На фоне этих тревожных звонков естественным образом возник вопрос: а существует ли в нашей стране промышленная политика? Если эта политика есть, то кто формирует правила и их ключевые направления?
Кадры и политика – близнецы-братья
Согласно структуре Кабинета Министров СССР, которая была образована 26 декабря 1990 года, в правительстве страны работали 37 министерств разной направленности, исполнявших экономическую политику государства, включая ее промышленные сектора. Я насчитал 10 министерств, в названиях которых было заложено слово «промышленность». Например, Министерство авиационной промышленности, еще – атомной энергетики и промышленности, радиопромышленности, судостроительной промышленности, электронной промышленности или вот еще – электротехнической промышленности и приборостроения.
Как минимум в названиях пяти министерств в той структуре присутствовало слово «строение», то есть созидание. Это, например, Министерство авто- и сельхозмашиностроения, транспорта и строительства и другие. В структуре современного правительства России из 26 министерств я смог по названиям определить лишь два, что имеют какое-то отношение к промышленной политике и созиданию. Это Министерство промышленности и торговли и Министерство экономического развития. Иначе говоря, вся вместе взятая промышленность в стране у нас не требует отдельного министерства, и сюда же приплюсована торговля. Отсюда становится понятна промышленная политика, в которой, скорее всего, берут верх торговые функции над промышленными.
Второе министерство, которое может иметь относимость к промышленной политике, – это Министерство экономического развития. Экс-министр данного министерства Алексей Улюкаев, как известно, находится под следствием по подозрению во взятке в 2 млн долларов. Получается, торговые предпочтения в его работе возобладали и привели к преступлению.
В июне 2015 года Михаил Задорнов в материале «Секретные данные из Минэкономразвития» привел рассказ студента, сына своих знакомых, который оказался на студенческой практике в данном министерстве. Приведу маленькую выдержку из материала: «Наконец он не выдержал и спросил своих коллег: «Скажите, а когда вы работаете?» Ему честно ответили: «В декабре! Потому что к концу года отчеты сдавать!» После этого студенческая практика в министерствах, кажется, не присутствует.
После Алексея Улюкаева министерство возглавляет Максим Орешкин, который тоже не выдержал, как тот студент, и через Facebook объявил своего рода конкурс по поиску высококвалифицированных кадров. И уже, по признанию руководителя, откликнулось порядка 4 тыс. конкурсантов, среди которых для собеседования он отобрал 15.
Когда отрасль в двух разных руках
А я вернусь на передачу ОТР и скажу, что она удалась и вызвала у зрителей неподдельный интерес. Вместе с ведущим в студии присутствовал зам. генерального директора «Большой Костромской Льняной мануфактуры» Виктор Васильевич Афанасин, прекрасный рассказчик и знаток льняного дела. В рамках передачи был показан фильм о льняном предприятии, на котором нынче трудятся 850 человек. На глазах у зрителя льняное сырье (треста) прошло все стадии переработки и превратилось в ткани фантастических расцветок.
От времен Российской империи до Советского Союза включительно наша страна занимала первое место в мире по посевным площадям льна, производству из него волокна. Льноволокно с X по XIX век было одним из главных российских экспортных товаров. Применительно ко льну существует множество определений, характеризующих его ценность и отношение к этой культуре людей. Среди них «здоровье», «богатство», «золото».
И вот уже в наши реформаторские дни отрасль оказалась у разбитого корыта. Сохранились единицы предприятий, занимающихся данным производством. На практике мы пришли к тому, что ткани (от трусов до полицейского обмундирования) к нам поставляют из КНР. А главное, о льне стали забывать наши российские поля и просторы. Если в 1990 году на полях страны засевалось 418,03 тыс. гектаров льна, то нынче – в среднем 50–55 тыс. гектаров в год, хотя для российского Нечерноземья эта культура вполне подходит по природным условиям.
Причин для свертывания льнопроизводства можно назвать множество, но одна из них как раз исходит из промышленной политики. Дело в том, что лен стоит на стыке двух министерств. Выращиванием занимается Министерство сельского хозяйства, а переработка – в компетенции Министерства промышленности и торговли. А если бы таких министерств-перекрестков было 3 или 4, лен, наверное, вообще на полях не производился бы.
Как говорят специалисты, производство льна трудоемко, и если отсутствуют господдержка и возможности для сбыта продукции, дело обречено на банкротство предприятия. Взять ту же Белоруссию, там лен производился все годы, и сегодня эта отрасль успешна. В республике работают более 50 заводов по первичной переработке льна на новейшем оборудовании. Выгодно производство льна во Франции, где производителям государство доплачивает 50% стоимости реализованной продукции. А еще там производится отечественное оборудование для всей цепочки – от выращивания до переработки.
Поля Кировской области времен СССР, можно сказать, во льне утопали. Еще в 1990 году лен возделывался на площади 12 940 гектаров полей, а в 2016 году осталось лишь 115 га. В едином комплексе льнопроизводства были задействованы целые районы и даже зоны области, были свои льнотравяные станции, заводы по переработке продукции.
Уникальность производства не в счет?
Судьба льнопроизводства в России и в Кировской области, возможно, не столь показательна для осознания промышленной политики государства. Еще одним живым примером ее нездоровья является история «Машзавода 1 Мая» в г. Кирове, где предприятие с любовью называют «Машинкой». История предприятия исходит к 1899 году, а многие десятилетия завод работает на Минобороны России и ОАО «РЖД». Аналоги оборудования, выпускаемого предприятием, производятся только в США, Австрии и КНР.
Нужно сказать, если заказчиком является Минобороны, это вовсе не гарантия успешного существования, а зачастую – наоборот, так как постоянных заказов может не быть.
К январю 2016 года долги предприятия превысили 600 млн рублей, и к нему была применена процедура внешнего управления. И уже весной того же года на заводе появился новый владелец, ООО «АС Пром», которое выкупило долги у банка ВТБ. Но на выкуп другой части не пошел Сбербанк, который продал свои долги директору ОАО «Завод «Сельмаш» Александру Чурину. Новый кредитор сменил внешнего управляющего и стал проводить на заводе свою политику.
Сегодня Александр Чурин занимает должность первого зама губернатора региона, формально завод ему не принадлежит. Но по новой структуре правительства руководство всеми замами замыкается нынче на нем, и по факту его условно можно считать председателем правительства региона.
И вот уже 27 октября 2017 года Арбитражным судом Кировской области предприятие признано банкротом. К началу февраля 2018 года с завода будут уволены все 750 работников. Иначе говоря, завод вместе с рабочими стал заложником борьбы между двумя кредиторами, которые не смогли заключить между собой мировое соглашение.
В государстве, где проводится промышленная политика в интересах общества, такое невозможно представить. «Машзавод 1 Мая» – единственный в Европе и Азии завод, выпускающий железнодорожные краны. Сегодня он не имеет проблем с заказами, но борьба двух кредиторов между собой приводит к прямому уничтожению предприятия. Я не занимаю позицию ни той ни другой стороны, но предполагаю, что «умная политика», которую так пропагандирует на словах федеральное правительство, здесь по факту отсутствует.
Куда податься обманутому фермеру?
Правительством России по отношению к фермерам обращено множество слов о любви, но реальные дела превращают фермера в жертву. В эфире радиостанции «Эхо Москвы» свой взгляд на агропромышленную политику государства высказал фермер из Богородского района Кировской области Павел Кутявин.
Еще в 2000 году в области проводилась политика вовлечения фермеров в программу развития мясного скотоводства. Нашлись смельчаки, которые стали разводить породу герфордов. А в 2005 году появилась федеральная программа, согласно которой пришла господдержка из центра.
На первом этапе фермерам компенсировали затраты на приобретение племенного скота мясного направления, примерно треть цены приобретения. Была запущена и региональная программа поддержки, согласно которой областной бюджет доплачивал за каждую голову скота примерно 5,5 тыс. рублей. Но наступил 2014 год, и федеральный центр свои обязательства с себя снял. Объяснение было простым: между областью и Москвой оказались невыполненными условия по наращиванию поголовья скота мясного направления. Каждый год прибавка поголовья должна была составлять 12%, и фермеры поголовье наращивали, а хозяйства области все усилия смазали. Следом за центром с 2017 года убрала поддержку фермерам своя область.
Так фермеров по мясному направлению скота сделали заложниками промышленной политики. Хотя каждому здравомыслящему человеку понятно, что самое главное в отношениях между государством и отдельно взятым человеком (фермером) – стабильность и предсказуемость. Получается, приручили, а затем бросили. Если бы мясное направление обеспечивалось в России на 100%, то можно было бы понять государство. Иначе получается: поголовье нарастили, а сейчас его фермеры пустят под нож.
Тот же Павел Кутявин на примере своего хозяйства объяснил, что проще продать заготовленное сено и фураж, которые идут на откорм герфордов, и тогда прибыль будет значительно больше. А этот же корм, вложенный в производство мяса, приносит фермеру убытки. Тогда зачем заниматься бизнесом, который в убыток?
Свое отношение к конкретной ситуации правительство уже сформулировало: нет денег в бюджете, и помощь получат лишь молочники. Таковы реалии промышленной политики в России.