Это про Феликса Разумовского, который по телевидению ведет программу «Кто мы?». Он всегда очень возмущается, когда говорит о революционерах, особенно о Ленине и близких к нему.
Недавно этот телеведущий освещал декабрьские события 1905 года в Москве. Он не мог спокойно стоять на месте. Он ходил и кипел гневом, называл абсурдом, бессмыслицей действия тех, кто решился на борьбу с царским режимом. Он был убеждён, что умнее сотен и тысяч участников восстания, куда мудрее Ленина, о котором, дескать, тогда никто и не слыхивал, несопоставимо разумнее Горького, взявшего на себя роль одного из финансистов, организаторов и пропагандистов революции. Пролетарский писатель сделал свою квартиру в Москве штабом декабрьского восстания. Ядовитейшим сарказмом наполнил Феликс интонации своего голоса, когда говорил об этом. «Горькому доверяли, — сокрушался он. — В России писателям принято доверять». Артистически сыгранное сожаление по этому поводу намекало на то, что Горькому-то как раз и не следовало доверять. Чтобы ни у кого не было в этом сомнения, Феликс заявил, что ему стыдно сегодня читать то, что тогда писал Горький, который «никого и ничего не жалел» и философия которого было примитивна.
Оглушённый этим заявлением, сделанным с видом полнейшей уверенности в том, что оно — непреложная истина, я не сразу пришёл в себя. А когда пришел, стал перебирать в памяти всё написанное Горьким в 1905 году и около того. Вспоминать не пришлось бы, если бы Разумовский привёл убедительную обойму выдержек из Горького в свою пользу (он их непременно привёл бы, если бы таковые нашлись).
И вот я перелистываю прогремевшие в начале минувшего века на весь мир драму «На дне», очерк «9 января», философскую поэму «Человек», роман «Мать». Ослепительно вспыхивают «Человек — это звучит гордо!», «Всё — в человеке! Всё — для человека! Надо не унижать его жалостью — уважать надо».
Да, Горький предпочитает не жалеть, а уважать человека. Уважение — высшая степень любви к нему. Где же тут примитив?
Не примитивно, а глубоко, мудро: «Ложь — религия рабов и хозяев. Правда — бог свободного человека». Мне не стыдно за автора этих слов.
Горьковский Сатин говорит: «Когда труд — удовольствие, жизнь хороша». Это выражение мечты человечества о свободном, радостном труде. И такая мечта достойна осуждения? Что же тогда достойно похвалы? Уж не отвергнутое ли Горьким обывательское «как можно больше есть, как можно больше спать, как можно меньше работать», не буржуйское ли «всех грызи или лежи в грязи»?
Философская проза в стихах Горького «Человек» — подлинный гимн «трагически прекрасному» обладателю пытливого разума, освещающего ему бесконечный путь «вперёд и выше», пылающего сердца, высшее предназначение которого — «сгореть как можно ярче»; твёрдой воли, помогающей преодолеть бесчисленные препятствия на пути.
Судя по тому, как пренебрежительно отозвался Разумовский о философских взглядах Горького, он, Феликс, — философ более высокого полёта. Что ж, будем рады, если он осчастливит нас чем-то превосходящим по богатству мыслей, чем горьковский «Человек». А пока это не сделано, этичнее было бы поубавить ничем не подкреплённое высокомерие.
Назвав московские события декабря 1905 года бессмыслицей и абсурдом, Разумовский всё ставит с ног на голову, перекладывает с больной головы на здоровую. Абсурдом и безумием были действия царской власти, вызвавшие бурю народного возмущения. Об этом убедительно свидетельствует очерк
«9 января». Горький был участником и свидетелем Кровавого воскресенья и подробно рассказал о том, что видел и слышал. Народ шёл к царю, чтобы мирно высказать ему свои просьбы. Царь встретил его пулями и шашками своих охранников.
«Люди падали по двое, по трое, приседали на землю, хватались за животы, бежали куда-то прихрамывая, ползли по снегу, и всюду на снегу вспыхивали яркие красные пятна...
— Убийство идёт, православные!
— За что?
— Вот так правительство!
— Рубят, а? Конями топчут...
— Православные, где же у народа защитники, если и царь против него?
— Давайте говорить солдатам, может, они поймут, что нет закона убивать народ.
— Якову Зимину — прямо в лоб...
— Спасибо батюшке-царю!..
— Народ не убьёшь!.. Его на всё хватит...
— Что вы делаете? Убийцы.
Штыки сильно и нервно дрогнули, испуганно сорвался залп, люди покачнулись назад, отброшенные звуком, ударами пуль, падениями мёртвых и раненых. Некоторые стали молча прыгать через решётку сада.
Брызнул ещё залп... И ещё.
Мальчик, застигнутый пулею на решётке сада, вдруг перегнулся и повис на ней кверху ногами...
— Чем это оправдать, подумайте? Нет оправдания!
Офицер встал перед ним (сказавшим эти слова. — В.П.), озабоченно насупил брови, вытянул руку. Выстрела не было слышно, был виден дым, он окружил руку убийцы раз, два и три... К убийце бросились со всех сторон, — он отступал, махая шашкой... Какой-то подросток упал под ноги ему, он его ткнул шашкой в живот.
— Палач!
— Мерзавец!
Он начал приводить в порядок свои усы.
Раздался ещё залп, другой...»
За эти слова правды Горький, который «никого и ничего не жалел», был заключён в Петропавловскую крепость. Но царь вынужден был его выпустить по требованию мировой общественности — многих выдающихся деятелей культуры.
Разумовский обвинил Горького в... безжалостности. Горький обвиняет в этом мир хозяев. У Феликса доказательств никаких. У Горького — неотразимо правдивые образы пьесы «На дне» и романа «Мать». Писатель показывает ими, как мир капитала уродует людей, калечит их души. Безжалостной эксплуатацией фабричный слесарь Михаил Власов доведён до скотоподобного состояния. Высочайшая заслуга Горького-гуманиста в том, что он не только решительно осуждает бесчеловечный, преступный мир стяжательства, наживы, угнетения, но и показывает пути избавления от него.
Как осуждает? Читаем у Горького: «Буржуи — жуют они людей», «Они душу ломают». «Они дружно живут. Одни народ доят, а другие — за рога держат?» Про слуг и защитников хозяев: «Они — не люди, а так, молотки, чтобы оглушать людей. Инструменты. Ими обделывают нашего брата, чтобы мы были удобнее».
Разумовский не может не обижаться на Горького: последние слова про нашего телеведущего. Они — ответ на его вопрос «кто мы?», если этот вопрос отнести к нему и ему подобным.
Что сказано у автора драмы «На дне» и романа «Мать» о путях и средствах избавленья от мира, где царит закон «всех грызи или лежи в грязи»? Прежде всего надо отказаться от безверия в возможность изменить что-либо к лучшему — от мрачной философии пессимизма, которую исповедовал Клещ. Во-вторых, никуда не годятся пассивные формы протеста: пьянство (Алёшка-сапожник, Сатин, Михаил Власов), добровольный уход из жизни (Актёр), одиночное стихийное бунтарство (Васька Пепел). Крайне вредно приспособленчество и утешительство (Лука).
Люмпенский способ протеста — протеста Васьки Пепла («На дне») и Николая Весовщикова («Мать») — неприемлем, опасен и кровав: «Когда такие, как Николай, почувствуют свою обиду и вырвутся из терпения, что это будет? Небо кровью забрызгают».
Самый верный, победоносный и вместе не менее кровавый путь массовой, организованной борьбы под руководством революционной партии, вооружённой правильной революционной теорией. Для этого надо много знать, надо учиться. И центральный герой романа «Мать», Павел Власов, говорит: «Хочу знать всё... Нужно знать всю правду, всю ложь». Он учится сам и учит других.
Прежде чем вступить на путь решительной борьбы, Павел Власов и его друзья всесторонне осмысливают её принципиальные аспекты, возможные повороты. Они понимают, что революционная борьба потребует от них решительности, полной отдачи, самоотверженности и готовят себя к ней: «Сегодня я позволю себя обидеть, а завтра, испытав на мне свою силу, обидчик пойдёт с других кожу сдирать».
Особенно опасны и нетерпимы в социальной борьбе предатели: «Если на пути честных стоит Иуда, ждёт их предать — я буду сам Иуда, если не уничтожу его. Я не имею права? А они, хозяева наши, — они имеют право держать солдат и палачей, публичные дома и тюрьмы, каторгу и всё то поганое, что охраняет их покой и уют?»
Непросто давалась такая решимость людям, по натуре своей сердечным, нежным, чутким, неравнодушным. Но именно душевная чуткость и неравнодушие заставляли их быть жёсткими к обидчикам честных людей, жёсткими для победы над жестокостью, мешающей устройству жизни, где «каждый будет как звезда перед другим» и люди станут «жить в правде и свободе для красоты».
Лучшие герои Горького считают, что самое главное их оружие — пропаганда их идей. Победа придет тем быстрее и будет тем бескровнее, чем большее количество людей воспримет эти идеи. Один из рабочих бросает в адрес защитников старого мира: «Мы вас раздавим без драки, когда мы встанем, весь рабочий народ!»
Этого-то и боится больше всего Разумовский и стоящие за его спиной. Программа действий изображённых Горьким революционеров заключена в речи Павла Власова на суде: «Мы — социалисты. Это значит, что мы враги частной собственности, которая разъединяет людей, вооружает их друг против друга, создает непримиримую вражду интересов, лжёт, стараясь скрыть или оправдать эту вражду и развращает всё ложью, лицемерием и злобой... Наши лозунги просты — долой частную собственность, все средства производства — народу, вся власть — народу, труд обязателен для всех... и это будет!»
Смею утверждать, что сегодня Горький так же актуален, как сто лет назад, и уж куда разумнее, глубже, правдивее, честнее, чем какой-то Феликс Разумовский.