Прошел почти год со дня смерти Маршала Советского Союза С. Ахромеева, которую «демократическая» пресса поспешила объяснить «самоубийством» еще до окончания расследования. Чуть меньше времени минуло с тех пор, когда на Троекуровском кладбище была демонстративно осквернена могила этого борца против разрушителей Родины, а также находящаяся рядом с ней последняя обитель вывшего начальника Военно-политической академии имени В.И. Ленина (теперь уже тоже бывшей) генерал-полковника Г. Средина.
В редакцию поступают письма, раздаются телефонные звонки с вопросами: как идет следствие и идет ли оно вообще? Почему пресса молчит об этом?
Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре России Л. Прошкин моим вопросам вроде бы даже обрадовался: мол, пора снять налет таинственности со всего случившегося. Следствие закончено. Уголовное дело в отношении участия маршала Ахромеева в ГКЧП закрыто за «отсутствием в его действиях состава преступления». Расследование в связи со смертью Ахромеева тоже закрыто за «отсутствием факта преступления».
Вот в кратком изложении следственная версия.
С 6 августа 1991 года Ахромеев вместе с супругой находился в очередном отпуске в военном санатории г. Сочи. О подготовке ГКЧП и его планах маршалу известно не было. Однако утром 19 августа, услышав по телевидению о происходящем в стране, он принял решение вылететь в Москву. В 20.00 того же дня встретился с Янаевым, сообщил ему, что согласен с программой, изложенной в обращении ГКЧП к народу, и предложил свои услуги. С утра следующего дня он вошел в состав штаба ГКЧП, где проводил работу по сбору и анализу информации о военно-политической обстановке в стране.
24 августа Ахромеев прибыл в свой рабочий кабинет в Кремле и, будучи в состоянии депрессии после разгрома ГКЧП, принял решение о самоубийстве. В 9 часов 49 минут утра он совершил первую попытку повеситься, с чем оставил записку такого содержания: «Я плохой мастер готовить орудие самоубийства. Первая попытка (в 9.40) не удалась. Порвался тросик. Очнулся в 10.00. Собираюсь с силами все повторить вновь. Ахромеев».
Вечером того же дня комендант здания обнаружил маршала повешенным в его собственном кабинете. Следственная бригада во главе с Л. Прошкиным прибыла на место в 23.27 и зафиксировала на видеопленку следующее. Ахромеев сидел у окна на полу, прислонившись спиной к стене. Синтетический шпагат, на котором он повесился, был привязан к ручке оконной рамы. В кабинете был идеальный порядок и никаких следов борьбы. Hа рабочем столе лежали предсмертные записки и письма к семье, к бывшим коллегам с просьбой помочь в похоронах и вообще никому конкретно не адресованные, как та, которая приводилась выше.
Характер этих записок, осмотр места происшествия, опрос лиц, контактировавших в тот день с Ахромеевым, данные экспертиз позволили сделать Прошкину вывод о том, что маршал повесился по своей воле.
Внимательно изучив материалы расследования, конечно, в том объеме, до которого меня «допустили», я испытываю серьезные сомнения в достаточной аргументированности обоих выводов, сделанных следствием. Начну с «самоубийства».
В нем очень много странностей. Во-первых, самоповешение, согласитесь, для сугубо военного человека крайне нехарактерная форма сведения счетов с жизнью. Еще более удивляет способ в сидячем положении. Трудно поверить, что человек, никак не связанный с криминальным миром, где такой способ практикуется часто, сам смог бы дойти до такой «придумки». А синтетический шпагат, который порвался при первой попытке? Выяснилось, что в мусорном ящике в соседней комнате секретарей его было полно. Однако Ахромеев, собравшись с силами после неудавшегося самоповешения, вместо того чтобы взять новый кусок шпагата да сложить его вдвое для прочности, связывает и обматывает клеящей лентой оборвавшиеся концы. Почему? Во-вторых, зачем нужно было Ахромееву писать приведенную выше записку? Кому она адресована? Ведь просто так не было никакого смысла перед кем-то отчитываться о неудачной попытке. В-третьих, когда Прошкину поручили расследование этого происшествия, ему запретили взять с собой понятых, как говорится, с улицы... Ими ‘стали... сотрудники госбезопасности, дежурившие в том здании, где находился кабинет Ахромеева.
И, наконец, в-четвертых, – самое главное. Накануне «самоубийства» 23 августа Ахромеев закончил работу над текстом выступления на сессии Верховного Совета СССР, которая была запланирована на 26 августа. Он обсуждал его с дочерью Татьяной (у нее даже сохранился черновик). Ахромеев предполагал рассказать народным депутатам СССР, почему он принял решение участвовать в работе ГКЧП, призвать их принять все меры для приостановления развала государства.
Безусловно, выступление на сессии такого авторитетного политика и военачальника смогло бы сыграть роль искры, способной взорвать зал. И кто знает, как дальше повернулись бы события? Понятно, что кому-то из «новых переустройщиков жизни» было бы крайне невыгодно и даже опасно такое выступление именно в тот наэлектризованный борьбой момент.
Почему бы в качестве гипотетической не предположить следующую версию?
Ахромееву, угрожая арестом и последующими репрессиями против семьи (тогда в это легко было поверить), предлагают единственный выход: самоубийство. Так как пистолета в кабинете не оказалось, подсказывают известный в криминальном мире способ самоповешения, сидя под окном, так как потолки в помещении высокие. Дают синтетический шпагат из мусорного ящика и закрывают маршала в кабинете на какое-то время.
Такая версия способна дать ответ на поставленные выше вопросы и на некоторые другие: почему, уходя утром из дому, он, по свидетельству дочери, был в спокойном, уравновешенном состоянии, обещал скоро вернуться? Почему не дождался прилетающую в тот день супругу, хотя поначалу намеревался ее встретить в аэропорту? Просто утром Ахромеев еще не знал, что сегодня ему поставят жесткое и однозначное условие.
На предположение о том, что маршала шантажировали благополучием семьи, наводит и его предсмертное письмо к родным: «Всегда для меня был главным долг воина и гражданина. Вы были на втором месте... Сегодня я впервые ставлю на первое место долг перед вами. Прошу вас мужественно пережить эти дни. Поддерживайте друг друга. Не давайте повода для злорадства недругам...»
Когда я спросил Прошкина, рассматривал ли он аналогичную или какую-либо иную версию, тот ответил, что для этого не было оснований, не просматриваются причины, по которым для кого-нибудь имелась необходимость убрать Ахромеева. «А готовящееся выступление на сессии?» – спросил я. «Впервые об этом слышу», – был ответ. Не странно ли, что высокий профессионал следовательской работы упустил из виду серьезнейший факт, способный повернуть расследование в другое русло? Тем более что проект выступления Ахромеева на сессии был опубликован газетой «День».
Что касается участия маршала Ахромеева в работе ГКЧП, то у Прошкина по этому поводу непроизвольно вырвалось: «Конечно, если бы не его смерть, решение следствия было бы иным, но писать об этом не стоит, зачем бросать тень на покойного». Нет, стоит, потому что для кого-то это тень, а для кого-то и свет. Да, маршал по собственной воле участвовал в работе ГКЧП. У меня есть копия протокола №1 заседания штаба, при ГКЧП, где в списке он идет под номером 2 после Бакланова, а также копия письма Ахромеева Горбачеву, в котором маршал, в частности, сообщает, что вместе с Язовым принимал участие в заслушивании Ачалова о разработке плана захвата «Белого дома» при необходимости, другие документы. Есть много объяснений этому. Приведу лишь одно. Одна из предсмертных записей Ахромеева гласит: «Пусть в истории хоть останется след – против гибели такого великого государства протестовали. А уж история оценит – кто прав, а кто виноват».
Разрушители нашего государства, в чем легко убедиться, делают все, чтобы представить оппозицию такой политике сугубо карикатурно. Такие авторитетные и уважаемые в стране люди, как Ахромеев, поднимают престиж сопротивления на должный ему уровень. Потому-то их и стараются отсечь от сопротивления, представить все так, будто они по случайности и недомыслию забрели туда. И как вторая сторона медали этих потуг – попытка осквернить память о таких людях, унизить их даже и посмертно.
Осквернение могил Маршала Советского Союза С. Ахромеева и генерал-полковника Г. Средина вызвало большой общественный резонанс. И, видимо, небезосновательно происхождение молвы о политической мести, идеологических мотивах преступления.
В следственном управлении ГУВД Москвы такую вероятность исключают полностью. «Осмотр места преступления, изучение обстоятельств его совершения, – сказал мне начальник отдела следственного управления О. Шляхов, – свидетельствуют о том, что его мотивы укладываются в рамки обычного ограбления. Будь это политический акт, преступники постарались бы все сделать так, чтобы привлечь к нему побольше внимания. А тут наоборот. Сняв с покойных мундиры, они пытались восстановить могильные холмики, вернуть на место венки. Интерес к военному обмундированию, а тем более к генеральскому, маршальскому, у коллекционеров соответствующего пошиба в последнее время очень велик».
Ознакомиться со следственным делом мне не разрешили, довелось лишь издали увидеть пухлую папку. Но руководство ГУВД дало «добро» побеседовать со следователем Д. Симоновым, ведущим дело. «Его возбудила прокуратура тогда еще Гагаринского района, – рассказал он. – Но через два дня прокурор Москвы передал дело нам. Работа ведется по трем направлениям: изучение и анализ обстоятельств совершения преступления, выявление круга лиц, которые могут быть причастны, определение причин и условий преступных действий.
В присутствии родственников покойных были вскрыты и осмотрены могилы. Их состояние позволило сделать вывод, что преступление совершено с целью ограбления. Допрошен ряд лиц...» – «Есть среди них перекупщики со Старого Арбата? И вообще, что вы можете сказать об этих людях, откуда у них военное обмундирование?» – «Мы специально не изучали этот вопрос. Судя по всему, постоянных перекупщиков там нет, а значит, нельзя говорить о какой-либо серьезной организации купли-продажи мундиров». (Вот как? А мне, неспециалисту, уже изрядно примелькалось множество одних и тех же лиц, торгующих формой. – С.Т.) – «Но хоть на какой-либо след вы вышли? Есть ли рабочие версии?» – «Это тайна следствия». – «Есть ли надежда на успех?» – «Мы ее не теряем...»
Побеседовал я и с родственниками покойных. Вот что рассказали вдова маршала Ахромеева Тамара Васильевна и дочь Татьяна Сергеевна: «Первого сентября у нас на квартире были корреспонденты американского журнала «Пипл». Приехали они по частной просьбе адмирала Крау, который не смог нам дозвониться и попросил журналистов передать соболезнования. Они собирались сфотографировать могилу на следующий день. Утром 2 сентября звонят, мол, приезжайте быстрее, что-то странное с могилой. Приехав, мы увидели страшную картину: все разворочено, вместо могильного холмика – яма. Венки и цветы разбросаны, фотографию вообще нашли в нескольких десятках метров. Так что утверждение следователей неверно. Преступники и не пытались скрыть следы. Кстати, могила находится прямо напротив окна милицейского поста метрах в 50. Однако постовой ничего не заметил. Надругательство обнаружили журналисты из «Пипл». Они все засняли на фото и вызвали милицию. Следственная, бригада начала работу только на следующий день, когда мы могилу убрали».
С этим совершенно согласен сын генерал-полковника Средина – Виктор Геннадьевич. Он добавил: «До приезда следственной бригады могилу отца мы не убирали, и ее развороченный вид заснят на видеокамеру. Но независимо от мотивов преступления, я очень сомневаюсь в успехе расследования. Хотя бы такая деталь. Только через неделю следователь Симонов попросил у меня описание формы одежды отца. Еще позже были разосланы розыскные дела в оперативные органы. Так что у преступников было время для заметания следов».
***
Итак, уголовные дела, связанные с доброй памяти маршалом Ахромеевым, далеки от прояснения. Похоже, власти и не стремятся к этому. Возможно, за этим стоит одна из тайн августа 1991-го. Но тайное в конце концов всегда становится явным.