1
Недавний юбилей Бориса Гребенщикова вызвал во мне (как и во многих других, подозреваю) желание переслушать в несчетный раз все альбомы группы «Аквариум», а заодно почитать что-нибудь такое про Бориса Борисовича, чего никогда не читал.
«Что-нибудь такое» человеку, который жил, образно говоря, с группой «Аквариум» четверть века, найти сложно – чем меня можно удивить?! Посему я наобум приобрел первую попавшуюся мне новинку – книгу Алексея Рыбина «Три кита: БГ. Майк. Цой» («Амфора», 2013).
Лишними надеждами себя не питая, я получил именно то, чего желал. По крайней мере до тех пор, пока автор рецензировал альбомы Гребенщикова и его команды, все было просто замечательно.
Алексей Рыбин – первый гитарист Виктора Цоя и человек из той легендарной эпохи, посему знает предмет и говорить о рок-музыке умеет. Работа его оказалась бы вполне удовлетворительной, если б автор не прибегал к широким социальным обобщениям, которые с каждой страницей становились все более навязчивыми.
В книжке томительно не хватало самого важного – взгляда очевидца. Вот Рыбин, скажем, заходит к Майку в гости, они напиваются портвейна до такой степени, что срываются и едут в Москву – ситуация набрасывается несколькими штрихами и остается в качестве наброска.
И что? Это же, черт, самое главное.
А о чем вы говорили в тот день? Сколько выпили? Чем занимались по пути? Знакомился ли Майк с девчонками в электричке? Как именно? Куда приехали в итоге?
Ради этого стоило писать книгу – зачем нам твои мысли за жизнь, автор?
Тем более что содержание мыслей за жизнь, к сожалению, было вполне предсказуемо. Цитирую:
«О том, что в культурном плане страна отброшена на десятилетия назад (иногда мне кажется, что этот разрыв не преодолеть никогда), я писал неоднократно – повторяться неохота...»
Ах, какие мощные диагнозы ставят целой эпохе наши гитаристы. И повторяться ему, видите ли, неохота, какой занятой. А чего тебе охота? Чаю не подать, батюшка?
Цитируем дальше.
«Россия опоздала с роком (с современной музыкой) лет на пятьдесят. Винить ее в этом бессмысленно – советский террор выкосил все, что так или иначе связывало страну со всем остальным миром, с движением этого мира, с музыкой, литературой, философией, живописью, театром, кино – теперь нужно потихонечку, аккуратненько растить все это практически с нуля».
Ничего оригинального в этих мыслях нет – любому приходилось их слышать тысячу раз.
Проблема не в том, что Рыбин в данном случае на голубом глазу пишет вещи не очень разумные (допускаю, что во всем остальном он милейший человек). Проблема в том, что эти благоглупости давно стали рефреном в разговоре о тех временах.
Сказанное Рыбиным на свой лад повторяют молодые люди, только вступающие во взрослую жизнь. Те же речи произносят люди, убеленные сединами.
Это как бы и не мысль уже, а общее место. Поэтому давайте разберемся.
Рок-н-ролл в СССР появился с некоторым запозданием, правда. Во-вторых, потому что КГБ, КПСС и все такое. А, во-первых – по той элементарной причине, что его придумали в Англии и в США, а не у нас.
В России многие вещи появлялись с запозданием.
Литература – в смысле светская литература, а не церковная – появилась на несколько столетий позже, чем в некоторых европейских странах. Философия – еще позднее.
Живопись долгое время вообще не развивалась, только иконопись; опера и балет запоздали, драматический театр не поторопился к нам, кино – и то припозднилось.
Романс появился позже, шансон подзадержался (может, лучше бы и не приходил никогда), и со всеми остальными музыкальными стилями и направлениями та же история, причем в большинстве случаев вовсе не по вине советской власти. Просто так складывалось.
Это вовсе не отменило того элементарного факта, что в основных сферах искусства русские, зайдя туда на сто, двести или триста лет позже, достигли успехов, разом ставящих их в число самых одаренных мировых наций.
В этом контексте плач Алексея Рыбина по рок-н-роллу смотрится несколько странно. Рок-музыка в Союзе запоздала с появлением не на триста и не на сто, а лет на 15–20, отстав лет на 5–7 от большинства других европейских стран, помимо собственно Англии и США.
Рок позже явился в Италии и в Германии, еще позже в консервативной Франции, не очень торопились с рок-музыкой отдельные Скандинавские страны и часть стран Латинской Америки тоже, мы уже не говорим про Азию.
Много где случались те или иные интересные штуки, но не в таком количестве, чтоб оставить нас позади навсегда.
Много ли мы, в конце концов, знаем и слушаем швейцарского рока? Мексиканского рока? Канадского рока? Гренландского рока? Товарищ автор! Еще перечислить вам стран пятьдесят, вовсе не входивших в соцлагерь, или не стоит?
Когда Алексей Рыбин пишет о потерянных связях «со всем остальным миром», он что имеет в виду? Новый Орлеан, Вудсток и Ливерпуль? Но это не весь мир, увы. Мир гораздо больше.
В некоторых странах рок вообще не прижился и не дал, в отличие от России, никаких всходов. Надо ли предполагать, что там живут недоразвитые люди, которые «отстали» лет уже на 80? Или все-таки не стоит торопиться с такими обобщениями?
После того как в1960-е грянул бум рока в Англии, у нас началась своя история, уже в начале 70-х, когда появились Александр Градский, Андрей Макаревич. Да что там, даже Александр Розенбаум – и тот одним из первых у нас начал делать рок-н-ролл, на время оставив свой «одесский» цикл.
В начале 80-х, как видно из дня сегодняшнего, мы уже имели совершенно уникальное, самобытное рок-движение. Если мерить по вершинам, более представительное, чем в большинстве европейских стран, и уступающее по большому счету только законодателям стиля... Но с чего мы взяли, что если б не «проклятый советский строй», мы сделали ли бы тут вещи покруче, чем «Пинк Флойд»? Кто вам это сказал вообще?
Глупо спорить, имели ли место неразумные запреты и полузапреты, хотя не «советский террор», конечно, о котором с видом бывалого зэка сообщает автор. Градский выступал на стадионах, «Машина времени» в 1980 году вошла в официальную организацию «Москонцерт», в Ленинграде был создан Ленинградский рок-клуб – вполне легальная площадка, Борис Гребенщиков впервые появился на телевидении в 1982 году, а в 1984-м с участием группы «Аквариум» уже делали программу «Музыкальный ринг». Спустя два года начали один за другим выходить – миллионными тиражами! – диски-гиганты всех советских рок-музыкантов на советской фирме «Мелодия».
Весь «подпольный период» той же группы «Кино» длился года четыре (молодые люди нынче уверены, что рок-н-рольщики полжизни в землянках прятались) – дальше уже начались гастроли и пластинки. Собственно говоря, Цой погиб за год до распада СССР и официального умерщвления советской власти. Нынешние музыканты по десять, а то двадцать лет сидят в провинциях, не в состоянии никуда прорваться – что-то я не слышу плача об их несчастной судьбе, нам куда чаще про «советский террор» рассказывают.
Приукрашивать ханжескую советскую действительность нет никакого смысла – замечательно одаренных музыкантов таскали в кутузки, срывали им концерты и вообще мешали жить. Однако меня с детства мучает вопрос несколько цинический.
Советская власть не помешала даже Платонову и Шаламову написать гениальную прозу – так кто мог помешать вполне себе аполитичным молодым людям написать великие песни?
Окуджава и Высоцкий писали свои – едва ли кому-то придет в голову ставить их ниже французских шансонье.
А Гребенщиков и Цой писали свои. Так в чем, в конце концов, проблема?
Они не могли их записать качественно – на той же аппаратуре, что имели в 1980 году «Роллинги»? Ну да, грустно. Но что это отменяет по большому счету? Половина классического рока записано абы как, разве мы меньше восхищаемся по этой причине записями 60-х? Бобу Дилану никто не помешал спеть просто под гитару полсотни шедевральных песен. Они стали меньше оттого, что звучат в акустике?
Да и уверен ли Рыбин, что такая же, как у «Роллингов», аппаратура была у всех желающих по всему миру?
Я веду к тому, что если б русский рок был великим, ему б никакая советская власть не помешала.
Мало того, я думаю, что он был великим и сложился как великое явление именно в тех обстоятельствах, потому что ни в каких других сложиться не мог.
Не «вопреки» этим обстоятельствам, как у нас любят говорить всякие демагоги, и тем более не «благодаря им», а просто сложился – там и тогда. Примите как данность.
Советская власть распалась, когда бывший цоевский гитарист Алексей Рыбин был совсем молод – чего ж он не стал немедленно играть как Джимми Хендрикс? Не написал хоть одну убойную песню помимо написанных до распада Союза?
О чем разговор вообще? Если ты музыкант, иди и играй. Не умеешь играть, тогда на кого жалуешься? «Неохота повторяться»? – ну так не повторяйся, сиди молча.
Но вот не молчится ему.
Несложно догадаться, что Рыбин – взрослый, пятидесятилетний мужик, сейчас в миллионный раз говорит все то же, о чем они терли с товарищами на ленинградских квартирах в 1984 году: ах, как бы мы сыграли и спели, когда б не «коммунисты мальчишку поймали...»
Но с тех пор прошло двадцать лет. Может, автору имело смысл дорасти до новых умозаключений?
Хотя он дорос, конечно. Теперь через запятую после рок-н-ролла у него идет все подряд: живопись, философия, театр, кино – отстали мы везде, как выясняется.
Тут естественным образом возникает вопрос: а много ли Рыбин знает, например, о румынской, венгерской или португальской живописи XX века? Об испанской, немецкой или турецкой философии все того же XX века? О чешском, датском или болгарском театре? Обо всех их необычайных прорывах, которые мы так трагически пропустили?
Да ничего он не знает, ровно как и все остальные товарищи, которые все эти вещи бездумно повторяют.
И уж совсем печальными кажутся его утверждения о том, что наше кино и наш театр не имели ровно никаких достижений – вплоть до того, что теперь здесь нужно начинать все с нуля.
Вышел волосатый юноша пятидесяти лет с гитарой, а вместо гитары у него огнемет, и он все спалил к чертям: МХАТ, Эйзенштейна, Пудовкина, Абрама Роома, Пырьева, Бондарчука, Шукшина, Михалкова, Тарковского, Рязанова, Таганку, Ленком, Любимова, Шпаликова, Кулиджанова, Калатозова, Кайдановского, Меньшова, Бортко, Льва Додина, Николая Губенко, Татьяну Доронину... Да что тут перечислять, никаких пальцев не хватит. В каждом крупном советском городе работало за счет государства как минимум три театра – театр комедии, театр оперы и балета и драматический театр. Такого не было в подавляющем большинстве стран мира. Кто-то способен это оценить?
...террорист просто, а не гитарист этот автор.
Марку Захарову или Олегу Басилашвили надо отдавать себе отчет в том, что если постылая и отвратительная им советская эпоха будет окончательно утоплена новейшими варварами, то Захарова и Басилашвили утопят вместе с ней. Варвары народ доверчивый, они верят на слово: если им говорят, что тогда все было мертво, значит, так оно и есть. Отделять Басилашвили от Василия Ланового, а Лию Ахеджакову от Жанны Болотовой не станут, загубят и отменят разом всех. И Гранина заодно с Юрием Бондаревым, и Кушнера заедино со Станиславом Куняевым.
Если всерьез, то приходится признать, что русские рок-музыканты в целом прошли мимо своей же страны. Они были славные ребята, но...
...не были в курсе, что советское художественное искусство не миновало ни одной модернистской концепции, но так или иначе восприняло их: Родченко, Татлин, Кончаловский, Греков, Юон, Дейнека – конструктивисты, формалисты, самые матерые соцреалисты – мы имели в наличии великих художников мирового уровня.
...не заметили, что в стране была сильнейшая в мире военная проза и уникальная поэзия, что в одном номере «Нашего современника» могли публиковаться одновременно классические вещи Виктора Астафьева и Валентина Распутина. Они ничего не слышали про Юрия Казакова и Олега Куваева, брезгливо отвернулись от позднего Катаева и позднего Леонида Леонова, просмотрели Ярослава Смелякова и Владимира Луговского, не обратили внимания на гениального Юрия Кузнецова, в лучшем случае, да и то вряд ли, слышали про братьев Стругацких...
Не узнали всего этого вовремя, а потом оглянулись и резюмировали: кроме нас там ничего не росло.
Мы вас очень любили, ребята, но вот что назрело сказать.
Мы любили не только вас, и там были не только вы. Там была гигантская культурная лаборатория, в которую вы даже не заглянули. Раз.
И два: никакой прямой связи со «свободой» и «демократией», с одной стороны, и развитием рок-н-ролла, с другой, нет.
Рыбину, раз уж он решил написать книгу обо всем этом, стоило бы задать себе вопросы парадоксального толка: как же так вышло, что русский рок стал как движение сходить на нет именно тогда, когда ему открыли все ворота?
Почему в те смурные времена послы рок-н-ролла, как ни странно, дышали, а едва нам начали пробивать окно в Европу, – один за другим задохнулись Башлачёв, Науменко, Летов, а Борзыкин и Кинчев – каждый своей дорогой ушли туда, откуда начинали, – в андеграунд.
Я тут вспоминал, что в 1984 году «Аквариум» выпустили на советское телевидение. И вот любопытный момент: к публичному исполнению БГ выбрал тогда, помимо «Десяти стрел» и «Города золотого», крайне неожиданную в той ситуации песню «Игра наверняка».
Со словами: «Мы взяты в телевизор, мы пристойная вещь. Нас можно ставить там, нас можно ставить здесь, но в игре наверняка что-то не так...»
Тогда естественным образом казалось, что мы имеем дело с великолепными эскападами молодого певца против надоевшей власти. Но прошло 30 лет, и стало ясно, что обобщения эти – вопреки, может быть, тому, что сам Гребенщиков думал, – оказались куда более серьезными.
Схожий финт Гребенщиков выкинул совсем недавно, когда к нему были прикованы взгляды всего просвещенного человечества, включая если не первых, то, как минимум, вторых лиц государства, «выросших на его песнях».
В день своего юбилея БГ обнародовал сингл под симптоматичным названием «Праздник урожая во дворце труда». Туда вошла песня «Губернатор» со смыслом более чем прозрачным: «...забудь квартиру в Ницце, грядет девятый вал. Поздно суетиться, запрись с ружьем в подвал. Губернатор, на зоне учат: жизнь – это бой… а впрочем – думай сам, Господь с тобой!»
Лучше б автор рассматриваемой книги подумал на все эти темы и разгадал бы, как новая эпоха сжирает то, что та сожрать не смогла. А то: «советский террор», «начинать с нуля», «отстали на пятьдесят лет...»
Сам ты отстал если не на свои пятьдесят, то как минимум на тридцать лет, гражданин автор.
Простите, если обидел.
