизированной среде» («ЛГ». 2005 г. №45—46). Жизнь показала, что Россию слишком быстро и неосмотрительно освобождали от крестьян, и это дорого обходится нам.
Столяров безосновательно упрекает русскую литературу в том, что она «всегда идеализировала деревню»: «Тоска о «потерянном рае» сквозит у Пушкина, у Толстого, чувствуется до сих пор». Если вспомнить, как изображали деревню А.Чехов и И.Бунин, а за ними С.Подъячев и И.Вольнов, то эти суждения сразу выявляют свою несостоятельность. Л.Толстой высоко ценил творчество Чехова, но вместе с тем отметил, что в рассказе «Мужики» он «из ста двадцати миллионов русских мужиков взял одни только темные черты. Если бы русские мужики были действительно таковы, то все мы давно перестали бы существовать» («ЛН». №22—24. С.579). По мысли С.Залыгина, хорошо знавшего крестьянскую жизнь, в «Мужиках» и «В овраге» Чехова «сказано не все, точнее, не все существенное, в частности, не было замечено, что в этой среде мог народиться Чапаев». А.Фадеев посчитал колоссальным поражением Чехова как художника то, что он не видел и в своей прозе «не показал... ни одного незаурядного мужика с подлинно министерской головой и настоящим размахом».
В русской деревне — истоки нашей национальной культуры, нашей морали, и то, что она подверглась катастрофическому опустошению, подорвало их главные основы. В 60—70-е гг. в печати бичевали деревенскую прозу за проповедь «патриархальности», за «идеализацию» традиций русского крестьянства, за пристрастие к изображению стариков и старух, воплощавших в себе высокие нравственные ценности. А.Твардовский видел в них «то своеобразие русского народного характера, которое, в сущности, нивелируется, стирается в наш век, во всяком случае не так выглядывает и в языке, и в поступках среднего и молодого поколения». По верной мысли А.Михайлова, «в 50—60-е гг. деревенская проза уберегла русский язык от оскопления. Она вернула русский язык в литературу». Выдающегося писателя И.Васильева, до конца своей жизни (умер в 1994 г.) оставшегося верным идеям социализма, упрекали в том, что он в своих очерках излишне приукрашивал «образцы самобытности прошлого уклада нашего крестьянства». Не раз писали в таком духе о замечательной книге «Лад» В.Белова. Подобным скептикам возразил Ф.Абрамов: «Воспитанный в серьезных трудовых традициях русский крестьянин являл собой пример честности, совестливости, делового доверия... А какое чувство красоты жило в народе! Какие сказочные вещи делал он из дерева, бересты! Старые дома на Севере — дворцы, недаром их называли хоромами, а теперь от Белого до Черного моря — стандарт. Задача в том, чтобы сохранить и приумножить ценности, которые накапливались на протяжении вековой истории». Эти ценности не принимаются теми, кто не хочет понять, что корни нации, ее нравственности и культуры — в деревне, в отношениях с матушкой землей, кто с удовольствием рассуждает о темноте, невежестве, жестокости крестьян, об идиотизме сельской жизни.
Деревенский труд долгое время целенаправленно компрометировался в печати и в самой жизни, что подкреплялось организационными мероприятиями. В результате была разрушена самобытная крестьянская культура. Сейчас, после «демократического» разгрома сельского хозяйства в России, Столяров, весьма категоричный в своих путаных оценках, заявил: «И никакой особой духовности в деревне никогда не было. Был тупой, монотонный, изматывающий, неинтересный труд, от которого человек всегда стремился избавиться». Он не знает многообразия и захватывающей всего человека одухотворяющей силы крестьянского труда. «Исследователи установили, что уже к середине ХIХ века крестьянин должен был овладеть 300—400 трудовыми операциями. Кроме того, что он сеял, пахал, жал, он ведь был еще и немного шорником, немного столяром, плотником, землекопом, садоводом, лесорубом, огородником и т.д. Крестьянский труд никогда не отделялся от самой жизни, крестьянин не делил время на рабочее и нерабочее, не обучался своему мастерству в специальных школах или хотя бы на заводе — он учился ему у себя дома ежедневно и ежечасно. Такая работа впитывается в кровь, в психологию, в песню, в быт» (С.Залыгин). Высокое нравственное содержание крестьянского труда раскрывали в своем творчестве А.Кольцов, Н.Некрасов, а за ними — Ф.Гладков, А.Твардовский, В.Солоухин, Е.Носов и другие писатели. В романе Л.Толстого «Анна Каренина» читаем: «Чем долее Левин косил, тем чаще он чувствовал минуты забытья, при котором уже не руки махали косой, а сама коса двигала за собой все сознающее себя, полное жизни тело. И как бы по волшебству, без мысли о ней, работа была правильная и отчетливая, делалась сама собой. Это были самые блаженные минуты». Ф.Гладков в «Повести о детстве» (1949 г.) проникновенно писал о товарищеской помочи в давнее время, когда одна семья просила другую пособить в хозяйственной работе: «Паруша устроила у себя помочь, чтобы обмолотить копну ржи на продажу. На «помочь» Паруша, как и раньше, позвала нашу семью. Дело было зимой, помогали соседям безвозмездно, из чувства солидарности. Люди радостно возбуждены, объединены большим, светлым ощущением товарищества. ...По дороге вдоль амбаров проезжали на санях мужики, с удовольствием смотрели на молотьбу и издали снимали шапки. Эта молотьба зимой вспоминается как редкие дни радости, как лучшие дни моего детства».
Либералы вели и ведут целенаправленную кампанию против народных основ русской литературы, особенно против авторов, вышедших из крестьянской среды. В.Новиков посчитал, «что художественная ценность деревенской прозы была преувеличена и нами, и зарубежными коллегами раз в десять, а то и в двадцать» («Огонек». 1993 г. №33. С.25). В.Аксенов заявил, что деревенская литература к концу 70-х гг. «просто выродилась и превратилась не в деревенскую, а в райкомовскую литературу» («МН». 1989 г. №48). Сейчас многие произведения деревенской прозы, наполненные суровой правдой, устремленностью к раскрытию своеобразия русского характера, по праву считаются классическими. Композитор Г.Свиридов написал 5 марта 1976 г.: «За последнее время появилась целая новая Русская литература. «Деревенщики» (все почти из провинции). ...Это очень образованные, тонкие, высоко интеллигентные, талантливые как на подбор люди. Читал — часто плачу, до того хорошо».

НАСТОЙЧИВЫЕ нападки на наш сельский мир — часть культурно-идеологической русофобии. Либералам и их западным союзникам претит самобытная русская цивилизация со своими общественно-нравственными и государственно-политическими ценностями. В идеологической агрессии, направленной против государственных основ России, национальных традиций русской культуры, ее моральных ценностей, одно из главных мест отводится экспансии американской «массовой культуры», которая апеллирует к наиболее примитивным, животным рефлексам и мотивациям. Задача ее — разобщить людей, оторвать их от социально-политической и культурной жизни, внедрить в другие страны стандарты и стереотипы западного образа жизни. Эту экспансию американская власть рассматривает как важную часть своей внешнеполитической пропаганды, как «высшую форму американского влияния». Более 20 лет назад бывший директор ЮСИА К.Ровен писал: «Распространяя культуру США, мы помогаем осуществлению целей внешней политики Соединенных Штатов. У нас нет другой задачи» («ЛГ». 26.07.1983 г.).
Реформаторы, очерняя крестьянство (по словам режиссера А.Кончаловского, «нет более страшного эксплуататора, чем крестьянин»), объединяют это с клеветническими рассуждениями о жизни нашего народа в Советском Союзе. Е.Конюшенко распространяет лживую, надоевшую мысль о том, что советская власть «привела к современному развалу и оскудению» («ДЛ». 26.06.2006 г.). На НТВ 22 июня 2006 г. обличали ее за то, что в Великую Отечественную войну чуть ли не все крестьяне погибли, это связали и с тем, что они были беспаспортными, их-де не считали за людей. А.Ципко, работавший в конце 80-х гг. в ЦК КПСС под руководством «идеолога перестройки» предателя А.Н.Яковлева, посчитал, что «бывшие советские крестьяне чувствуют себя не крестьянами, даже не жителями деревни, а просто «ненужными», брошенными людьми», и свалил это на советскую власть: «Только сегодня обнаружились плоды сталинской коллективизации, советской модернизации». Почему именно сегодня, а не раньше? Главным в этом болезненном для судьбы России процессе стали плоды политики насильственной ликвидации колхозов, совершенной реформаторами. Пора бы признать им, что теперь, когда они уже почти 20 лет правят страной, не имеет смысла приписывать советскому строю свои преступления. А.Ципко уверяет: «Ни один крестьянин не захочет снова за галочки вместо трудодней работать в сталинском колхозе, не захочет жить без паспорта, под страхом оказаться на 8 лет в лагере за десяток колосков». Видно, он верит автору курганской газеты «Новый мир» (05.07.2001 г.), который клеветал: «Всесоюзный наш староста Калинин подписал указ: расстреливать двенадцатилетних детей, если пойманы на том, что подбирали колоски на колхозном поле». Не было такого указа. Я не знаю ни одного случая, чтобы за колоски кто-то оказался в тюрьме. Русские крестьяне при царе, а затем и при советской власти в 20—30-е гг. жили без паспортов, серьезных проблем в связи с этим у них не возникало. Они появились в 50-е годы, но ко времени перестройки паспортный вопрос не обременял крестьян. Не пойму, что Ципко имел в виду, рассуждая о «галочках вместо трудодней». Думаю, что он и сам не сможет разъяснить свое «открытие».
Ципко не знает, как жили крестьяне перед перестройкой, что они потеряли, когда он бился «об заклад, что никто из тех, кто ныне славит Сталина и поклоняется ему, кто к примеру, хочет возвращения нынешнему Волгограду имени Сталина, не захочет поменять жизнь в нынешней слабой России на жизнь в Сталинском державном СССР». По данным ВЦИОМ, в 2000 г. почти 80% населения считало, что при «брежневском застое» люди жили комфортнее, чем в нынешних условиях. 12 июня 2001 г. Путин сказал, что одна из женщин просила его «вернуть прежнюю жизнь». Не слышал об этом Ципко? Защищая перестройку и Горбачева, он утверждал «от имени первого поколения советских людей, от тех, кто воевал»: «Не надо нам величия сталинского социализма, рожденного прежде всего в страхах и муках миллионов людей». Он считает разговоры «о наличии массовой веры в преимуществе социалистического общественного строя, для непосвященного — для тех, кто не жил, не рос в это время на нижних, народных этажах этой системы» («ЛГ». 2005 г. №27). Я вырос в затерянной в тверских лесах деревне, внизу «системы», воевал, не поручал Ципко и от моего имени хулить социализм, лишать нас того великого, что рождено пусть и в «муках миллионов людей».
А.Яковлев в статье «Против антиисторизма» (1972 г.) писал, что «справный мужик» восставал «против человечности и свободы» и изрекал: «И то, что его жизнь, его уклад порушили вместе с милыми его сердцу святынями в революционные годы, так это не от злого умысла и невежества, а вполне сознательно. Сегодняшние ревнители патриархальщины, восторгаясь созданным им иллюзорным миром, защищают то прошлое в жизни крестьянства, с которым без какого-либо сожаления расстался современный колхозник». Об этой статье Ципко не вспомнил. Почему? Слишком очевидно она выявляет мерзкое двурушничество Яковлева? Для Ципко он интересен как знаковая фигура, «как сын русской ярославской крестьянки, взломавший советскую систему, отомстивший ей за муки коллективизации, за уничтожение русского землепашца как породы людей. ...Не мог здравый, вменяемый сын деревни не знать, не видеть, что троцкистско-сталинская коллективизация была преступлением» («ЛГ». 2005 г. №44). Ципко, окончивший философский факультет МГУ, никак не может осознать, что без коллективизации, которая была острой исторической необходимостью, но которую провели отнюдь не без пагубных ошибок и серьезных материальных и моральных потерь, мы бы не победили фашистскую Германию, а без этой победы Россия была бы обречена на уничтожение. При таком повороте истории Ципко и другие хулители социалистического жизнеустройства либо были бы фашистскими холуями, либо их вообще не существовало бы на этом свете.

В ПОСОБИИ «Русская литература ХХ века» под редакцией Л.Кременцова на вопрос: «Почему столько бед обрушилось на русское крестьянство?» дается ответ: «По своей природе, по образу мыслей крестьянин — собственник. А кто может быть опаснее для тоталитарного режима, чем собственник, человек самостоятельный, независимый, кого уж никак не заставишь выполнять нелепые, противоестественные распоряжения партийного начальства?» Но, как известно, крестьяне были прежде всего тружениками. Идея коллективизации опиралась на давние традиции общинного владения землей. В русской деревне крестьяне столетиями совместно владели землей, в общине было самоуправление, руководителей выбирали, мирские и хозяйственные дела обсуждали и решали на сходе. Ошибочно думать, что коллективизация не встречала никакой поддержки у крестьян. Сталин в статье «Головокружение от успехов» выступил против «перегибов» при ее проведении, а Нагульнов, герой «Поднятой целины» М.Шолохова, посчитал, что она неправильная. Председатель колхоза «Молдино» Тверской области Е.Петров вспоминал, что 5 марта 1930 г. «состоялось партсобрание Поддубской партячейки, где Сталин был признан за свою статью правым оппортунистом, а его статья — антисоветской». После войны восстановление нашей промышленности и городов было проведено за счет деревни. И в дальнейшем она немало времени выполняла роль донора, причину этой «несправедливости» надо искать не только в ошибочной политике по отношению к крестьянам и тем более не в том, что их опасался советский режим, это во многом диктовалось суровой необходимостью, труднейшими условиями навязанной нам «холодной войны».
Ципко убежден, что так называемый коллективный труд на земле по природе не может быть эффективным. Лауреат Нобелевской премии В.Леонтьев отметил, что в наше время «главные производители сельскохозяйственной продукции в США — громадные корпорации, а не отдельные фермеры. Они организованы как фабрики с наемной рабочей силой, имеют громадное количество машин и земли, высокую технологию («ЛГ». 27.03.1991 г.). У нас, как показал С.Кара-Мурза, в 1989-м, последнем «более или менее стабильном» годе, колхозы дали 21 миллиард прибыли. Убыточных колхозов было 275 (1%)». В целом урожайность зерновых в СССР стабильно повышалась от 13,9 ц в 1980 г. до 19,9 ц в 1990 г. За это время повышался надой молока на корову — от 2200 до 2850 кг. Крестьяне не выступали против советского строя, демократы указами сверху рушили колхозы вопреки их желанию. Сейчас явно выявилось, что фермеры в обозримом будущем не могут накормить страну. В РСФСР в 1990 г. коров было 20,8 млн голов, свиней — 40 млн, овец и коз — 61,3 млн. В 2004 г. в РФ имелось коров 10,3 млн голов, свиней — 14,2 млн, овец и коз — 17 млн голов. Заместитель главного редактора газеты «Сельская жизнь» А.Арцибашев отметил: «Было 220 миллионов гектаров сельхозугодий. Половина из них выведена из оборота, вырезано две трети коров, свиней, овец. За последние 15 лет исчезли с лица земли 30 тысяч сел и деревень. ...Еще недавно площади под картофелем составляли почти 2 млн гектаров, ныне 160 тысяч. Валовое производство молока сократилось с 56 млн т до 31 млн, мяса — с 10,1 млн тонн до 4,9 млн» («ЛГ». 2006 г. №6). Реформы подорвали военную и экономическую безопасность России, сделали необратимой социальную деградацию деревни. Писатель Ю.Козлов справедливо писал: «Люди, якобы выступающие от имени крестьян, кричали, что стоит только покончить с проклятыми колхозами, и свободные хлебопашцы завалят страну сельскохозяйственными продуктами. Почему они сейчас помалкивают? Каждое лето я провожу в деревне в Псковской области. Там повсеместно зарастают не только колхозные и совхозные, но и приусадебные картофельные поля. В деревне, где я живу, не осталось ни одной коровы, ни одной козы, ни одной курицы» («ЛГ». 2005 г. №42). Подобное есть и в Тверской области. О ядовитых плодах реформаторского зуда напомнил писатель О.Павлов: духовно смятые «перестройкой», лишенные привычной цели в жизни люди в деревне от тоски спиваются: «Мужики пьют, бабы пьют, дети пьют».
В 60—70-е гг. прошлого века пагубную роль в развитии сельского хозяйства сыграла теория неперспективных деревень, многие тысячи их при ее осуществлении исчезли навсегда. В наше время подобную роль выполняют национальные проекты Путина, при их осуществлении закрываются многие сельские школы и медицинские учреждения. Это заставляет деревенских жителей искать более удобные места для проживания и обучения своих детей. Такая миграция в конечном счете еще больше уменьшит количество традиционных для деревни многодетных семей, обострит демографическую ситуацию в России, которая и так уже перешла критическую черту. Сейчас правители и олигархи России настойчиво рвутся в ВТО, а это (при осуществлении их планов) приведет к тому, что наша деревня, не получая должной государственной поддержки, потеряет всякие надежды на реальное восстановление деградировавшего и во многом уже уничтоженного сельского хозяйства. В 2006 г. министр сельского хозяйства Гордеев признал, что Россия «перешагнула порог продовольственной безопасности, что до 40% продуктов у нас — импортные».
Идеологи ельцинско-путинского режима многие беды нашей деревни видят в негативных свойствах характера самих русских крестьян. Так, Е.Конюшенко рассудил: «Вообще крестьянину очень трудно быть патриотом империи, большой, сложной (социально, этнически, географически) страны. Слишком ограничен опыт крестьянина своим двором, своей землей, своей деревней, своей маленькой личной выгодой» («ДЛ». 26.06.2006 г.). А.Кончаловский убежден, что в нашей стране лишь сильная государственность «может сдерживать частнособственнические компрадорские инстинкты, свойственные крестьянину» («НГ».12.03.2004 г). Очень плохо зная крестьян (об этом кричит его лживый фильм «Курочка Ряба»), он умудрился найти у них компрадорские инстинкты. Ленин в 1920 г. привел слова нижегородского мужика о том, что «мы, крестьяне, готовы еще три года голодать, холодать, нести повинности, только Россию-матушку на концессии не продавайте», и подчеркнул, что «патриотизм человека, который будет лучше три года голодать, чем отдать Россию иностранцам, — это настоящий патриотизм, без которого мы три года не продержались бы»
(Т. 42. С.124). После продолжительного разговора с одной из тверских колхозниц А.Фадеев сказал: «Такие люди — клад для писателя. Она, можно сказать, выразительница народной точки зрения, народной нравственности. И вообще удивительный народ наши крестьяне. Это Л.Толстой очень хорошо чувствовал и замечательно показал в своих произведениях. А как беззаветно любят Родину! Среди крестьян много героев, людей высокой нравственности...» На Х Всемирном Русском Народном Соборе В.Распутин заявил: «Мужика в деревне не надо было учить патриотизму — он был у него в крови, мужик не нуждался в понуждении к национальному чувству — он весь из него состоял...»

ГОВОРЯ о причинах развала СССР, А.Зиновьев отметил, что на путь предательства «встало руководство страны во главе с такими людьми, как Горбачев, Яковлев, Ельцин. Если бы во главе страны не оказались эти люди, краха можно было бы избежать». Они объявили себя демократами, предали идеи социализма, рядовых коммунистов, миллионы тружеников и геополитические интересы России. Однако Конюшенко считает, что «большевизированные» крестьяне пришли в город и стали «там во время сталинской революции (1928—1938 гг.), собственно, советской властью... Красная империя, основанная большевиками-интернационалистами и подхваченная после сталинской революции большевизированными крестьянами (последние из них, видные фигуранты новейшей истории — М.Горбачев, Б.Ельцин, А.Яковлев, В.Черномырдин и др.), не продержалась и семидесяти лет (1922—1991 гг.). Не те, не имперские кадры оказались у руля!» В представлении Конюшенко «подлинные жизненные инстинкты» крестьян «оказались слишком простыми, и на этой упрощенной базе сохранить империю (не станем затрагивать вопрос, был ли СССР империей. — А.О.), и тем более преобразовать ее из тоталитарной в национальную, не удалось ни сибирскому крестьянину Е.Лигачеву, ни донецкому крестьянину Н.Рыжкову, ни ярославскому крестьянину А.Яковлеву». Лишь сильной разрухой, поразившей голову этого публициста, можно объяснить то, что для него предатель Горбачев видится только «смешным ставропольским крестьянином», пытавшимся «играть в либерала и «европейца». Он причислил патологически властолюбивого маргинала Ельцина к типичным крестьянам, который «сразу же преобразовал имперское государство в мафиозную «семью», — форму для бывшего крестьянина более привычную, удобную и понятную». Странно и то, что он поставил в один ряд Лигачева, Рыжкова и Яковлева. Видно, он одинаково ценит маршала Победы Г.Жукова и предателя генерала А.Власова. Даже Ципко писал, что «среди советской номенклатуры было куда больше людей, преданных стране, готовых ей послужить, чем среди нынешней, демократической». Сталин сумел создать элиту достойных руководителей, вышедших из гущи народа, среди них были и талантливые выходцы из крестьян (М.Калинин, Н.Вознесенский, М.Суслов, А.Андреев, К.Мазуров, Ф.Козлов, П.Лобанов, Д.Коротченко, Д.Полянский и др.), которые внесли свой вклад в индустриализацию страны и победу в Великой Отечественной войне, а после нее — в развитие нашего народного хозяйства.
А.Ципко тоже не видит достоинств не только русских крестьян, но и всей русской нации, он выразил недовольство тем, что «большевики побеждали не вопреки «русичам», а, напротив, благодаря им. Белая гвардия побеждала до тех пор, пока двигалась по землям казаков (они перестали быть русскими? — А.О.), украинцев. Но как только она вступила на землю «русичей», подошла к Туле и к Орлу, она столкнулась с враждебным населением» («ЛГ». 2005 г. №27). «Русичи» сыграли-де нехорошую роль и в «распаде СССР»: он «произошел не по вине Горбачева», а «прежде всего из-за стремления русских избавиться и от украинцев, и от белорусов, и от казахов и т.д.» («ЛГ». 2006 г. №18). Может быть, сей философ заметил такое стремление у какого-то мазохиста или алкоголика? В развале СССР самую неблаговидную роль сыграли либералы. Ю.Афанасьев, Г.Попов, Е.Гайдар, Е.Яковлев, А.Собчак, Г.Бурбулис, Г.Старовойтова и другие подталкивали Ельцина на совершение буржуазного переворота. Именно либералы (вспомним А.Сахарова) выдвинули идею раздробить СССР на три десятка государств. Н.Дорошенко сообщил в еженедельнике «Российский писатель» (2006 г. №5): «Мне рассказывали депутаты Верховного Совета РСФСР о том, как пришли они к Ельцину с требованием, чтобы он подписал союзный договор. И Ельцин, которого волновала только собственная власть, не мог им ни в чем возразить. Но о том, что Ельцину выкручивают руки патриоты, узнали по своим каналам депутаты из «пятой колонны». Вломились они в кабинет главы республики и при патриотах ему заявили: «Если подпишешь, мы тебя размажем». И Ельцин понял, что «пятая колонна» в отличие от патриотов ни перед чем не остановится, действительно его «размажет». В апреле 2006 г. Горбачев, пытаясь снять с себя вину за трагедию страны, заявил: «Бывший президент Ельцин разрушил страну». Не могу верить словам Ципко о том, что А.Яковлев «был принципиальным противником распада СССР, противником идеи «суверенитета РСФСР». Если бы это было так, то почему он активно поддерживал деятельность националистических народных фронтов в Прибалтике? Доктор исторических наук, профессор Бурокявичюс, возглавлявший в 1990—1991 гг. компартию Литвы, сказал: «Яковлев приезжал в Вильнюс, встречался с людьми и сыграл здесь зловещую роль. Вот кто настоящий предатель!»
В статье «Крестьянский бунт» («ЛГ». 2005 г. №44) Ципко уверяет: «Многоопытный аппаратчик Яковлев совершил великую(?) контрреволюцию, завершил начатый в 1917 г. большевистский эксперимент над людьми России. Советская система, где не было реальной оппозиции, где ничего не осталось от старой белой России, смогла быть сломлена только сверху, самой советской властью, самими жрецами советской веры. Конечно, не будь Горбачева, Яковлев не выполнил бы свою важную белую провидческую миссию». Ципко полагает, что «перестройка выродилась не только из-за человеческих слабостей Горбачева, непозволительных для лидера державы, но из-за русской страсти к халяве, к чуду, из-за русского авось». Эти «страсти» дают себя знать тогда, когда страной руководят некомпетентные безнравственные люди. Ципко узрел корни слабостей Горбачева в его происхождении: «Крестьянского сына легче, чем другого, соблазнить мировой славой, «дружбой» с Бушем или Колем. Крестьянский сын по природе более слаб к почестям, чем человек, от рождения знающий себе цену». Странно искать истоки измены Горбачева в его сельском детстве. Маршалы Г.Жуков, И.Конев, К.Мерецков, В.Соколовский, С.Тимошенко, С.Буденный, маршал бронетанковых войск М.Катуков, адмирал флота И.Исаков, генералы М.Лукин, А.Родимцев, И.Кожедуб и М.Водопьянов и другие видные военные деятели — все они Герои Советского Союза, были сыновьями крестьян. Знаменитый разведчик Н.Кузнецов родился в семье крестьянина. И все они честно и самоотверженно служили советской Родине.
Поэт С.Викулов в стихотворении «Чем она прославилась» писал о русской деревне: «А Русь — ее исток во мгле веков — тобой ведь тоже ставилась!» Враги России сейчас оплевывают ее историю, ее выдающихся исторических деятелей и полководцев. Запад пытается осуществить демонтаж российской государственности, раздробить Россию на ряд мелких, полностью послушных ему государств. Для этого им надо до конца уничтожить русскую деревню, которая долгое время была становым хребтом нашей державы. Недавно я побывал в своей родной деревне. Она зарастает бурьяном, тихо умирает, это вызвало чувство вины перед нею. Но с еще большей остротой — как страшную катастрофу — я ощущаю угрозу гибели, которая витает над всем Российским государством. Где нам найти силы и возможности, чтобы не допустить его окончательного разрушения? Право же, мы сейчас попали в такую труднейшую обстановку, в какой оказался в годы Великой Отечественной войны Василий Теркин, герой одноименной поэмы-эпопеи А.Твардовского. Может быть, теперь Россия находится даже в более трагической ситуации: каждый год нас становится почти на миллион человек меньше, в Кремле сидят и такие люди, которые грабили и грабят наш народ, отправляют миллиарды долларов за рубеж, интересы России для них — дело второстепенное. Но все-таки вспомним завещание Теркина:

Но Россию, мать-старуху,
Нам терять нельзя никак.
Наши деды, наши дети,
Наши внуки не велят.

 

 

А. ОГНЁВ.
Тверь.