В праздник, измышленный властью, непонятный для большинства граждан, в народе язвительно нареченный Днем неединства и несогласия, электричка, как всегда, была набита нищими-попрошайками и коробейниками всех мастей (на новоязе – менеджерами), бьющими в глаза своим товаром – мужскими трусами, майками, носками, дамским бельем, бижутерией, щетками, средствами от моли и даже банками с пивом. Зазывали купить всё это разом. Одним словом, вагоны напоминали торговые лавки на колесах, хотя в незапамятные советские времена они превращались в читальные залы. Едва пассажир входил в дверь, тут же вынимал книгу, газету или журнал и замирал до своей остановки.
А может, праздник 7 ноября для того и отменили и ввели другой – 4 ноября, чтобы напрочь вытравить память о некогда читающей стране – плоде советской цивилизации, заботившейся о гармоничном развитии личности, и утвердить возвращение дикарского пещерного сознания, при котором все интересы сводятся лишь к одному – безудержному и неукротимому потребительству. Вот и чтят, и возносят в любой, даже самый праздничный, день интересы барыг и толстосумов превыше всего, забивая разнообразным барахлом не только шопы всех калибров, но и поезда, и электрички.
У нас в городе известный дворец спорта и стадион уже давно превращены в торговые ярмарки. Зато стоимость занятий в спортивных секциях почти заоблачная. Об этом мы и беседуем с молодой симпатичной женщиной в электричке под неугомонное верещание коробейников. Ей бы очень хотелось отдать своего сына в одну из спортивных секций, да только цены кусаются.
…На одной из остановок в вагон заходит высокий, опрятно одетый мужчина с седеющей головой и с рюкзаком за спиной. Он достает какие-то бумажки и раскладывает их на свободные места, чтобы пассажиры заранее ознакомились с их содержанием.
– Рецепты народной медицины кому-нибудь обязательно пригодятся, – поясняет вошедший. – Прошу недорого, всего десятку, а пользу не измерить деньгами!
– Ты чё, дед?! У тебя лицензия есть на торговлю этим товаром? – вскакивает вдруг плотно сбитый человек средних лет в темно-синем плаще, сидевший сбоку от меня.
– Что-что? – растерянно бормочет незадачливый продавец. – Какая такая цензия?
– Да разрешение на торговлю всем этим. Ты что, людей травить пришел?
– А ты кто? Полицай, что ли? Чего пристал? У меня вот оно – разрешение-то. – Трясущимися руками продавец достает из рюкзака книжицу в белом переплете «Русский народный лечебник». – Отсюда и брал, сам ничего не придумал.
– А мне по фигу откуда брал, – не отстает заносчивый пассажир. – Сейчас никому верить нельзя… Я тебя на остановке выброшу. В советские времена таких, как ты, в поездах и духу не было – за этим строго следили. А сейчас всё дозволено, всё с рук сходит!
– А я в советские времена ни в чем не нуждался и по вагонам не ходил, – парирует торговец здоровьем. – А ты никак с Луны свалился: не знаешь не ведаешь, как нонче-то люди живут…
– Пенсия-то у тебя какая? – спрашивает кто-то. – Меньше других, что ли?
– Не меньше… Девять тысяч – за квартиру и лекарства выложишь, что останется? – вздыхает гонимый.
– Ну а дети-то есть? Они-то что, не помогают?
– Не помогают… Сами несладко живут. Я им еще иногда из своих шишей подкидываю…
– Ну, дед! Это никого не колышет. Собирай свои бумаги и мотай. – Пассажир в темно-синем плаще настроен решительно. – И чтоб я тебя здесь больше никогда не видел!
Бородатый мужчина сильного телосложения, невесть откуда взявшийся, вдруг надвинулся на задиру-спорщика, угрожающе сжав кулаки:
– Ты чё к человеку пристал? Чем он тебе помешал?!
В поезде запахло дракой. Старик торопливо собрал свои бумажки… Вдруг он покачнулся и стал оседать на пол. Кто-то его подхватил и посадил на лавку. Лицо старика приобрело какой-то безжизненный, серый цвет, он силился что-то достать из бокового кармана, но рука не слушалась. Полноватая немолодая женщина извлекла из сумочки валидол и сунула ему за щеку. «Рецепты народной медицины», которые дед предлагал пассажирам, оказались на полу, входящие на остановках пассажиры топтали их ногами. А «добровольный полицай» мгновенно испарился. Когда деду полегчало, бородач протянул ему сотню:
– Бери, дедуль, считай, что я твои рецепты купил.
Пассажиры последовали его примеру. Бросали деду какие-то рубли.
Старик поднялся:
– Люди! Спасибо! Но я не побирушка, ей-богу! И никогда милостыню не просил. Сердце вот что-то стало пошаливать. – Он опять сел. – Я честный фельдшер… Полсотни лет трудился, а теперь вот никому не нужен… Я вам помочь хотел. Поверьте!
Он достал из кармана оставшиеся рецепты и стал раздавать пассажирам. И – удивительное дело! – их тут же расхватали. Достались и мне две белые бумажки.
– «При бессоннице», – прочла я. – Ну, это для меня. – «Отрезвление пьяных». – Это не по адресу, но, может, кому-то позарез и понадобится.
– Дед! Врач-то не нужен? До дома-то доедешь? – спрашивали его.
– Доеду… Не впервой… Обойдется…
Выйдя из электрички, я попала в подземный переход, забитый нищими, просящими подаяние.
Худенькая старушка в светящейся насквозь одежде, согнутая в три погибели над металлической банкой; женщина помоложе, в низко накинутом на глаза платке, с иконкой в руке; неподалеку парень в камуфляже, без ноги, с каким-то отрешенным взглядом, и другой – постарше, без двух ног… Молодая женщина с бледным, почти прозрачным лицом в черном одеянии, похожая на монашку, с трясущейся головой и руками; старик, заросший густой щетиной, в поношенной, не по погоде легкой куртке, с непокрытой головой. Рядом какой-то черноволосый малец и темноглазая девочка выклянчивают копеечки у прохожих… Белобрысый паренек, шныряя в толпе, просит закурить…
Словом, весь бродяжий люд налицо – засилье попрошаек!
– Сегодня, считай, праздник, и им больше подают, – сочувствуют в толпе. – Вот и «ополчились».
– День бомжового единства, – иронизирует кто-то.
А впрочем, как ни гоняет их отсюда полиция, они натекают снова. Подземный переход уже давно заменил им жилище. По крайней мере есть надежное укрытие от дождя и снега, а иногда можно и переспать тут – рядом с выводком бродячих собак, которых люди из жалости иногда подкармливают.
Вот такой это праздник, при котором бедняк с бедняком всегда находятся на одной лестнице. А вот богач смотрит на них свысока из затемненных окон своей иномарки и шикарных, обнесенных железными заборами особняков – и в упор их не видит. И только со своим плотно набитым бабками кошельком живет в полном согласии и единстве.
А. ЗАСИМОВА
г. Пушкино, Московская область
А. ЗАСИМОВА