Милошевич руководил Сербией и Югославией в самые сложные, переломные годы. Он до последнего боролся за сохранение своей страны, за то, чтобы она была сильной и независимой, чтобы граждане других государств, которых год за годом кормили ложью о «зверствах сербов» и «гуманитарных бомбах», знали правду.
Борьба эта была неравной: чем может защититься небольшое государство, если курс на его уничтожение взяла единственная сверхдержава мира – США, если 78 дней бомбовым ударам подвергаются югославские города? И целое десятилетие не менее разрушительным информационным ударам подвергался сербский народ, его исторические герои, его поэты и писатели, его современные политические лидеры. Ну а Россия, та самая, о которой сербы говорят: на небе – Бог, а на земле – Россия? Россия молчала. И это в лучшем случае. Прекрасно понимавшие, что у русских своих бед и проблем невпроворот, югославы и не ждали какого-то радикального вмешательства. Однако голосование России в мае 1992 года за санкции против Югославии просто «молчаливым бездействием», увы, не назовешь.
Естественно, одной из главных мишеней стал сам Слободан Милошевич, которого представляли как кровавого диктатора. А ведь в Югославии и Сербии в годы его президентства действовали нормы, весьма характерные для западноевропейских демократий, там существовали парламентская оппозиция и коалиционные правительства. Так, в 1999 году Сербское движение обновления ярого оппозиционера Вука Драшковича вошло в правительственную коалицию, а сам ненавистник Милошевича Драшкович несколько месяцев был вице-премьером.
Но национального лидера, который посмел вопреки воле «мирового жандарма» защищать свою страну и, что немаловажно, ее собственность, надо было дискредитировать, свергнуть, уничтожить любой ценой. Недаром отнюдь не последней причиной, почему Западу так необходимо было устранить Слободана Милошевича, называют и его экономическую политику. А именно – отказ от грабительской приватизации государственной собственности. Нынче такая приватизация проведена – результаты ее для экономики Сербии весьма печальны.
К событиям октября 2000 года, когда на волне, как теперь прекрасно известно, инспирированных и хорошо организованных извне протестов Слободан Милошевич был отстранен от власти, сербы будут возвращаться еще долго. Характерно, что 5 октября – годовщину «бульдозерной революции» – сегодня мало кто в Сербии считает праздником. Чем-то это похоже на отношение россиян к событиям 1991 года. Даже многие из тех, кто непосредственно в них участвовал, ныне или открещиваются от этого участия, или ищут себе оправдания: мол, обманутыми были, недопонимали, не предвидели последствий.
Объективные эксперты, в том числе те, кто не является сторонником проводимой Слободаном Милошевичем политики, вынуждены признать: многие считавшиеся ошибочными решения и действия Милошевича оказались наиболее адекватными. Например, Дейтонские соглашения по прекращению войны в Боснии и Герцеговине. В 1995 году, когда они были заключены, а Слободан Милошевич являлся их гарантом с сербской стороны, его обвиняли в том, что он навязал боснийским сербам Дейтон и поражение. Теперь очевидно: при всей их болезненности и драматичности Дейтонские соглашения дали возможность не только сохраниться сербской общине в БиГ, но и создать здесь свое государственное образование.
28 июня 2001 года власти тогда еще существовавшей Югославии не просто выдали – продали Слободана Милошевича в Гаагу. Главным организатором этой сделки с сербской стороны был тогдашний премьер-министр Сербии Зоран Джинджич. Не случайно он выбрал именно этот день, символичный и трагический для каждого серба – Видовдан, годовщину сербского поражения на Косовом поле. Мол, вся прежняя история, когда Сербия веками боролась за самосохранение, кончена. Ну а Запад в ответ меняет свое отношение к «новой Сербии» и помогает дружественной власти материально.
Такие сделки с дьяволом всегда оканчиваются плохо – и прежде всего для самих дельцов, стремившихся переиграть историю. Никаких существенных денег, а тем более изменения отношения к стране ее руководители не получили. Последовательно была добита Югославия, нынче США и Евросоюз продолжают бить Сербию, признав независимость Косова.
А вот что получил Зоран Джинджич – так это пулю. Он был убит 12 марта 2003 года. Своим, то есть сербом. И каковы бы ни были формальные причины этого убийства, в Сербии знают: причина истинная – это предательство.
Слободан Милошевич тоже будет убит, его сердце остановится в гаагской тюрьме Схевенинген в ночь на 11 марта 2006 года. Но смерть эта совсем иная. Смерть в бою, когда человек сражается ради правды, ради родины, ради други своя. Гаагский процесс, который фальшивое «международное правосудие» загодя объявило Нюрнбергским, волей, мужеством, интеллектом, подвигом Слободана Милошевича был превращен в битву за истину. И явным стало слишком многое: настоящие преступники, разрушившие Югославию, цели этого преступления, его механизмы, которые сегодня применяются по отношению к другим непокорным странам и самостоятельным лидерам.
Поняв, что победить Слободана не могут, укрыватели и защитники настоящих преступников решили погубить его. МТБЮ последовательно делал все возможное, чтобы или сломать Милошевича, или убить. В январе 2006 года ему было отказано в лечении в России. По существу – это и был приговор, но не судебный, а преступный. Так в годы Второй мировой войны нацисты пытали и убивали борцов за свободу. Но правду убить невозможно. А честная смерть в бою дает силы и мужество новым бойцам.
Для меня страшная новость 11 марта 2006 года стала потрясением и трагедией. Так бывает, что человек, с которым не знаком лично, оказывается частью твоей жизни, учителем, наставником, командиром – все в той же войне за правду и справедливость. И вот его, главного борца и командира, нет: как быть, как избавиться и от чувства собственной вины? Способ только один – продолжать борьбу.
Навсегда запомнила слова, сказанные мне в те горькие дни: «Не надо плакать, поздно плакать, надо сражаться». Помню гордый аскетизм могилы Слободана Милошевича на его родине, в небольшом сербском городке с огненным названием Пожаревац. И понимаю: плакать, действительно, не надо, потому что наше сражение еще далеко не кончено и не проиграно.
Смотрю на часы. Часы у меня особенные, наверное, мало у кого есть такие: с циферблата мне улыбается Слободан Милошевич. Много раз в день я сверяю время со Слободаном. Я верю: время Слободана и время свободных обязательно придет.
Екатерина ПОЛЬГУЕВА.