Мало было у России хлопот, так завела она себе ещё и демократию. А как завелась демократия эта, так расти начала, да принялась болеть болезнями разными: то покраснеет, то позеленеет как от переупотребления, а то ещё было дело коричневеть взялась, да хорошо, что бросила. В жару болезненном её то вправо, то влево шатать начинало, бывало, и назад шатнёт, однако вперёд ни разу не шатнуло, болезнь, видно, специфическая, заморская у нас протекает с определёнными осложнениями, то слух ухудшается, то зрение ослабевает, а более всего память страдает — отрывочной какой-то становится, «здесь помню, здесь не помню». Подумывали даже перевести вовсе эту демократию, но жалко — своя ведь, доморощенная, и мучились вон сколько, пока выпестовали. Пусть и худосочная да кособокая выросла, но уж какая есть. Никому не отдадим. Только выяснилась ещё одна закавыка: не могла та демократия соображать самостоятельно, точнее, сообразить-то могла под настроение, недаром на кухне зародилась, а вот путное чего придумать — так нет. Вот и решили к ней Думу приставить. А в ней, значит, должны думающие люди собраться. Оно понятно, у нас к этому делу большинство непривычно да и неприспособлено, если не для себя, конечно. Однако клич кинули и поднять ещё кинутое не успели, а уж умников желающих более чем достаточно объявилось. Пришлось выборы устраивать.
И выбрали в первый раз Думу. Опыта в то время в этих делах не было, один только энтузиазм... Вот и вышло: «с бору по сосенке», или покрепче какое дерево. Посему скучно не было, а даже, наоборот, появилась на телевидении ещё одна популярная программа, только тут гонорары исполнителям не платили, тех и так от популярности распирало. Повадились «на места» ездить, чтобы уважение лучше почувствовать. Только, значит, вкус почувствовали и вот тебе на — срок положенный истёк. Не все даже успели понять, зачем собирались, но понравилось. Решили второй раз Думу выбирать. Только тут уже охочих людей больше вперёд выдвинулось. Телевизор-то все смотрят и поняли, что думать там не обязательно, зато тепло и буфет хороший. Тут товарищество самой большой партии и воспряло, мол, им-то у руля попривычней будет.
И выбрали второй раз Думу. Только один наказ забыли дать: чтоб у руля сидели, но особенно руль тот не трогали, а то повороты эти и так уж утомили, а некоторых даже до головокружения и тошноты. И взялись они опять назад-вперёд поворачивать. Совсем народ растерялся. Думных-то, для ясности собирали, а тут, значит, наоборот совсем. И тут понятно стало, что не зря их в одном месте собрали, кучно то есть. Пока общественность определялась со своим мнением, более нетерпеливые пальнули пару раз по куче-то, и думы крамольные с дымом сами развеялись. Пришлось раньше времени новую Думу выбирать. Вот тогда уж народец и разгулялся. Всяк выдвинувшийся себя хвалит, рядом выдвинувшегося задвигает, да норовит побольнее. Остальные невыдвинувшиеся только успевали поворачиваться да диву даваться. Не каждый и пересчитать мог, даже с передыхом, всех желающих. Но, делать нечего, раз уж обещали выбрать — ткнули пальцем.
И выбрали третий раз Думу. Но, уже без удовольствия, поскольку сомнения стали в головы невыбирающихся закрадываться. Одной бумаги вон сколько потратили — всю зиму топить можно было бы. Побурчали невыбирающиеся, да смирились, решили, что не их ума это дело, да и не зависит от них ничего — само так выходит. И выбравшиеся решили, что не избирательского ума дело, что они делают, да и бросили думать ходить. А может, по началу из опаски, что опять стрельнут, да привыкли потом. Только скучные стали передачи про заседания, разве что когда подерутся. Ну так что с того, как же им ещё доказать, кто умнее? Это народ знает: кого больше, те и умнее, а думские, они ж уже из народа вышли, вот мудрость-то вековую и подзабыли. Но один битый он разумеет лучше двух небитых. Стали кто посообразительней, да посговорчивей в компании собираться. Так оно и спокойней, и пропитание делить легче. Вот и получилась та Дума подобна змею многоголовому. И маленькие головы, и большие. Почесали друг другу затылки большие головы, да решили положение поправить измерениями: при следующих выборах какая голова меньше самой маленькой шапки, ту и отрубать, чтоб не мёрзла.
И выбрали четвёртый раз Думу. Собрались выбранные, помолчали под гимн и разошлись по своим делам. Совсем пусто и скучно стало. Дивились поначалу выбиратели, куда выбранные подевались, не приболели ли невзначай, а то кто ж думать будет. Но потом, как узнали, что все здоровы, так успокоились. Думать-то всем и лишнее, это давно ясно, хватит того, что согласны. Так и жила бы себе Дума спокойненько, да проснулся кто-то, вспомнил, что время идёт без спросу и всё норовит к новым выборам подойти. Призадумалась тут Дума, пригорюнилась, что ж это за несправедливость такая, да нервотрёпка, да опять же траты лишние, это ж гадай, то ли выберут, то ли нет. И решила Дума прекратить это безобразие, отменить, значит, выборы абы какие и из абы кого, а выбирать только тех, кто к тому привык и провинился не шибко. Гуманный во всех смыслах поступок: и новым не привыкать и старым не отвыкать. А выбирателям, что б не беспокоились, разрешили вовсе дома сидеть и не утомляться выбиранием, лапти понапрасну не стаптывать. Поскольку, раз решил народ, что от него ничего не зависит, значит, так тому и быть. Для того ж Думу и выбирали, что б хоть одно народное мнение, да узаконить. Ну, и на том спасибо.
С. ВАСИЛЬЕВ.