Тренд сепаратизма

 

 

Результаты выборов в Палату общин британского парламента стали для привыкших к размеренности и предсказуемости англичан настоящим шоком. Не оправдались ни опросы общественного мнения, ни прогнозы аналитиков. Консерваторы, которым прочили неминуемое поражение, не только заняли первое место, но и впервые за двадцать с лишним лет получили право самостоятельно, без каких-либо союзов и альянсов, сформировать правительство.

На этом сюрпризы майских выборов не закончились. Третье место после традиционных тяжеловесов британской политики – консерваторов и лейбористов – заняла Шотландская национальная партия (ШНП), чьим главным требованием является полный суверенитет Шотландии. Из 59 мажоритарных округов, на которые разделена автономия, в 56 победили кандидаты от ШНП. Если взять в расчет прежнее количество депутатских мест у этой партии – шесть, – становится очевидным то значение, которое имеет победа сепаратистов для будущего Шотландии и в целом Соединенного королевства.

Если говорить кратко, то меньше года после неудачного референдума подавляющее большинство жителей региона, пусть и опосредованно, высказались если не за полную независимость, то уж точно за максимальное расширение шотландской автономии.

Теперь главный вопрос заключается в том, будет ли инициирован повторный референдум. Лидер консерваторов Дэвид Кэмерон, получивший мандат на формирование нового правительства, категорически отверг эту возможность. «Шотландия проголосовала за то, чтобы остаться в составе Великобритании. Еще одного референдума не будет», – заявил он.

Руководители Шотландской национальной партии пока не сказали ни да, ни нет. Глава ШНП Никола Старджен сразу после выборов заявила, что у партии нет планов выносить вопрос о независимости на голосование. Но тут же оговорилась: если этого не потребует народ. Другим поводом для плебисцита могут стать важные политические сдвиги. Например, выход Великобритании из Евросоюза. Напомним, что референдум о членстве в ЕС стал одним из главных пунктов программы Консервативной партии.

Между тем газета Guardian со ссылкой на влиятельные источники в Эдинбурге сообщила, что референдум о независимости Шотландии все-таки состоится, причем в самое ближайшее время. Логика в этом есть: вызванная победой эйфория может прибавить сторонникам суверенитета голоса, которых им не хватило в сентябре прошлого года.

В Лондоне угрозу отделения Шотландии воспринимают более чем серьезно. Уже на следующий день после выборов Дэвид Кэмерон провел встречу с Николой Старджен, а спустя неделю после объявления результатов голосования посетил Шотландию. Во время визита премьер-министр пообещал региону широчайшую автономию. По его словам, в Шотландии будет создано «самое сильное автономное правительство в мире, имеющее существенные права в области налогообложения».

 

 

За полторы тысячи километров к югу от Шотландии тоже мечтают о независимости. Речь идет о Каталонии, вот уже несколько десятилетий предпринимающей безуспешные попытки отделиться от Испании. Последняя была сделана в ноябре прошлого года, когда в Каталонии прошел общенародный опрос о суверенитете. Юридической силы это событие не имело: конституционный суд Испании вынес вердикт о незаконности референдума.

Да и сами результаты опроса не были однозначными. С одной стороны, в поддержку полной независимости Каталонии высказались 80% его участников, еще 10% поддержали идею суверенизации региона без выхода из состава Испании. С другой, на импровизированные избирательные участки пришли лишь два с четвертью миллиона человек из 5,4 млн, имеющих право голоса, то есть меньше половины. После этого центральные власти поспешили заявить о провале движения за независимость, однако руководство Каталонии не оставляет попыток добиться своей цели.

В апреле лидеры партий и движений, выступающих за суверенитет региона, подписали «дорожную карту» – план действий по достижению независимости. Главной задачей сепаратистских сил на ближайшие месяцы объявлена победа на парламентских выборах в Каталонии, которые пройдут 27 сентября, а также увеличение представительства в испанском парламенте. В случае успеха будет запущен процесс построения независимого государства – разработка конституции, формирование государственных структур и т.д. То, что эти процедуры наверняка натолкнутся на сопротивление Мадрида, сторонников независимости не волнует: они готовы идти к своей цели, невзирая на позицию испанских властей.

Шотландия и Каталония – далеко не единственные регионы, лелеющие мечту перекроить карту Европы. О размахе сепаратистского движения в Старом свете можно судить по составу Европейского свободного альянса (ЕСА) – объединения партий, представляющих интересы национальных меньшинств и в большинстве случаев добивающихся политического суверенитета для своего региона. ЕСА включает четыре десятка партий, среди которых есть движения, выступающие за отделение Корсики и Бретани от Франции, Фландрии от Бельгии, Сардинии от Италии и т.д. В нынешнем составе Европарламента альянс представляют 13 депутатов, входящих в коалицию с Зелеными.

 

 

Причины обострения сепаратизма в Европе именно сейчас, в начале третьего тысячелетия, являются предметом острых дискуссий. Сложно представить, что память о событиях многовековой давности заставит сотни тысяч людей выходить на улицы и требовать независимости. Тем более что ущемления по языковому или культурному признакам в тех же Каталонии и Шотландии не существует десятилетиями. Следовательно, нужно искать другие, более глубокие причины.

Большинство СМИ в качестве главной такой причины называют возмущение каталонцев и шотландцев несправедливым распределением денежных средств. Будучи одной из самых развитых в экономическом плане областей Испании, Каталония в значительной степени субсидирует менее богатые регионы. Ее перечисления в испанский бюджет на 16 млрд долларов. превышают объем выделяемых средств самой Каталонии, вклад региона в испанский ВВП составляет 19%, а доля Каталонии в испанском экспорте – 26%.

Шотландия также является донором британского бюджета, и сторонники ее независимости утверждают, что страна сможет стать богаче без Лондона. Значительная часть нефтяных месторождений Северного моря находится в шотландских территориальных водах. Кроме того, в центральной части Шотландии обнаружены большие запасы сланцевой нефти.

Но настолько ли глубоки эти причины, чтобы быть основополагающими? Не проще ли было жителям просто добиваться более справедливого перераспределения доходов? Если говорить о Каталонии, то Мадрид и Барселону разделяют не столько история, культура и язык, сколько курс нынешнего руководства страны. Другими словами, противоречия лежат не в цивилизационной, а в социально-экономической и политической плоскости.

Во-первых, раздражение жителей Каталонии вызывает заигрывание правительства Мариано Рахоя с националистическими, ультраправыми кругами. Дело дошло до того, что Рахой стал выдвигать на ключевые государственные посты функционеров франкистского режима. Так, тогдашний министр здравоохранения Жозе Мануэль Беккариа назначен главой Государственного совета – высшего консультативного органа при правительстве. А заместитель министра промышленности в последнем кабинете Франко Ланделино Лавилла является постоянным советником премьера. Между тем в Каталонии слишком свежи воспоминания о диктатуре Франко, при которой за использование каталанского языка предусматривалось уголовное наказание.

Во-вторых, движение за независимость подпитывается экономическим кризисом и коррупцией в органах государственной власти. Испания оказалась в числе стран, наиболее сильно пострадавших от глобального кризиса. Уровень безработицы здесь составляет 24%, а среди молодежи и вовсе 51%. По этим показателям Испания прочно удерживает второе место в ЕС после Греции.

Между тем именно Каталония в последние годы стала центром массовых протестов против мер жесткой экономии, приватизации медицины и в защиту государственного образования. 1 мая десятки тысяч людей вышли на улицы Барселоны и других городов региона, протестуя против безработицы и повышения цен на товары первой необходимости. «Так мы не выйдем из кризиса», – гласил основной лозунг демонстраций.

Размах протестного движения во многом объясняется тем, что Каталония является самым промышленно развитым регионом Испании, с многочисленным рабочим классом, больше остальных страдающим от либеральных реформ. Но поскольку жители региона не видят политической силы, которая могла бы жестко и в короткие сроки искоренить вышеназванные проблемы, недовольство облекается в одежды сепаратизма. При этом, как показывают опросы, этническая составляющая протеста не является главной. Опрос жителей Каталонии о главных проблемах страны показал, что 40% граждан тревожит безработица, 17% недовольны политическим курсом Мадрида и лишь 12% опрошенных в качестве главной проблемы назвали каталонско-испанские отношения. Это подтвердило и исследование, проведенное в день опроса о независимости: главной причиной своего участия в голосовании жители назвали недовольство социальным курсом центральных властей.

Другие примеры сепаратистских движений в Европе – шотландского, корсиканского и др. – вызваны схожими причинами. Недовольство социально-экономическим курсом приводит к «этнокультурному ренессансу». Например, в Шотландии большинство жителей выражают недовольство политикой мультикультурализма, когда неконтролируемая иммиграция неизбежно порождает глубокие противоречия в обществе, образование замкнутых этнических общин и все более обостряющуюся вражду. При этом неважно, богат или беден регион по отношению к остальной стране. От экономической рецессии и мер жесткой экономии страдают все. И Корсика, где уровень безработицы втрое выше, чем в материковой Франции, и более или менее благополучные Каталония и Шотландия.

 

 

Важным фактором популярности сепаратистских и националистических движений в Европе является углубляющийся кризис левых партий. Даже те из них, которые продолжают именоваться коммунистическими, фактически отказались от борьбы за социалистическое переустройство общества. Сегодня европейские левые не столько борются с капитализмом, сколько требуют его улучшения, приглаживания наиболее острых противоречий, вызываемых к жизни движением по капиталистическому пути. Это привело к утрате значительной части электората, в т.ч. традиционно сильного влияния в среде промышленных рабочих. 

Характерной чертой современных левых является явно гипертрофированное внимание к теме феминизма, защите прав иммигрантов и сексуальных меньшинств. Например, в предвыборной платформе французского «Левого фронта» содержатся призывы к разрешению однополых браков, эвтаназии, а также к ликвидации каких бы то ни было барьеров на пути иммиграции выходцев из Азии и Африки.

Отказ от антикапиталистического курса характерен не только для так называемых старых левых партий. Движения вроде греческой СИРИЗЫ также стремительно дрейфуют в сторону традиционной социал-демократии. Например, испанская партия «Подемос» изначально выступала с радикально-левыми лозунгами, включая национализацию частных банков и ведущих отраслей экономики, требовала выхода Испании из НАТО и обещала в случае прихода власти изымать излишки жилплощади, чтобы наделить ею всех нуждающихся. Это способствовало невероятному взлету популярности: менее чем за год с момента появления «Подемос» вырвалась на первое место в рейтинге партий.

Однако на сегодняшний день движение отказалось от большинства радикальных требований. В опубликованной 7 мая предвыборной программе «Подемос» называется центристской партией, а ее лидер Пабло Иглесиас публично заявляет о том, что его идеалом является «шведская модель социализма».

В этих условиях традиционную нишу левых движений занимают националистические и даже откровенно правые партии. Выступая против диктата бюрократии ЕС, зависимости от США, неконтролируемой иммиграции и легализации однополых браков, они привлекают на свою сторону миллионы людей, в т.ч. тех, кто прежде голосовал за левых. Популярности националистов способствует их антилиберальная риторика. Например, Национальный фронт во Франции критикует глобализацию и выступает против приватизации банков и таких сфер, как транспорт, энергетика, образование и медицина.

Выраженная социальная направленность характерна и для сепаратистских движений. В программу Шотландской национальной партии, например, включены требования прогрессивного налогообложения, искоренения нищеты, строительства социального жилья. В условиях, когда Лейбористская партия, чьи позиции были традиционно сильны в Шотландии, окончательно отказалась от социалистической программы и приняла «правила игры» неолиберализма, произошел взлет популярности ШНП. 

Таким образом, во всей Европе наблюдается острый спрос на политические силы, выступающие против либерального курса. Смогут левые партии высоко поднять это знамя и повести за собой народ – проблема сепаратизма если не исчезнет, то отойдет на второй план, уступив место борьбе за более справедливое жизнеустройство. Перевести борьбу из этнической в политическую плоскость – единственно верный путь, но в условиях кризиса левого движения задача может оказаться невыполнимой.

 

Бишкек