ИСТИННО НАРОДНЫЙ артист страны Михаил Ножкин по воле судьбы родился на Крещение, 19 января 1937 года — того урожайного на таланты, который в московских и арбатских сагах рисуется на телеэкранах только черно-кровавыми красками. Много лет его юбилейные года совпадали с юбилеями советской власти. Иногда совсем неторжественно. Так, в год своего 30-летия популярный артист — автор и исполнитель собственных дерзких произведений был уволен из штата Московской эстрады аккурат в праздничном ноябре 1967 года. Ножкин выступал с остросатирическими новеллами, балладами, куплетами, стихами, за что постоянно подвергался начальственному и цензурному давлению. Сегодня его, певца Победы и Державы, стараются не пускать в эфир дети и внуки тех самых начальников, ставшие яростными хулителями советского прошлого.
Это вечная трагедия русского творца, который замешан не на политиканстве, выгоде и паразитизме (или комфорте, как сегодня выражаются самые высокие политики), а на неуемной жажде правды, красоты, боли за судьбу народа. Поэтому Михаил Иванович свой и на празднике Крещения в возрожденном храме Михаила Архангела в Домодедовском районе, и на огромном митинге коммунистов, и на встрече с «тающими» сельскими тружениками в Ногинском районе, и в парадном Кремлевском дворце, где пять лет назад он грохнул триумфальный концерт. В финале того вечера в едином порыве «Русский марш» сорвал с кресел пять тысяч зрителей, и каждый чувствовал себя частицей могучего и многострадального народа. Ну а что касается «демократической» прессы и ТВ, они преднамеренно не заметили тогда знакового события в духовной жизни столицы и всей России. И к этому тоже русскому творцу не привыкать.
В апреле мы будем отмечать 860-летие Москвы — многовековой, первопрестольной столицы государства, которая всегда оставалась сердцем Родины, даже если бюрократический ее центр пребывал на Неве. Сегодня Москва, конечно, один из самых нерусских — по духу, новоделам и новоязу — городов на больном теле России. Но именно в Москве, в Заяузье, родился в январе 1937 года Миша Ножкин. Он окончил обычную московскую школу №479, затем строительный техникум им. Моссовета, а уж только потом Театральную студию эстрадных искусств Московского государственного театра эстрады. Как много схожего в судьбе давнего товарища и соратника с моей судьбой: я рос рядом, в Замоскворечье, тоже учился в техникуме, чтобы раньше стать самостоятельным, и уже потом поступил в Литинститут. Эта наша общая малая родина на Москве-реке ничуть не менее яркая и истинно русская, чем многие глубинные города и веси. Наши дворы, коммуналки и закоулки, где жили труженики разных национальностей, где звучали замечательные песни живьем — от народных застольных и жестоких романсов «бывших» до старинных солдатских и блатных куплетов недальней Таганки — были первыми творческими университетами.
Михаилу выпала на долю еще одна незабываемая жизненная школа — прифронтовая Москва. Вот как он сам об этом говорит: «Войну я встретил в Москве, и никуда в эвакуацию нас не забросило, потому что бабка — Царствие ей Небесное — сказала матери: «Немцу в Москве не бывать!» Хотя он стоял рядом. Вот какая вера была! И нас прятали, потому что тогда мальчишек и девчонок болтающихся не было, их просто на улицах забирали, спасали генофонд, думали о завтрашнем дне, вывозили в тыл. Я какое-то время у бабки пересидел месяца, наверное, два, потом все это закончилось, немцев отогнали от Москвы. И я жил во дворе Яузской больницы, где Яуза впадает в Москву-реку, это самый центр Москвы. В старинной Яузской больнице был госпиталь, я видел перебитых, переломанных людей, которых привозили с передовой. Война в 45-м кончилась, а госпиталь еще несколько лет существовал. Я помню раненых, помню врачей в ржавых от крови халатах. Но я не помню злых людей. Они какие-то всегда были добрые к мальчишкам, к нам, как к воробьишкам, относились: какой-нибудь кусочек сахара, хлебушка горбушку, в кино под халатом проводили на киносеанс, в церквушке у нас был кинозал. А разве забыть мальчишеские салюты, которые в 1943 году начались, ведь были официальные салюты. А потом мы просили у солдат какие-нибудь ракеты. Или украдешь их втихаря, разожжешь костер — тут ракеты, там ракеты...»
Отсвет этих салютов, и официальных, и мальчишеских, по-прежнему живет в душе этого подтянутого, стремительного человека — малого свидетеля Московской битвы. Недавно как-то скомканно и не по-столичному отметили ее 65-летие, хотя она длилась до 20 апреля 1942 года, до Ржевского рубежа. Кстати, под Ржевом отец Ножкина, будучи тяжело раненным, попал в плен. И всю войну он считался пропавшим без вести, Миша носил фотографию под шапкой. Ну, пропал без вести, значит, пропал. А он вернулся в декабре 45-го. Оказалось, что Иван Ножкин был в концлагерях, но мальчишек берегли, в каких концлагерях — не говорили. И вот, спустя 17 лет после его гибели, актер нашел в архивах черновик автобиографии. Отец писал про бои под Ржевом — конкретно называл часть, где воевал тогда, а потом — Штутгарт, тюрьма, потом Дахау и Бухенвальд. И освободили отца в 45-м в Бухенвальде. Вот какой фашистский ад прошел советский солдат!
Мы в атаку вставали страной,
Всем народом дрались в рукопашной.
Мы Победу добыли ценой,
О которой подумать-то страшно.
Но всегда ль мы достойны ее,
Забывая порою, что свято?
И частенько нам спать не дает
Беспокойное сердце солдата.
Беспокойным сердцем мы, наследники этих солдат, чувствуем, что горе народа и подвиг неизбывны. Но почему же он вдруг меркнет в насквозь буржуазной Москве? Дело даже не в дежурных декабрьских мероприятиях — провели и тут же забыли, не в очередных пасквилях и привычных программах, развенчивающих подвиг советского солдата, а в том, что не всколыхнула эта дата душу народную, не запечатлелась патриотическими начинаниями и творческими свершениями. Что было самым лучшим на телеэкранах? Правильно: все та же эпопея «Битва за Москву». Много досталось и этому режиссеру-монументалисту. Чего только ни навешали на него в перестроечные годы, а вот тот же эпизод с появлением лучшей песни Ножкина на экране о многом говорит. Когда большая часть киноэпопеи «Освобождение» была снята, режиссер-лауреат понял, что одними батальными сценами нельзя ограничиться, и неожиданно обратился к артисту, исполнявшему роль командира штурмовой роты: «Мы скоро будем снимать эпизод взятия Берлина. В этом месте нужна песня. Напишите ее».
Ножкин, тогда уже автор многих известных песен, горячо взялся за работу и написал сразу два варианта. Но ни один из них самому актеру не нравился: не хватало в этих песнях задушевности и теплоты. Тут Михаил и вспомнил свое военное детство, мать, пропадавшую целый день на работе, время, проведенное с ранеными в госпитале. Наконец, представил, как тосковал по России его пленный отец, и написал третий вариант, вошедший в ленту и в души зрителей.
Последний раз сойдемся завтра
в рукопашной,
Последний раз России сможем послужить,
А за нее и помереть совсем не страшно,
Хоть каждый все-таки надеется дожить!
Как это по-народному просто и психологически точно! Многие поклонники Ножкина называют эту песню лучшей лирической песней о войне. Другие могут не согласиться и назовут свою. Это сладостный спор: вот сколько замечательных песен создано! А сегодня на безрыбье поют безграмотную абракадабру Газманова, да при этом еще боевые офицеры встают: ведь песня вроде посвящена «тем, кто выжил в Афгане, свою честь не изгадив, кто карьеры не делал от солдатских кровей». То есть на солдатской крови? Ну, надо и писать по-русски. «Кровями» в народе, извините, зовется совсем другое.
Михаил Ножкин довольно поздно начал сниматься в кино — с 1968 года. Но зато сыграл главные роли в нестареющих фильмах: «Ошибка резидента», «Судьба резидента» (контрразведчик Павел Синицын — Бекас), «Освобождение» (лейтенант Ярцев), Князь Борис Голицын («Юность Петра») , «Хождение по мукам» (Вадим Рощин), «Одиночное плавание» (майор Шатохин), и другие. С 1973года — член Союза кинематографистов СССР, с 1995 года — член Союза писателей России, куда прежде без книг не принимали. Но Михаил Ножкин явил собой образец сказителя, лирника, как говорили в Малороссии, нового Смутного времени. В одной из скоморошьих своих песен он говорит:
Нас много, шутов,
И каждый готов
Поспорить с судьбой-злодейкой,
С гитарой и без,
С дипломом и без,
С копейкой и без копейки!
Шутов с гитарами и без дипломов, но с весомой копейкой сегодня пруд пруди, но среди них, даже раскрученных и навязанных публике, мало тех, кого народ признает за выразителей своего взгляда на мир, на все происходящее. Ножкин обладает этим редким даром: в немудреных строчках схватить суть народного отношения, ожидания и осуждения. Вот как он обращается к окончательно взбесившейся империи зла:
Оставь свою заморскую истерику,
Разделим пожеланья пополам,
Желаем мы тебе, Америка,
Всего того, что ты желаешь нам!
И наш понятливый, незлобивый слушатель, чему были, например, свидетелями друзья «Советской России», пришедшие во МХАТ им. М.Горького на 50-летний юбилей газеты, как-то облегченно даже смеются в зале: вот как удачно выразился автор — выбор за тобой, Америка!
В страшном 1993 году трибун Ножкин написал программную песню:
Где ж вы, смелые, сильные, дерзкие,
У кого ж нам защиты просить?
Где ж вы, Минины, Жуковы, Невские?
Где ж ты, Сергий — заступник Руси?
Гей, великий народ! Хватит дрему дремать!
Встань, в ком вера и совесть чиста!
Время Русь собирать,
ох, время Русь собирать,
Где ж ты, Иван Калита?
Этот призыв — «Время Русь собирать!» — стал девизом литературного конкурса, который вела «Литературная Россия», а потом и названием сборника, куда вошли лучшие произведения авторов. И тут Ножкин попал в самое яблочко.
Ну а чисто политические, фельетонные песни могут и устаревать: попробуй угонись за российскими безумствами! В песне «И снова выборы» автор пишет:
На время выборов обычный избиратель
Для кандидата — друг и брат
или приятель,
Так расцелует, так обнимет, что не охни,
Ты только голос свой отдай,
а там хоть сдохни!..
Партия большинства в Государственной думе напринимала таких поправок в Закон о выборах, что теперь никого не надо обнимать: хватит для прохождения и тех, кого привлекут в административном порядке. Так что подыхать можно сразу, что, увы, и происходит. Но Ножкин не теряет оптимизма, верит в светлый разум и здоровый дух русского народа, при этом постоянно подчеркивая: «В грозный час наши предки собирались с духом, с силой, забывали обиды, вставали плечом к плечу. Вставали все, кто считал Россию своей Родиной, русский язык — своим языком, русскую жизнь — своей жизнью». Так что никакой национальной или партийной обособленности Михаил Иванович не признает. Он видный общественный деятель, член правления Союза писателей России, член Академии киноискусств, вице-президент Академии безопасности и правопорядка, член Центрального совета Всемирного Русского Народного Собора и т.д.
За его многогранный талант, литературное творчество, четкую гражданскую позицию М.И.Ножкина почитают миллионы соотечественников. Он лауреат Государственной премии России, лауреат литературных премий Александра Твардовского, Сергея Есенина, Виктора Розова, премии академика Владимира Вернадского, награжден орденом «Знак Почета», орденом Преподобного Сергия Радонежского Русской православной церкви. Но высшая награда для творца — народная любовь. Он ей, слава Богу, не обделен. В этом еще раз убедятся те, кто придет 17 января на концерт Михаила Ножкина, где он снова воспоет две святыни — Родину и родной народ.

Михаил Ножкин и Николай Олялин в фильме «Освобождение».

---

Последний бой

Мы так давно, мы так давно не отдыхали.
Нам было просто не до отдыха с тобой.
Мы пол-Европы по-пластунски пропахали,
И завтра, завтра, наконец,
последний бой.
Припев:
Еще немного, еще чуть-чуть...
Последний бой — он трудный самый.
А я в Россию, домой хочу,
Я так давно не видел маму!
Четвертый год нам нет житья от этих фрицев,
Четвертый год соленый пот и кровь рекой.
А мне б в девчоночку хорошую влюбиться,
А мне б до Родины дотронуться рукой.
Припев.
Последний раз сойдемся завтра в рукопашной,
Последний раз России сможем послужить.
А за нее и помереть совсем не страшно,
Хоть каждый все-таки надеется дожить!
Припев.

Александр БОБРОВ.