1
Участочек садовый, «соток шесть»,
Недалеко ушел от «метр на два».
Дед призывал, но не явилась честь,
И не пришли последние слова.
Проведали соседи-старики,
Сидели и молчали, как могли.
А только все же были земляки –
«Шесть соток» и «шестая часть Земли».
И напослед привиделась страна,
Плывущая среди семи морей.
С пробоиной Кремлевская стена
Тонула и топила главарей.
И герб, и флаг проглочены волной.
И смыто все на палубах эпох.
…Дед умирал на пару со страной,
Напополам деля последний вздох.
Качался домик рубкой рулевой,
В шкафу звенели тонко ордена.
Он был когда-то мичман боевой,
Он жил да был, пока жила страна.
Он прожил с ней великие дела.
И в одночасье с ней ушел во мрак.
И только мысль проклятая жила:
Родился русским, умер черт-те как.
И был другой несокрушимый дед,
Контуженный окопный фронтовик –
Легенда поражений и побед, –
Покрывший русским матом материк.
Он льготы рвал с руками у чинуш
И по судам мотался на «Оке».
Отвоевал себе земельный куш
В деревне, утопившейся в реке.
От горя – зол, но от природы – добр,
Совал он в телевизор кулаки.
И горло власти грыз, как иву бобр.
И как в бинокль, глядел из-под руки.
И все понять не мог: откуда враг?
С какого фланга глубже рыть окоп?
И поднимал над крышей красный флаг.
И надвигал пилоточку на лоб.
И женам пьяниц пенсию раздав,
Он к стенке ставил пьяниц –
протрезвлять.
Но дробовик, шутя осечку дав,
Отказывался по своим стрелять.
За всю страну дед чувствовал вину:
Победу не оставишь про запас.
И по ночам он звал опять войну,
Которая спасала мир не раз.
До блеска чистил кирзовый сапог
И шел, скрипя протезом, сквозь года.
Упасть в атаке он еще бы мог,
Но умереть без боя – никогда.
Леонид Корнилов
