В ПОЕЗДЕ Великие Луки—Бологое мы оказались в одном купе: немолодая кареглазая миловидная женщина в пёстрой кофточке и очень подвижный суховатый старичок с редкой бородкой и удочкой, её отец. Вещи им помог втащить совсем молодой ещё носильщик, быстрый и чубатый.
— За тридцатку, — пояснили мои спутники. И добавили: «Это ещё по-божески, вещей у нас много, из Горького едем к родным на побывку, давно не виделись...» Меня удивило, что нынешний Нижний они назвали именно так, по-советски.
— А мы по-старому думать привыкли и жить, к новому не привыкли, — сказала моя соседка. Оказалось, в Горьком они родились, здесь выросли все их дети и внуки.
— Папа вот на «Сормовке» всю жизнь трудился, — бросила она, — а я учительствовала в селе, правда, далеко оттуда, теперь того села и той школы нет, да и «Сормовки» скоро не будет, режут её сейчас по частям, как и всё в стране, говорят, хозяин её вместе с Немцовым завод разорил, деньги лопатами огрёб и в Грузию, на свою родину, удрал, а теперь вот и Россия ему вместе с его президентом нехороша стала...
— Да какие они хозяева, так, барыги-мошенники, таких при Ельцине столько наплодили, да и Путин их пригрел... как вороньё на страну налетели и клюют, клюют... Скоро всё доклюют, если народ не поумнеет и их не остановит, — сказал старичок. — А рабочий класс под корень извели, вон они где сейчас, здоровые лбы, в носильщиках, а им бы у станка стоять!
— Да, рабочий человек жил с достоинством, крепко себя чувствовал, взять хотя бы нашу «Сормовку», о ней ещё Горький писал, — какой там народ был — крепкий, мастеровой, головастый... а сейчас его под откос, как и всю страну, эти перестрельщики-дерьмократы пустили...
— Позволили пустить, — сказала дочь...
О ЗАМЕЧАТЕЛЬНОМ заводе с большими трудовыми и революционными традициями я в своё время, наверное, как и многие
в стране, знала немало. Помню, как в 60-е годы, когда я работала в молодёжной газете, один из московских рабочих — был он родом из Горького — принёс в редакцию старые пожелтевшие листки нескольких почти истлевших номеров своей родной районки, бережно им хранимые долгие годы. В них рассказывалось о первых стахановцах «Красного Сормова» и Горьковского автомобильного завода. Своими земляками он, видно, очень гордился, и ему хотелось, чтобы о них узнало как можно больше людей, особенно молодых. Эти бесценные листки были живой летописью жизни страны, её рабочего класса.
«В нашей стране с каждым годом развивается небывалая работа разума и воли, — писал А.М.Горький, оценивая то время, — трудовой народ взялся за дело, которое до него никто не начинал — он учится управлять своей страной сам, без «хозяев», он строит в своей стране новое государство, государство для себя». И потому он не только стремится к совершенству своего труда, но и передаче своего опыта как можно большему числу людей. В этом и есть суть стахановского движения. «Самопознание трудового народа так же необходимо, как самокритика, направленная к познанию его ошибок и пороков, — говорил пролетарский писатель. — Это сознание должно убедить «маленьких» мастеров великого и нового дела в том, что они вполне способны делать его и что их труд не пропадёт зря, не идёт на откармливание паразитов, а, всё возрастая, обогащает страну». Именно к такому самопознанию на протяжении всей истории становления своего предприятия и приходили сормовичи, как и рабочие всей советской страны, пополняя ряды ударников.
А история эта вся как на ладошке крепко спаяна с судьбой каждого старожила-горьковчанина. Вот их жизнь в дореволюционном заводском посёлке, о нём горемычном сложили песню «Сормовка — большая дорога вся слезами залита». Допотопная техника, закопчённые цехи, непосильный труд у горячих мартенов, 12-часовой рабочий день, грошовая зарплата, а дома одни пустые щи, «хоть портки полощи».
В 1902—1905 гг. за свой завод и за свои права сормовские рабочие царизму бой давали. Всем известный роман А.М.Горького об этом. В семнадцатом наконец завод отвоевали. А затем днём и ночью оружие ковали, чтобы врагов внутренних и внешних (Антанту и её прислужников — белогвардейскую нечисть) разбить и со своей кровью омытой земли выбросить.
В Гражданскую сормовичи, напрягая все жилы, помогали молодой Красной армии, Волжской военной флотилии. Вся их кипучая деятельность сосредоточилась в нескольких цехах, а многие работали и под открытым небом. Выдюжили, одолели голод, разруху. Завод для сормовичей родным стал, опорой, когда перешли на продукцию мирного времени, нужную вставшей на ноги Советской Республике, хотя уровень товарной продукции тогда ещё едва достигал трети довоенного. И вот весной 1924 г. появился на заводе очень молодой человек среднего роста в тёмно-синем костюме и чёрной сатиновой косоворотке. Он ходил от пролёта к пролёту, подолгу беседовал с рабочими. И с кем бы ни заговаривал, сразу становился близким, своим человеком. Это был руководитель горьковских большевиков А.А.Жданов. С тех пор он почти жил на заводе, советовался с каждым старожилом, умельцем и мастером, как лучше и быстрее пустить в ход и обновить всё оборудование, увеличить мощность завода.
Его опорой стали многие рабочие, участники революционных событий в Сормове и особенно те, кто пришёл в большевистскую партию в дни ленинского призыва, который прибавил стране две с половиной тысячи сормовичей. Тогда же при поддержке М.И.Калинина, который тоже был частым гостем рабочих, оборудовали первую мастерскую заводских рационализаторов и изобретателей. Начинали с одного станка, а через четыре года — к маю 1929 г. — их работало уже несколько. План первой пятилетки предприятие выполнило на сто шесть процентов. Это была первая победа!
В разных концах страны загудели паровозы с маркой красносормовцев, сотни вагонов, построенных на заводе, перевозили грузы, нужные для выполнения заданий пятилетки. Целыми эшелонами шли с завода колёсные центры и болванки, судовые котлы в разные концы страны. Жизнь сормовцев тесными узами переплеталась с её жизнью, росла программа. За первые месяцы 1930 г. валовая продукция увеличилась почти на одну треть. Был оставлен позади довоенный уровень производства. Но нерешённого было ещё много.
Мастера-сормовичи взялись обучать крестьян, которые с усердием овладевали рабочими профессиями. И если где-нибудь затесался лодырь, прогульщик, рвач, на него обрушивался огонь рабочей критики.
ПОЯВИЛИСЬ первые ударники, ряды которых множились день ото дня. И листовки-молнии запестрели их именами: «Сталевар Пурин варит плавку два с половиной часа вместо трёх! С такими ребятами не пропадёшь! Темпы Пурина — каждому!», «Герои дня — Строганов, Фёдоров, Лобанов! Каждый из них дал двойную выработку!». Гремела слава бригады сверловщиков, работавшей на сборке баржи «Данилиха». Эта бригада ещё в марте 1929 г. положила начало ударничеству на заводе. Очень уважаемым был на заводе Александр Павлович Калмыков. Дед и отец его работали здесь всю свою жизнь. Сам же он пришёл сюда ещё мальчиком, овладел разными профессиями, сидел в царской тюрьме за «неблагонадёжность». После революции освоил прокатку металла и к началу второй пятилетки достиг звания мастера. Его друг Фёдор Гребнев, рослый и видный, пришёл на завод из деревни в латанной одежке, лаптях. Несмелый и застенчивый, был он сперва землекопом, рыл котлован под корпуса новых цехов, а со временем и он стал прокатчиком, окончил курсы мастеров, вечерний коммунистический университет. При активном участии этих двух людей в колёсопрокатном и прокатном цехах прошла широкая техническая реконструкция. К тому времени бригада Александра Калмыкова прокатывала за смену уже больше двух норм металла — 39 тонн! Во многих городах страны узнали о достижениях новаторов. И бригада Фёдора Гребнева решила не отставать от прокатчиков, вызвала на соревнование бригаду Н.Кузнецова, которая за смену при норме 135 штамповала уже 240 колёс. Гребневцы же выдали 260! Это соперничество ломало все старые представления о производственной мощности прессов и другого оборудования. Вскоре кузнецовцы опять вырвались вперёд. И тогда, поднажав, бригада Гребнева отштамповала 300 колёс! Этот рекорд держался до конца 1935 г. А уже к лету 1936 г. его бригада опять отличилась — произвела 355, но кузнецовцы вновь обошли — изготовили 359 колёс за смену. «А ведь можно добиться ещё большего, — мозговал тогда Ф.Гребнев, — если увеличить мощность нагревательной печи». И вот занялись печью, переставили форсунки, намного превысив её пропускную способность, и пришла новая победа — 370 колёс! Теперь одна бригада штамповала за одну смену изделий больше, чем в прошлом году весь цех. Вот об этом и поведал ещё недавно робкий и несмелый, ни разу нигде не выступавший Ф.Гребнев на совещании новаторов промышленности всей области, которое собрал не раз приезжавший к рабочим командарм тяжёлой индустрии Серго Орджоникидзе. С интересом слушал он тогда, как и все собравшиеся, речь этого с виду стеснительного, но уже уверенного в себе и своих товарищах по труду парня. А сколько их, вчерашних крестьян и крестьянок с Ветлуги и Унжи, с Суры и Керженца, с Камы и Волги, пройдя рабочую обкатку на «Красном Сормове», научившись плотницкому, штукатурному, малярному, кровельному ремёслам, встали позднее к самым сложным станкам, которые в шутку тогда называли «машинами с высшим образованием».
А МОЙ СОСЕД по купе, не по возрасту подвижный, сухопарый старичок с проницательным взглядом умных глаз, коренной горьковчанин, память которого цепко удерживала многое из его собственной жизни и работы на «Сормовке» (сам он был и токарем, и кузнецом, и слесарем), очень жалел, что забыл дома вырезки из газет за разные годы о своём предприятии, которые он бережно хранит как самое ценное достояние. А имя Калмыкова горьковским старожилам хорошо известно, но, увы! Их остаётся совсем немного. Вся его семья — это целая рабочая династия — все шестеро детей трудились на «Красной Сормовке»: дочь Галина — оператором в его смене, сын Павел — технологом, другой сын — машинистом паровой машины, третий сын Василий был слесарем паровозосборочного, дочь Софья — фрезеровщицей в ремонтно-механическом, а Зоя — мастером паровозомеханического цеха. И все своим трудом обрели добрую славу.
— Зарабатывали тогда прилично все, кто честно трудился, никто обижен не был, — рассказывает мой попутчик, — квартиры и лечение нам были бесплатные, санатории, профилактории и прочее, обеды в столовой недорогие... Да что говорить... Тогда в стране главным человеком был рабочий, специалист, ну и, само собой, учитель, врач, учёный... А теперь — барыга, жулик, спекулянт, теневой делец... Они в нынешнем рынке друг с дружкой «соревнуются», кто кого раньше отстреляет и «бабок» в карман настрижёт. Приехали! От династии рабочих к династиям жуликов и воров! И молодёжи (жалко её) свои воровские навыки передают, в криминал её тянут, внушая, что это и есть нормальный способ зарабатывать деньги!
И как ставят вопрос: вот если она научится барыши огребать, народные богатства, не ею наработанные, ловко прикарманивать, выйдет в средний класс. Теперь рабочих нет — одни наймиты да гастарбайтеры. В средний класс их никто не зовёт! А раньше, в советское время, рабочие и были почти поголовно этим средним классом наравне с интеллигенцией: по уму да по образованию, ну и по достатку. Прокатчик зарабатывал намного больше секретаря обкома, например.
Теперь нас поносят — быдло, советские рабы, поганят наше прошлое по заказу сверху в угоду толстобрюхим, а мы ведь при самом тяжёлом труде почти все поголовно учились. Помню, в нашей смене — кто в вечерней школе, кто — в техникуме, а многие и в институте. Учили нас тогда и молодёжь главному — смысл труда понимать, а сейчас другое учат понимать — смысл своей выгоды, тому, чем карман набьёшь.
Вот Немцова нам Ельцин в Нижний княжить послал. Они нам эти новые привычки и стали прививать. Хвалится он теперь то и дело, что чуть ли не за Шойгу работал, область нашу спасая. А ведь это при нём — многие теперь знают — колхозы, совхозы, предприятия и наша «Сормовка» к своему закату двинулись. Сколько людей, нашего брата — рабочих повымерло, кладбищ на Руси недостаёт, и совесть за это нынешних рыночников типа Немцова нисколько не мучает. А придите на любое кладбище — там авторитеты-паханы, герои по нынешним рыночным меркам, себя во весь рост высекают. А вот про В.Чкалова, легендарного летчика, нашего земляка, который и на «Сормовке», и всюду был любим и почитаем, депутатом от рабочих в Верховный Совет избирался, или про того же Калмыкова кто теперь вспомнит? Видно, супостатной власти это выгодно, чтобы их вычеркнули из памяти...
...И вот ещё одна веха советской жизни горьковчан. 17 января 1932 г. состоялась первая городская партийная конференция, объединившая всех коммунистов района и области в единую организацию. Выступая на ней, А.А.Жданов говорил, что промышленное развитие города представляет сегодня одну из блестящих страниц в жизни и деятельности большевистской партии. В сравнении с дореволюционной его промышленность увеличилась в десятки раз. В своей речи он напомнил, что «старый Нижний был городом купцов, начальства и чиновников — городских паразитов, которые из сормовских и канавинских рабочих выжимали прибавочную стоимость для того, чтобы давать возможность купцам сироткиным, бугровым и башкировым (кому ныне поклоняются либерал-рыночники) набивать свою мошну, развратничать и умножать свой жир на ярмарке...»
Ну прямо наш сегодняшний день! «Теперь город, — продолжал оратор, — представляет собой социалистический пролетарский центр, который даёт одной промышленной продукции для всей страны — это подлинный пролетарский социалистический город металлистов!..» Увы! Разрушенный сегодня руками чужаков-лжереформаторов. Один из них — господин Немцов рапортовал в Давосе своим хозяевам из МВФ несколько лет назад, что вся его клика усердно потрудилась над ликвидацией социального равенства в России.
Советское время было для них тем плохо, что тогда они не могли вести роскошную жизнь за счёт прибавочной стоимости совков и быдла, так как вся она уходила в основном на развитие страны.
Сегодня многие из земляков моего случайного попутчика начинают над этим задумываться и над тем, почему умудрились поверить лукавцам-лжедемократам и послать во власть не наследников А.Стаханова, А.Калмыкова, А.Бусыгина, а господ — последышей Смердякова и Иудушки Головлёва, купцов Бугрова, Башкирова и Сироткина. Но отрадно, что нижегородцы, как и многие в стране, всё больше расправляют плечи, участвуя в многочисленных акциях протеста против пиратских законов власти, ухудшения своей жизни. Значит, ширятся ряды последователей старейшего их земляка, непреклонного борца за права трудящихся, рабочих людей П.Заломова, прототипа героя повести великого пролетарского писателя.