Томаса Пикеринга многие считают одним из выдающихся американских дипломатов. Он обладатель высшего чина в американской внешнеполитической службе – кадровый посол. В 90-е годы газета The New York Times назвала его «самым лучшим представителем США в ООН».
На этом посту Пикеринг и находился, когда в России была совершена попытка государственного переворота в августе 1991 года. Пикеринг также представлял интересы США в роли посла в Иордании, Нигерии, Сальвадоре, Израиле, Индии и в России – с 1993 по 1996 годы. В администрации президента Клинтона он занимал пост заместителя госсекретаря по политическим вопросам. Он рассказал корреспонденту «Русской службы «Голоса Америки» Виктории Купчинецкой, как путч воспринимали на Западе, и какой он видит современную Россию.
– Где вы были 19 августа 1991 года?
– Я был в Японии, останавливался у американского посла в Токио, и 19 августа мне нужно было лететь в Корею. Меня очень рано утром разбудили и сказали, что в России была произведена попытка государственного переворота, и совершенно неясно, что будет происходить дальше. Мы вылетели из Токио и приземлились в Сеуле, там меня проинформировали, что ситуация все время меняется, и что Горбачёв находится в Крыму. У нас в тот день была встреча с президентом Южной Кореи. Он был очень расстроен и встревожен ситуацией в России, тем, что она может означать. Мы понимали, что власть пока не окончательно перешла в руки путчистов, которые хотели сместить Горбачёва, и мы это обсуждали с корейскими дипломатами. Потом я полетел обратно в США, и когда уже прибыл сюда, путч закончился, Горбачёв возвратился из Ялты в Москву.
– О чем вы, узнав про путч, беспокоились как дипломат?
– Мы могли предположить, что Россия может опять вернуться к жесткому режиму, который был там до перестройки и гласности. Мы знали имена тех людей, которые организовали попытку переворота, мы понимали, кто они и что они способны вернуть страну на жесткие позиции прошлого. Мы предполагали, что если они одержат верх – их позиция будет противоположной позиции Горбачёва, который проводил реформы, открыл страну.
– Давайте на секунду предположим, что путчисты выиграли. Как бы тогда все обернулось?
– Вы спрашиваете меня о том, что называется «альтернативной историей», это чистые предположения, и мне сложно ответить. Но все же я скажу – мне не кажется, что путчисты долго бы продержались, по объективным причинам. Еще до путча Россия начала двигаться в определенном направлении. К 1987–1988 годам Горбачёв понял, что российская экономика переживает очень большие сложности, она не может выполнять цели и задачи, которые перед ней поставлены. Но у путчистов не было ни возможностей, ни путей разрешения этих проблем. Так что, если бы они победили – проблемы России углубились бы еще больше, если можно так сказать, старые лекарства только ухудшили бы состояние больного. Когда Ельцин пришел к власти, и от коммунизма отказались, страна начала «новую жизнь», хотя это и было тяжело.
– Что, по-вашему, продемонстрировали события августа 1991 года самим жителям СССР и всему миру?
– Что больше нет стабильности, с которой мы так долго связывали СССР. Мы и раньше знали, что в СССР, в правящей верхушке, было много разногласий, и что они рано или поздно вырвутся наружу, если кто-то захочет отобрать власть у тех, кто ее удерживал. Мы все знали, что Горбачёв старался совладать с проблемами страны, и были люди, которые этому препятствовали. И уже тогда можно было увидеть в обществе начало той левой-правой ориентации, которая почти расколола страну.
– Вы стали послом США в России в 1993 году. Когда вы туда приехали, там вспоминали путч 1991 года?
– Я приехал в Россию 22 мая 1993 года, и к тому времени там уже очень мало говорили о путче 91-го. Казалось, что его никогда и не было. Его не обсуждали. Я там был во время событий 3 октября 1993 года, которые были более кровавыми – больше людей погибло, и было больше столкновений на улицах города. И эти события как-то заслонили путч 91-го.
– Как вам кажется, сейчас, 20 лет спустя, – оставила ли Россия позади историческую возможность государственных переворотов? Стало ли российское общество более стабильным и процветающим?
– Мне бы хотелось так думать. В России есть электоральный процесс, который многие критикуют, считают, что он не такой свободный и справедливый, каким должен быть. Однако, несмотря ни на что, выборы там есть. И они свидетельствуют о том, что Россия больше не страна с одной официальной партией, где несколько членов политбюро решают, кто будет следующим руководителем, и ему подчиняются все силы. Существующая там система – это сочетание элементов старого и нового. Хочется надеяться, что Россия переживает переходный период на пути к формированию реальных, открытых и свободных выборов. Хотя пока мы не видим свидетельств этого.