Мне никогда и в голову не приходило, чтобы стать депутатом. А тут как-то собрались коллеги нашей фирмы и пристали ко мне, как говорится, с ножом к горлу: «Давай Андрей, выдвигайся. Ты самая подходящая кандидатура в нашем коллективе. Тебе самой судьбой предопределено защищать наши интересы там, в верхних эшелонах власти». Я взмолился: «Не губите невинную душу. Не подхожу я для такой деятельности, как человек прямолинейный, обязательный, и вдобавок, совестливый. Лгать и инсинуировать не могу. Своими нравственными принципами не хочу поступаться в угоду кому-то. Я всегда был сам за себя и привык отвечать только за себя...»
— Тебя, — говорят, — никто не заставляет кому-то угождать. Вот лишь во время предвыборной кампании мы просим тебя несколько активизироваться, то есть вести себя как все. Выступая, не скупись на обещания. Пообещай населению снижение налогов, повышение пенсий, помощь многодетным, пересмотр закона о ЖКХ и всё то, что придёт на ум. Назови себя «Справедливая Россия», или «Патриоты России», или как-нибудь ещё.
— А как же быть с совестью, господа-товарищи? — спрашиваю их.
— Совесть, — поясняют, — это такая непостоянная валюта, которая не всегда имеет хождение в рыночных отношениях. Там, где нет в ней необходимости, можно обойтись и без неё. Пусть полежит в бумажнике, не истлеет...
Разговор был долгим. Спорили до хрипоты. И под конец вынудили меня дать согласие баллотироваться. Написали мне программу действий, напечатали агитационные листовки и расклеили их на стенах домов, на заборах и столбах. Куда ни повернись — везде я, и такой хороший! Можно, как Нарциссу, влюбиться в самого себя и умереть с тоски.
За день до встречи с избирателями у меня испортилось настроение, в моей душе поселился панический страх, как перед надвигающимся цунами. Сердце ныло в томлении. Я ясно понимал, что против своих убеждений какое-либо дело делать трудно, а не делать нельзя. Вот как тут быть? А ночью приснилось, будто я стою в окружении электората, и все они тянут тяжёлые длани с прошениями о помощи, как погибающие, и каждый смотрит на меня с мольбой, как грешник на образ Спасителя. Неожиданно в толпе поднялся ропот, и я увидел, как, расталкивая собравшихся, ко мне приближается какое-то странное человекообразное существо. Его лицо точно сшито из разных кусков старой кожи, натёртой тёмно-красной охрой. Голову покрывали нестриженые, свалявшиеся косматые волосы, спадающие на плечи скрученными прядями. А через космы просматривались два бугорка, похожие на пробивающиеся молодые рога. Подошёл, улыбнулся, протягивает ко мне руки и говорит: «Вот нынче мы с тобой будем вместе трудиться на общее дело...» Я в испуге закричал: «Изыди, сатана!» — и сам себя разбудил. Проснулся весь в поту, сердце колотится, того и гляди пробьёт грудную клетку, и чувствую себя, как заложник, бежавший из бункера бандитов. Хлебнул валерьянки, вроде полегчало, а перед взором все ещё маячит образ чудовища и навалилась на меня вавилонская тоска, хоть в петлю лезь!..
Ну ладно, выборы прошли как обычно. Меня избрали. Я, конечно, радости не испытал. Однако делать нечего. Назвался груздём — полезай в кузов. Чтобы постоянно не казнить себя, не травмировать душу, приобрёл солидную папку с крепким замком и заложил в неё свою «непостоянную валюту». И представьте себе, сразу почувствовал, как мои моральные принципы потускнели, словно попали в полосу густого тумана. Я их чуть-чуть вижу, но они не воспринимаются своими. И так стало приятно и легко на душе, словно мне орден вручили «За заслуги перед Отечеством». Хожу на заседания с видом победителя. В пол-уха слушаю речи коллег, а надоест — читаю газеты. Газет в фойе на любой вкус!
Однажды вот так сижу себе спокойненько, почитываю, и тут на глаза попал заголовок «В мире интересного». В статье рассказывалось о жизни и быте племени даяки, проживающем на острове Борнео. Жители этого племени исключительные и порядочные люди. Они никогда и никому не врут. Сказать неправду считается у них самым большим преступлением, и тот, кто окажется лгуном, преследуется слишком жестоко. Мне понравилась статья на свою беду, и я решил её сохранить. Открыл папку, чтобы, значит, положить туда эту статью, а совесть там будто только того и ждала. Выпорхнула ласточкой — и прямым сообщением в душу, и в этот миг я словно проснулся от глубокого сна. Мне показалось, что я нахожусь среди единомышленников, настроенных вести упорную борьбу по очищению своих рядов от тех, в ком совесть нечиста. Меня охватила необъяснимая радость, и в голове сама собой появилась светлая мысль: «Внести в закон о выборах дополнительную статью об обязательном командировании на один месяц каждого кандидата в депутаты на остров Борнео к туземцам даяки. И если там командировочного уличат в какой-либо лжи, то его фамилия автоматически выпадает из списков для голосования».
Эту идею я смело изложил как проект правовой нормы и предложил поставить в повестку дня предстоящего заседания. И что вы думаете? Даже самому закоренелому фельетонисту не вообразить того, что тут приключилось. Шум, гам, свист, топот. Какой-то разгневанный либерал в красном сюртуке сорвался с места, подбежал, схватил меня сзади за руки и сдёрнул с трибуны, как антибуржуазную листовку с кремлёвской стены. Председателю с трудом удалось успокоить разгоревшиеся страсти. Начались выступления с мест. Меня подвергли жесточайшему осуждению, обвинили в дискредитации депутатского корпуса. Моя инициатива, будь она неладна, по-видимому, больше всего задела за живое тех, у кого рыльце в пуху, и они предложили привлечь меня к адмистративной ответственности. Это для меня был удар под дых! И разом с глаз слетела пелена. Я почувствовал себя белой вороной, по ошибке залетевшей в незнакомую стаю. Было принято решение о лишении меня права выступать на пленарных заседаниях в течение шести месяцев.
Откуда-то на ум пришли две строчки: «Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано», и закрутились они в голове, как на испорченной пластинке, неотвязно и монотонно. Долго не мог сосредоточиться. А потом вдруг точно заключительный аккорд прорвался через какофонию шума и твёрдо прозвучал: «Если смогу подвергнуть насилию свою подлинную природу, свою душу, отойду от своих принципов, тогда смогу уверенно выполнять всё то, что указует руководящий перст...» Время покажет.
Исповедь слушал и записал