Почему замалчивается имя
легендарного героя?
Невероятно! Неимоверно! Разве кто из нас, людей старшего поколения, ожидал, думал или кому-то из нас в диком сне виделось, что наступит, вломится в наши души и сердца беспамятное, сумасбродное время, когда чёрную ложь станут называть правдой, а чистую правду — большевистской выдумкой? Когда нам придется защищать от наветов и измышлений доброе имя Василия Ивановича Чапаева — легендарного и самого народного героя Гражданской войны? Брать под защиту того, кто даже в самых ожесточённых боях не просил помощи, побеждая не числом, а командирским даром уметь воевать, кто зажигал своих бойцов верой в победу, верой, живущей до последних секунд жизни. Помните его ставшие девизом слова, произнесенные под пулеметные очереди противника, поливающего в холодных волнах Урала Чапая: «Врёшь — не возьмёшь!»
Пришло время защищать любимейшего героя многих предвоенных поколений. Ведь школу Чапаева, Петьки, Анки-пулеметчицы, любимые игры каждого двора — прошли тогда миллионы наших пацанов и девчонок. Это они потом первыми вскипели яростью благородной, поднявшись на священный бой с фашистской силой темною, проклятою ордой. Поднялись и полегли, став самыми выбитыми войной 1923, 1924, 1925 годами рождениями. А как воевало, как сражалось имя Чапаева в боях за свободу и новый мир под синим небом Испании, в тысячекилометровых боевых походах «красных полков» в Китае, в сражениях кастровских героев «Гранмы» на Кубе, национально-освободительных войнах во Вьетнаме, Алжире, Корее, Гватемале!
И вот сегодня легендарное имя Чапаева, его славные боевые дела, его вклад в победу Великой Октябрьской социалистической революции замалчиваются, а по сути, находятся под запретом. На архивные полки задвинут шедевр мирового кинематографа — кинофильм «Чапаев». Из школьных учебников по истории и литературе исчезло имя Чапаева и фамилия Дмитрия Андреевича Фурманова — комиссара чапаевской дивизии и автора документального романа «Чапаев». Причина замалчивания одна: не за то, не за тех воевал Василий Иванович. Вот ежели бы легендарный герой переметнулся со своей славной дивизией к белогенералам Каппелю и Колчаку, если бы присоединился к оккупантам 14 империалистических держав, стремящихся задушить молодую Республику Советов, то Чапаеву не было бы цены. Не исключаю, что постарались бы «найти» его «останки» в холодных волнах Урала и перезахоронить их на подворье Донского монастыря, рядом с упокоенными здесь врагами революции Деникиным, Колчаком, Врангелем, Юденичем.
Однако нынешним перевёртышам, оказавшимся у кормила власти благодаря тому же Чапаеву и тысячам им подобных героев Великого Октября, кощунственного замалчивания памяти Василия Ивановича показалось мало, и они прибегают ещё к наветам на его легендарное прошлое. Так, во время перезахоронения праха белогенерала Каппеля, транслировавшегося по всем телеканалам, участники сего ритуала, пытаясь обелить кровавые деяния сего врага трудового народа, утверждали, что никаких психических атак на чапаевскую дивизию каппелевские офицеры не совершали, что это, мол, выдумка создателей кинофильма «Чапаев». И что вели они себя по-божески...
Так ли это? Обратимся к первоисточнику — документальному роману писателя и комиссара чапаевской дивизии Дмитрия Андреевича Фурманова. Роман-дневник этот автор назвал (лучше не придумаешь) «Чапаев».
Ходили ли каппелевцы
в психическую атаку?
На этот вопрос Д.Фурманов, постоянно ведший дневниковые записи о жизни и боевых действиях чапаевской дивизии, отвечает следующим образом:
«...Поздно вечером к Еланю — одному из самых авторитетных боевых командиров дивизии — привели перебежчика — рабочего. Он уверял, что на рассвете пойдут в атаку на чапаевцев два офицерских батальона и каппелевский полк; они пойдут на пугачевский полк, чтобы, пробив здесь брешь, отрезать остальные полки и, окружив их, уничтожить при поддержке других своих частей... Рабочий клялся, что сам он с Уральского завода, что сочувствует советской власти и перебежал сюда, рискуя жизнью, исключительно с намерением предупредить своих красных товарищей о грозящей опасности. Сведения эти он получил случайно, работая в доме, где проходило совещание каппелевцев.
После этого Елань усилил дозоры. Для отражения психической атаки каппелевцев приготовили десятки пулемётов... И вот наступил ранний рассвет. Чёрными колоннами, тихо-тихо, без человеческого голоса, без лязга оружия шли в наступление офицерские батальоны с каппелевским полком. Они раскинулись по полю, охватив разом огромную площадь. Была, видимо, задача молча подойти вплотную к измученным переходами и боями сонным чапаевцам и внезапным ударом переколоть их и перестрелять».
Эта встреча, пишет Фурманов, была ужасной. Каппелевцев подпустили вплотную и разом, по команде, рявкнули десятки пулеметов... Заработали, закосили. Положили ряды за рядами. Повскакивали бойцы из окопов, рванулись вперёд. Цепями лежали скошенные офицерские батальоны, удирали в панике остатки каппелевцев — их преследовали несколько верст... Чапаевцы шли победоносно, безостановочно; вечером были уж под самой Уфой...
Такова правда о разгроме чапаевцами отборных частей генерала Каппеля. Но в романе-дневнике Фурманова есть и другая правда, не вошедшая в кинофильм. Это правда о лютых зверствах отрядов Каппеля и Колчака, от которой кровь в жилах стынет. Вот только некоторые из их кровавых деяний, описанных Фурмановым. Когда чапаевцы освободили Иващенковский завод, то их взору предстала жутчайшая картина: на территории завода лежали более двух тысяч изрубленных белоказаками стариков и старух, женщин с малолетними детьми. Все они были уничтожены «за сочувствие красным». Но были расправы ещё более дикие и ещё более страшные. Они просто не поддаются человеческому восприятию.
Их учиняли те же каппелевцы и колчаковцы над красноармейцами Чапаевского интернационального полка. Пленников поначалу били ногами, потом кололи штыками, а затем несчастных подняли с пола, посадили на стулья, привязали веревками и начали вырезать около шей полоски кровавого тела. Вырежут — посыплют солью, вырежут — посыплют солью. От нестерпимой боли страшно кричали обезумевшие красноармейцы, но их крики только подхлёстывали палачей. Устраивали чапаевцам и ещё более жуткую казнь — «телефон». Раненного бойца прибивали гвоздями в позе Иисуса Христа к стене избы, затем саблей разрезали живот, а вывалившиеся кишки жертв протягивали вдоль стен, на манер телефонных проводов...
Стиснув зубы, чапаевцы молча хоронили своих боевых товарищей. Как свидетельствуют записи Фурманова, они вместе с Чапаевым «собрали бойцов и в коротких словах разъяснили им всю бессмысленность подобной жестокости, предупредив их, чтобы по отношению к пленным не было суровой мести». И за этим строго следили созданные к этому времени органы ВЧК. В 1918—1919 годах в их составе насчитывалось... 120 человек, с учетом шофёров, машинисток, курьеров. Это тысячекратно меньше, чем имелось в контрреволюционном карательном аппарате. Так кто тогда и кого карал? У кого тогда были руки «по локоть в крови»? У Дзержинского с его горсткой чекистов или у белогенералов Каппеля, Колчака, Деникина, Юденича, Врангеля, Шкуро? О последнем в те годы народ распевал такие частушки: «Шкура важная фигура, с мужика семь шкур содрал. Ай да Шкура, пёс поганый, Шкура —царский генерал!»
Одно можно сказать: невиданная жестокость белогвардейцев еще больше сплачивала чапаевские полки в единый всесокрушающий кулак. Но ещё больше их единила главная цель этой борьбы за землю, за волю, за лучшую долю! Эта цель рождала невиданную энергию освобождающегося народа. И ещё их объединяла в монолит равность сражающихся от командира до рядового бойца.
Истоки Чапаева
Та наша Красная армия на примере легендарной чапаевской дивизии и множества подобных частей рождала образцы невиданного массового героизма. Вот как описывает то состояние той армии Дмитрий Фурманов:
«Сражались героями, умирали как красные рыцари, попадали в плен и мучениками гибли под пыткой и истязаниями! С такой надежной силой нельзя было не побеждать, надо было только уметь ею управлять. Чапаев этим даром управления обладал в высокой степени... Та масса была так наэкзальтирована, её состояние не передать словами: то состояние, думается, неповторимо... Волга вспять не потечёт, причины эти назад не возвратятся. Будут новые моменты: и прекрасные, и глубокие содержанием, но это будут уже другие... И Чапаевы были только в те дни — в другие дни Чапаевых не бывает, не может быть: его родила та масса, в тот момент и в том своём состоянии».
И масса та, полуголодная, полураздетая и почти неграмотная, была фантастически легендарной. В чапаевской дивизии, в полку Стеньки Разина, задолго до подвига нашего обезноженного лётчика Алексея Маресьева, сражались безногие пулеметчики. Потеряв ноги в боях с беляками, они ни за что не хотели покидать свой многославный полк, оставшись у своих разгоряченных «максимов». Пройдут годы, героические дни, писал тогда же по горячим, еще не остывшим от времени следам Фурманов, и не поверят этому, сочтут за сказку, а ведь действительно все так было.
Как было и то, что в дивизионную газету был принят круглый сирота, ослепший от горя: на его глазах белоказаки расстреляли всех его братьев, не пошедших воевать против своих товарищей-большевиков. И этот мученик за советскую власть, чтивший подвиги Чапаева как святого, стал лучшим повествователем, лучшим бандуристом дивизии. Свои записываемые товарищами заметки в газету он обычно заканчивал следующим образом:
«Да здравствует Всероссийская Советская Республика, товарищ Ленин, да здравствует непобедимый герой товарищ Чапаев, да здравствует волостной совет, экономический и продовольственный отдел!»
Что ещё цементировало, казалось бы, внешне разношёрстное чапаевское войско? Легендарный начдив всей силой своего боевого авторитета защищал честное имя власти Советов, веру народа в ее справедливость. Он лично успевал разбирать многие гражданские дела, без промедления наказывал мародеров-воров, дабы скорее избавить население от «этих грязных пауков-микробов». Он пытался на деле показать, что такое советская власть — власть народа, и кому она служит. Разве могли при Чапаеве кровопийствовать разные там абрамовичи, вексельберги, дерипаски? И кто бы посмел переименовывать тогда города, площади, улицы молодой Республики Советов в честь этих и других нуворишей — «новых героев России XXI века».
В те месяцы и годы высочайшего духовного подъема и величайшей моральной чуткости, отмечает в своем дневнике Фурманов, особенно была развита щепетильность, даже у самых больших работников, даже по маленьким, казалось бы, совсем незначительным поводам. Комиссары и одевались просто, как рядовые красноармейцы, и питались с ними из одного котла, и в походах маялись рука об руку, а умирать в бою всегда торопились первыми... Высочайший авторитет, заслуженный в армии коммунистами, заслужен ими был не даром и не легко. На все труднейшие дела, на все сложнейшие операции первыми шли и посылались коммунисты. Мы знаем случаи, когда из 15—20 человек убитых и раненных в какой-нибудь схватке половина или три четверти было коммунистов.
Курс на «уравнение» был тогда серьёзнейшим и даже законнейшим. Чапаевские командиры и комиссары отказывались от своих окладов, сдавая излишки в полковую кассу, а сами довольствовались тем же, что получали рядовые бойцы. Или еще один необычный даже по тем, а особливо по нынешним щедронаградным временам, отмечающим, как правило, самых верноподданных. Героические чапаевские полки отказывались от наград: «Мы все одинаково мужественно и честно защищали Советскую Республику, писали они в ЦК, а посему желаем остаться без всяких наград. Мы в полках своих будем одинаковые». Такие бывали порывы, такие бывали высокие подъёмы, замечает комиссар дивизии, что диву даешься!
Ах, песня, песня...
И ещё невиданной вдохновляющей силой, главным комиссаром чапаевской дивизии была... песня. Их, самых-самых, берущих за душу, было несколько: «Смело мы в бой пойдем», «Мы — кузнецы», «Ты, моряк, красив собою», «Ревела буря, гром гремел». Запевалой обычно был сам Чапай. Слушая эти песни, нёсшиеся над Приуральем победным гулом, Фурманов включался в могучий хор, и в такие счастливейшие минуты в его дневнике рождались строки, славящие и те песни, и тех певцов, еще крепче сжимающих в своих руках трёхлинейки:
«Как они пели, — восхищался комиссар, — как пели они! Не прошли им даром песни подпольных лет! На фронте, потом в дивизии не знал никто другого полка, как Иваново-Вознесенский, где бы так хранили песни борьбы и так бы их пели: с такой простотой, с беспредельной любовью, с жарким чувством. Те песни гордостью и восторгом воспламеняли полки. Ах, песня, песня, что можешь ты сделать с сердцем человека!»
...Где теперь эти песни? Где те кузнецы с их молодым духом, ковавшие к счастию ключи? Где те, кто смело шел в бой за власть Советов? Где священная память о них? В ком и в чём она теперь живёт?!



В.И. Чапаев со своими боевыми товарищами. 1918 г.

 

Виктор БАКЛАНОВ,
ветеран Великой Отечественной войны.