Пусть не покажутся вам мои размышления смешными и ничего не стоящими, ибо они не иначе как о том, что людям в летах может представится отнюдь не новым и давно известным. Но есть одно удивительное свойство у молодости, позволяющее человеку сделаться первооткрывателем уже некогда открытого, обретшего величественный статус непоколебимого, узаконясь в статусе мысли-столпа. Каждый ищущий, уверена, знает этот сладкий вкус подобных наивных открытий. Таковое и постигло меня накануне.
Так я внезапно открыла для себя смысл русской женщины-христианки, матери. А открытие моё оказалось связано с личностью поистине уникальной. Имя ей Анна Григорьевна Достоевская.
Судьба жены Достоевского, поведанная ею самою в воспоминаниях о незабвенном муже, настолько взволновала меня, что породила многие мысли на тему женской доли вообще и непосредственно в наше нравственно далеко не благое время, и я осмелилась записать их, приурочив к грядущему женскому дню.
Читала и плакала. Передо мной явился образ девушки, потом женщины — простой, неучёной, чистой и бесхитростной, не требовавшей для себя ничего, но готовой отдать всё, что только имела. Каноническая христианская жертвенность вдруг ожила в моём воображении в образе доброй Анны Григорьевны. Меня буквально ослепила эта кристальная нравственность женской души, оказавшейся способной прожить в точности так, о чём А.Г. писала позже: «Я отдала себя Фёдору Михайловичу, когда мне было 20 лет. Теперь мне за 70, а я всё ещё только ему принадлежу, каждой мыслью, каждым поступком, памяти его принадлежу, его работе, его детям, его внукам». Я читала и читала, не в силах оторваться от этого незамысловатого текста, напрочь лишённого каких бы то ни было литературных изысков, что тоже казалось ново, ибо одна чистая душа словно вырисовывалась на страницах. И мне уж казалось, что Анна Григорьевна святая, что в жизни так не бывает, что Достоевскому просто необычайно повезло. То начинала даже думать, а уж не сочиняет ли она что-то в свою пользу — как меня словно током поразило, что пришлось даже отложить книжку, утереть кулаками влажные глаза и серьёзно вслух сказать: «Какой ужас!»
Я поняла, до какой степени нравственного уродства мы дошли, что на самом деле самая обыкновенная нормальная человеческая судьба, та, которая только и должна быть, оказалась воспринята мною как нечто необыкновенное и почти фантастическое! Это в какой же гнойной яме нужно жить, чтобы так искренне удивиться таким естественным человеческим проявлениям, как верность мужу, жертвенность, всепрощение, да и вообще удивиться самой любви, не той, что у нас называется сексом, иной, старинной, которая настоящая, уж верно которой теперь-то и нет вовсе. Вот дожили! И слёзы снова накатили на глаза, но иные — от ужаса повсеместного абсурда.
Девочки, девушки, женщины. Что мы такое сейчас, в обстоятельствах от нас во многом не зависящих?
Вот еду в метро — напротив «оно». Кто же ты, интересно, мальчик или девочка? По лицу не поймешь: для мужчины слишком женственно, для девушки порядком мужественно. Принимаюсь отыскивать грудь, но и тут ответа не нахожу: одето как-то вроде капусты. Гляжу на другую. Эта хоть точно девушка. Но на кого похожа? Губы чёрные, вместо глаз два чёрных синяка и волосы как пакля висят и тоже чёрные-чёрные — типичная представительница так называемых «Готтов» (секта такая сатанинская, мне про неё рассказывали), таких «красавиц» по Москве много. Иная с ногами от ушей и в юбке такой длины, что её можно было бы не одевать вовсе. Мода опасная штука. Поглядите: мороз разошёлся, а девочки почти все ходят с голыми, посиневшими от холода животами и бёдрами. Миленькие, как же вы рожать будете?
Нет, я не брюзга, и никого здесь не осуждаю. Что же нам делать, чем жить, коли иного отроду не видали, кроме как культа женщины-проститутки (называется секс-символом — очень смешное название, кстати) да культ бизнес-леди (феминистического происхождения, греховного в основе своей, имеющего под собой всё то же смешение полов). Одно из двух, иного не дано. Развращение умов преследует нас как навязчивая идея. Противное человеческому естеству представляется единственным и полагающимся. Искореняется всякое совестливое начало в человеке, любое проявление скромности в женщине, некогда очаровывавшее, ныне высмеянное и доведённое до статуса синего чулка. В моде женщина-чёрт, женщина-сатана, женщина-сексуальный вампир. Чрезвычайно востребованными стали книги из серии так называемой стервологии — например, «Пособие для начинающей стервы», «Хорошие девочки не становятся богатыми» или «Деньги идут женщине на пользу». А для того, чтобы стерва выросла отменной, её «дрессировать» нужно сызмальства, поэтому для девочек можно приобрести красивые книжечки с названием «Из жизни маленькой ведьмы». Таким образом, входят в повседневную нашу жизнь таинства сатанинских религий, такие как возведение младенца в звание волчонка, или маленькой ведьмы. Телевидение, эстрада, новое «искусство» — все помешались на сексе. Их девиз: «Буферам (так у них грудь женская называется) дорогу!» Двадцать пятый «буферный» кадр прёт отовсюду. Подумайте только, реклама какой-то соковыжималки, нет, и сюда «забуферили». Москва вся залеплена томными девицами, словно в оргиях находящихся, рекламирующих кто стиральный порошок, кто ещё дребедень какую. Редкая пресса обходится без изображения голого зада очередной секс-бомбы. Запущенная машина развращения настолько сильна, что противостоять ей нереально!
Не сочтите мои наблюдения за банальность и за констатацию факта давно опостылевшего всем думающим и переживающим за наше отечество, но ведь даже те из избранных, которые видят многое, понимают и даже протестуют, но и они в реальности находятся в пространстве этого ужасающего развращения нравов. Вот что страшно. Стоит только подумать, сколько раз за день мы волей-неволей, словно находясь в пыточной камере, видим, слышим, наблюдаем этот пир сатаны, чтобы после, заглянув в свою душу, не обнаружить там некое очерствение, иссушение здорового Божьего начала! Среда диктует свою волю. А что тогда говорить о только нарождающемся поколении, о детках наших, которые воспринимают нечистоту мира как данность. Их несчастное, ущербное сознание формируется в условиях нечеловеческой, безжалостной атаки на нравственность. Юные души по своей чистой природе пребывают в шоковой духовной контузии от оргии цивилизации, в которой они родились, и иного они не видели, как будто другого и нет вовсе. Вот в чём трагедия! И с каким рвением, с какой нечеловеческой самоотверженностью нам, болящим за будущее страны, нужно пытаться ограждать себя ради детей своих от влияния этой во всех проявлениях противной нашему духовному укладу среды.
Уничтожается всякое понятие о семье, о женщине-матери. По статистике, количество разводов в России за минувший год достигло 800 на тыс. заключённых браков, что на 200 больше, чем 10 лет назад. И это свойственно не только нашей стране, а является мировой тенденцией. Резко падает престиж семейного очага. В России на сегодня почти 50% семей не имеют детей, а многодетных семей только 3%. «Каждую минуту в России рождается три человека», — гласит плакат в метро, с изображёнными на нём счастливыми лицами отца и матери. Извините, а чем тут гордиться? А уж до того, кто рождается из этих трёх человек, никому нет никакого дела. Скольких детей «ехидны» в пьяном угаре потопили в унитазах, сколько обездоленных сирот в переполненных, нищих детских домах, каков процент детского суицида, подросткового пьянства, наркомании, а сколько чистых, почти ангельских, только пришедших в мир душ, ещё не успевших опошлится, испытывают духовную ломку от повсеместной жестокости и ужасающего несовершенства мира взрослых? Вот эту статистику, вам, законовредители, подсчитывать не приходилось, прежде чем объявлять всякие «годы ребёнка» и призывать к непонятным рекордам, пуская пыль в глаза полуобезумевшему от мук русскому народу? Позаботились ли вы о том, кто и кого будет производить на свет? Наивно было бы взывать к совести тех, кто уж почти три столетия назад провозгласили формулой своего учения именно свободу от совести — основы русской православной культуры. Подобная государственная программа лишний раз доказывает, в каком в действительности критическом положении мы находимся, что власти могут устраивать любые благодетельные пиар-акции, ибо на данный момент в их расчётах уже ничто не способно поднять самый непокорный народ мира.
Разве могла бы представить Анна Григорьевна, этот ангел во плоти, весь нынешний ужас, на нас обрушившийся? Нет и нет. Что говорить, если Фёдор Михайлович, желая «сохранить, спасти от всего, что дух мертвит вручённую ему самим Богом душу любимой жены, решительно советовал ей не читать романов, по большей части французских авторов, имевших идеалы далёкие от наших, а значит, способных внести определённый конфуз в духовную организацию его «голубчика Анечки». А уж кому, как ни Достоевскому, не ведать, сколь она, эта душа, уязвима для всего ей противного и несвойственного. Подобная забота о любимом человеке восхищает, а масштабы тогдашних «растлевающих механизмов» в сравнении с сошедшими со всех возможных рельс нынешними приводят в состояние оцепенения. И только теперь становится понятной для меня мера сошедшего с ума мира, ибо сумела посмотреть на него глазами Анны Григорьевны — души чистой и неиспорченной. Именно благодаря ей во мне пробудилась память о первозданной чистоте, святости.
Как время скоротечно и как зло быстродейственно. Уверена, никогда историческое пространство не знало столь стремительной агонии. Ничего не скажешь, истинно vexilla regis prodeunt inferni, как говорил в 1884 году папа римский Лев XIII: «Знамена властителя ада продвигаются вперёд». Подумать только, чуть больше ста лет разделяет нас с Анной Григорьевной. И смотрим мы с нею друг на друга и не можем скрыть своего удивления. Сколь непохожи, но сутью своею всё же едины! Две русские души. Ведь я её приняла, восхитилась! И вдруг так захотелось жить, как она: жертвовать собою, испытывать лишения ради ближнего, иметь четверых детей, постоянно бороться с нищетой, ходить в износившемся в дыры пальто, но не ощущать от этого своей ущербности, жить полноценной жизнью всею душою, без остатка, именно когда на сто процентов включено в тебе сердце и любишь сильно, и прощаешь по любви всё, не находя преград ни в чём!
Милая Анна Григорьевна, добрая Анна Григорьевна, живя в ХХІ веке в полнейшем уединение и детской растерянности перед временем, определённым мне свыше, я именем вашим, ставшим мне единственно родным, отрекаюсь от всего противного моей душе и принимаю за образец жизнь вашу.
С поклоном перед русской женщиной,