Жил-поживал в одном почти благополучном государстве царь-государь по фамилии Сильнопутний. И естественно, в окружении бояр-дворян с прочей мелкой челядью. И был у него в услужении достойный боярин по фамилии Забуров, ведавший, окромя своей лавки, вопросами оздоровления подчинённого ему народа. И не сильно в тягость ему была та забота, но и не слишком радовала, отвлекая от дел насущных по собственной коммерции. Ну, а для того, чтоб было кому сполнять службу государеву по данному ведомству, то наделил его царь-батюшка челядью — дюжиной псов. Те, высунув языки, с усердием достойным с утра до ночи хлопотали по барским хоромам: варили-мыли, таскали-убирали и между хлопотами вылизывали болячки всяким приблудным псам, символизирующим подопечный народ. И всё бы ничего, да только боярин всё чаще стал замечать, что дворовые-то, до того смирные да покорные, стали как-то косо на него поглядывать, а то и огрызаться. Того гляди хватят зубами. И причина вся на виду: отощали псы, шерсть свалялась, висит клочьями. Ну, чисто оборотни. Смекнул тут боярин, что настало времечко подкормить скотинку, а то навалятся в одночасье и, помилуй Бог, как есть загрызут! И он — ходом в палаты к суверену.
А государь в энто самое время, отдыхая после очередного открытого эфира, предвкушал предстоящую обеденную трапезу, с удовольствием наблюдая за манипуляциями ближних бояр, втащивших в хоромы цельного жареного быка. А тут, как назло испортив царское благодушие, влетает боярин Забуров и сходу начинает причитать о возможных неприятностях не только себе, но всему роду Сильнопутнему.
— Осударь-батюшка, не вели казнить, вели правду-матку в глаза высказать! Челядь-то моя, батюшка ты наш, басурманы этакие, чтоб им ни дна ни покрышки, смелости набралась голос подавать. А ведь дотоле тихо-смирно сидели. А сейчас того и гляди за труды мои праведные живота лишат.
И шёпотом, доверительно:
— Не иначе псы голодные приблудные мысли крамольные в ряды наши сплочённые подбросили. Ну, те, что с серпами, с молотками, да с красными ошейниками.
Сильнопутний недовольно покривился:
— Не вовремя ты, Забуревший, не вовремя! Вишь, я трапезничать собрался, а ты мне напрочь настроение и наш августейший аппетит испортил. Зайди-ка лучше ты опосля. Ну, ближе к выборам что ли, — царь устало вздохнул, давая понять, что аудиенция закончена.
— Не Забуревший я, Ваше Святейшество, — снова запричитал боярин, а Забуров моё фамилиё — верный Ваш холоп!
— Какая разница! — раздражённо отозвался Сильнопутний и в сердцах отбросил обеденный инструментарий.
— Так изголодались же псы дворовые, да и псы приблудные болезнями измучены, — наконец по сути дела промямлил Забуров упавшим голосом. — Того гляди, что снюхаются, в стаи собьются. Злые, аки черти! Загрызут, как пить дать загрызут проклятущие! И Вашему царскому суверенству могут навредить, — осторожно, шепотком добавил лавочник Забуров и попытался отступить за спину Ближнего боярина.
Государь вопросительно уставился на боярина:
— А ну, постой, и отвечай, как на духу: чем же это мне может навредить мой боголюбивый народ, который во мне души не чает и даже собаку мою со всем её помётом любит больше, чем всех своих святых?
Забуров уже и пожалел, что ляпнул лишнего, но делать было нечего, и он продолжил:
— А то, батюшка ты наш любимый, что хлеба вволю на всех ужо нет, подъели ведь мы довоенный запасец, усатым самодержцем подкопленный, а зрелища чудодейственные всем обрыдли и свою роль не сполняют, — коротко закончил он.
Сильнопутний был далеко не глуп и тут же обернулся к боярину Ближнему, ведавшему всеобщим спокойствием, дисциплиной и счастьем по всему королевству.
— Что скажешь, боярин?
— Прав он, — подтвердил Ближний, заикаясь и глотая слюну. — Псы приблудные изголодались и воду мутят. А дворовые под настроение могут в момент харакири Забурову сделать. А опосля — и Вашему Императорскому Величеству, — чуть слышно прохрипел Ближний и отступил за трон, тут же испугавшись излишней своей смелости.
Сильнопутний всерьёз задумался, потому как доверял Ближнему.
— Так как же, бояре мои верные, как избежать нам беды-напасти? Как власть нам сохранить над народом нашим бестолковым, о бунте супротив меня, помазанника Божьего, промышляющем?
— Бычка жареного псам отдай, осударь-надёжа, — вновь подал голос Забуров, оглядываясь на Ближнего. — Глядишь, малой кровью и отобьёмся.
Сильнопутний побагровел:
— Олух неразумный! Ты что это удумал?! — прикрикнул он на Забурова и прикрыл мантией жареного быка. — Это же достояние империи, её Ста-би-ли-за-ци-он-ный фонд, — раздельно и с угрозой произнёс Сильнопутний. — Я с этим фондом какие хошь бунты в своём кременце пересижу! И никакие нижегородские псы с пожарищ мне не страшны. Я тебе не какой-нибудь шляхтич-забулдыга, а Осударь Всея, так сказать, — раздражённо добавил он и посмотрел на притихшего Забурова.
Минута молчания, как топор палача, тяжко нависла над вспотевшими шеями всех ближних и подальше стоящих.
— Однако, — нарушил затянувшееся молчание сам Государь, — есть неплохая идейка: учитывая опыт дружественного Нашему Величеству Ближнего и особенно Дальнего Зарубежья, могу предложить вашему, то есть моему вниманию один проект по прозванию национальный.
Сильнопутний авторитетно прокашлялся.
— То, что развлекаловка для псов ужо теряет свою привлекательность, — это я признаю. Критика моих деяний на благо мово осударства мне тоже не чужда, но только из моих же августейших уст. Мочение в сортирах, как я достоверно уяснил, уже не так отвлекает мой любимый народ от насущных проблем, но — августейший сделал паузу — Быка я всё равно не отдам! И это однозначно!
Государь пошарил рукой под мантией, что-то там провернул и явил на свет обглоданный бычий мосол.
— Вот, — величественно произнёс он и сунул его в руки изумлённому Забурову. — Всем точно не хватит, а дворовых своих порадуй. Одного. Остальные будут уже не на тебя рычать, а на облагодетельствованного тобой. Хоть на время, но у-ти-хо-ми-рят-ся! А мы тем временем второго Бычка откормим. Даст Бог — и третьего. Нам бы день простоять, да срок продержаться! — на торжественно-поучительной ноте закончил Сильнопутний и покинул ошарашенную аудиторию.
— Ну и голова же наш анпиратор, — восхищённо произнёс Забуров, преданно проводил взглядом уходящую мантию, и, всхлипнув от нахлынувших чувств, стремглав помчался в свои апартаменты.
Свора уже ждала. Забуров, не тратя лишних слов, выдернул из-под сюртука бычий мосол и многозначительно покрутил его перед сопливыми носами дюжины псов, сразу залившихся голодной слюной.
— Реклама — двигатель обмана, — припомнил Забуров вывеску над собственной лавкой, и похвалил себя за находчивость.
— Вот вам, братцы, щедрый подарок от нашего царя-батюшки, но всем не достанется. Это я однозначно говорю, — дублируя любимого суверена, грозно добавил Забуров. — Дадим его, — он замешкался. — Э-э-э, это..., первичному звену, — нашёлся боярин и кинул кость дальнему и самому захудалому псу.
Свора онемела, а пёс, скосив глаз на мосол и не веря свалившемуся на него счастью, с минуту недоверчиво разглядывал вкусно пахнущую кость. Наконец, поверив, что это всё же не сон, волком набросился на лакомую подачку.
Забуров же, поглядев на то, с каким аппетитом мусолит псина царский подарок и с какой ненавистью уставилась на бедного пса вся оставшаяся ни с чем свора, уже ничего не боясь и подчиняясь неясному ещё инстинкту, внезапно отнял у несчастного пса полуобглоданный мосол и сам сглотнул поступившую слюну.
— Вы, это, братцы, вот что: проект-проектом, а бюджет империи не выдержит таких непродуманных трат, — облизнулся Забуров, и глаза его налились кровью. — И вообще, надо же понимать, что ситуация в нашем царстве-государстве непростая, мы не можем бросать мослы на ветер и разбазаривать наше общее достояние, нажитое непосильным трудом. Беречь бычка, то бишь укреплять и приумножать Ста-би-ли-за-ци-он-ный фонд — наша основная и окончательная задача, — с пафосом суверена и также по слогам закончил Забуров и, рыча, вцепился зубами в ослюнявленный мосол.
Не понимающие ничего псы оглупленно-пустыми глазами уставились на своего хозяина, а шавка из «первичного звена» пускала постфактум обильную слюну и зло поскуливала на недосягаемого обидчика.
Как я понял услышанную притчу
Обнародована и широко разрекламирована идея развития здравоохранения РФ в плане образования такой новой штатной единицы, как врач общей практики, что, по мысли разработчиков, должно коренным образом улучшить, сделать боле эффективной работу с населением на первом этапе обследования и лечения. И естественно, позволяющей сэкономить бюджетные деньги в связи с запланированными сокращениями менее востребованных «узких». Вероятно, идея экономии и была приоритетной при разработке данного новшества, хотя это громогласно и не утверждалось. Наоборот, в массы привносилась восторженная реклама, что внедрение статуса врача общей практики позволит коренным образом улучшить здравоохранение РФ, являющееся прямым наследником советского здравоохранения и справедливо считавшееся одним из лучших по социальной направленности в мире.
И одной из мер, предусматривавших решение вопроса о повышении статуса данной категории работников, было единовременное повышение заработной платы как участковым врачам-терапевтам, вдруг попавшим в разряд льготной категории, так и их участковым сёстрам. Приподносилось это как благо для населения и самих медицинских работников. Действительно, рост заработной платы в два, а то и в три раза (в зависимости от региона) оказал благотворное влияние на финансовое положение конкретных лиц участковой службы. Но только не на психологический климат в самих коллективах и не на качество оказания самой помощи населению. Людей столкнули лбами, и это, может быть, входило в задачу Кремля. Не вдаваясь в подробности этой махинации, можно только сказать, что кремлёвско-зурабовская контора приняла на вооружение мировоззрение Василия Ивановича Чапаева, сделавшего экстравагантную попытку одномоментно превратить фельдшера-коновала в дипломированного доктора. Остаётся только сожалеть, что к Зурабову не приставлен комиссар Фурманов, авторитетно пресекавший безграмотную партизанщину командира.
Так вот, по сути дела. В настоящее время медицинские коллективы тихой сапой оповестили, что с рядом новоявленных врачей общей практики трудовые договора больше заключаться не будут. Причины для разрыва приводятся почти смехотворные, в основном связанные с незначительным некомплектом на курируемых участках. Цифры же по общему числу жителей в поселениях берутся весьма приближённо, с «потолка», — так, как удобно администрации. Их, конечно, можно понять — они выполняют указания сверху и заинтересованы в собственном выживании. Чиновники везде одинаковые.
Но понятно теперь и другое: бюджетных средств, запланированных на эту авантюру, в государевой казне попросту не хватает, и настало время часть дарованного пирога изъять из употребления (естественно, без лишней огласки), дабы не подорвать и без того скудные финансовые возможности большинства регионов. Этот очередной провал власти пытаются тихо «спустить на тормозах», но люди уже почувствовали на себе обещанное «улучшение», и заряд отрицательной энергии пополнил тот заряд ненависти к навязанным правителям, который копился в них с тех чёрных дней октября девяносто третьего. Ощутив в полной мере на своей шкуре результат ассенизаторских «реформ» Кремля, народ, хотя и с трудом отходя от «демократического» наркоза, начинает размышлять и всё меньше верит кремлёвским краснобаям. И это весьма обнадёживает.
И.Т. ПЕТЕРС.
Республика Карелия.