1
Этим летом осуществилась моя давняя мечта посетить место своего рождения – старинное русское село Новый Ункор в Рязанской области, где я не был со времени окончания войны в 1945 году. В памяти четко сохранилась небогатая, но ухоженная большая деревня, которая насчитывала около 130–140 добротных домов с приусадебными участками, несколькими десятками коров и домашней живностью. В колхозе «Красный Октябрь» было около 20 рабочих лошадей и несколько бычков. Не было электричества, но работала семилетняя школа с заполненностью классов около 20 человек, сельсовет, клуб для молодежи. С 13 лет работал в колхозе, об этом напоминает медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной Войне». После войны колхоз укреплялся, провел электричество, была построена шоссейная дорога до районного центра Пителино.
Прекрасно помню одноэтажную деревянную школу в Новом Ункоре, в которой я учился в 5,6-м и 7-м классах в первые три года войны. Так же четко сохранилась в памяти единственная в районе средняя школа-десятилетка в Пителине, в которую я ходил для продолжения учебы в восьмой и девятый классы в 1943–1945 гг. Расстояние от Н. Ункора до Пителина 18 км., никакого транспорта и шоссе и в помине не было. Больше желающих ходить в такую даль для продолжения учебы ни в нашем, ни в соседних селах также не было. Пешком, один, по известным только местным жителям дорожкам и тропам, в хорошую погоду, в весенне-осеннюю слякоть и в трескучие зимние морозы; треть дороги проходила через дремучий лес. В воскресенье с узелком на плечах и скудным скарбом туда (занятия в понедельник), в субботу после занятий обратно, снова один. Здесь, в Пителине, во время шахматного сражения со своим одноклассником я впервые услышал слово «дипломат», сыгравшее потом решающую роль в моей жизни (окончил МГИМО, работал в МИДе и за рубежом).
Подъезжаем с сыном Николаем к деревне. Видим вбитые в землю два покосившихся деревянный кола, к которым прибита деревянная дощечка и на ней написано «Н. Ункор». Домов не видно, сплошь заросли сорняка по плечи и диких кустарников. Людей нет. Разыскал уцелевшую половину разрушенного кирпичного дома, в котором мы жили во время войны, в эвакуации. Деревянные сгнили, или их растащили на дрова. Не верю глазам своим, может приехал не туда. Показывается откуда-то из зарослей древняя старушка (фамилия Фролова). Выбежала худосочная маленькая дворняжка, незлобно полаяла и, удовлетворенная, убежала. Спрашиваю, где мы находимся. Отвечает: «Новый Ункор», спрашиваю, а где деревня-то? Отвечает: была да сплыла, от деревни почти ничего не осталось. Поверили когда-то, что частники устроят рай. Как только ликвидировали колхоз, работы не стало, школу закрыли и разобрали на дрова, всё разворовали, народ разбежался кто куда. Спрашиваю, а это что за дом, наполовину разрушенный? Здесь жили Канаевы. Значит точно. Там, где на фотографии видна пустота от половины дома, здесь я родился, это и вся сохранившаяся здесь память о родном доме. Еще немного времени, и оставшихся кирпичей не будет, всё зарастет. А еще жильцы в деревне есть? Нет, милый, нас четыре старушки осталось. Мужиков нет.
От дороги метров пятнадцать до остатков дома пробирался с сыном через густые непроходимые джунгли сорняков, крапивы, колючек и кустарников, мне по плечи, да и бывшая главная дорога заросла как будто по ней уже годы не ступала нога человека. Это прекрасно видно на фотографии. Спрашиваю про соседнюю деревню Тонкачево. Там последний старик скончался два года назад. Вдали сквозь высокие непроходимые заросли сорняков и крапивы виднелась половина последней сгнившей деревянной хаты. Это всё, что от Тонкачева осталось. А ведь даже в военное нелегкое время здесь было около 30 домов с подворьем. А по другую сторону деревня Хохловка? Там вообще уже несколько лет никого и ничего нет, вымерла. Да ее, может быть, и на карте-то уже нет.
Попытался найти хотя бы фундамент от родной школы-семилетки, от сельсовета, от клуба. Не удалось, никаких следов, даже от фундаментов. Никто не поверит, что они были, кругом непроходимые джунгли высокого сорняка... А ведь школа была, была, я в ней учился целых три года, в пятом, шестом и седьмом классе. У каких нелюдей могла подняться рука на самое святое – на школу? А ведь не случайно: сначала поднялась рука на школу, затем на вузы (сокращение, укрупнение), а сегодня замахнулись и на науку. Скоро вместо математики и физики будем учить «Отче наш». И это ХХI цивилизованный век! Сельсовет был, отсюда шло управление хозяйством колхоза. И лихач-гармонист был, и танцы были, и песни с задорными рязанскими частушками звучали. Смотрю кругом. Не верится. А ведь деревня существовала и жила как минимум более двухсот лет: мой дед по отцу, Павел Иванович, родившийся в 1884 году, рассказывал мне о своем деде, родившемся в этой деревне.
Деревня стойко вынесла Великую Отечественную, в основном трудом женщин, не потеряв ни одного хозяйства.
Гляжу вокруг. Словно дикие орды варваров прошли. А ведь действительно прошли, после ликвидации колхоза и появления вороватых частников, якобы реформаторов, да так прошли, что и людей почти не осталось.
Видимо, совсем близко время, когда и названия этих исконно русских деревень, переживших столетия, исчезнут из географических карт, сотрутся из людской памяти.
Заехали в Пителино, в школу-десятилетку. Очень хотелось вновь пройти восемнадцатикилометровый путь пешком с фотоаппаратом от Н. Ункора до Пителино. Мечта не осуществилась. Тропинки заросли и потерялись.
Встретился с руководством пителинской средней школы. Подарил свою книгу «Дорогами ЮНЕСКО. Воспоминания дипломата», отметил, что память о школе отражена в самом начале книги, а сама книга есть в библиотеке МИД РФ и в научной библиотеке ЮНЕСКО в Париже, кстати и в педагогическом университете им. С. Есенина в Рязани, разошлась по России и за границей, информация о ней имеется в интернете. Так что ваша школа стала очень известной. Поделился своими впечатлениями о Н. Ункоре, сказав, что деревни нет, она превратилась в кладбище. Один из классных руководителей, сам уроженец этого села, поправил меня: это не кладбище, это хуже, на кладбище хоть цветы о людях напоминают. Здесь же кроме сорняка никакой памяти не то что о деревне, но и о людях не оставили.
Возвращались через Сасово и Егорьевское шоссе. Обратный путь – около 400 километров. За всё время пути туда и обратно по этой некогда довольно развитой сельскохозяйственной области увидели только одну худощавую корову, двух коз, ни одной овцы, ни одного поросенка. Как будто всё вымерло. Сотни, а может быть и тысячи гектар еще недавно обрабатываемых земель вокруг запущены, заросли сорняками. Население области вымирает. И никому, по-видимому, нет никакого дела. Ни о каком профессиональном хозяйственном руководстве и говорить не приходится. Кто не верит, может проехать и убедиться. Будет очень полезно. А ведь Рязанская область с ее трудолюбивым народом, прекрасными природными данными, плодородной почвой и густыми сочными травами до революции и еще больше при советской власти и сама себя обеспечивала и была одним из главных поставщиков сельскохозяйственной продукции и прежде всего доброкачественного мяса и мясомолочных продуктов для Москвы.
Кто ответит за содеянное? А отвечать придется!
Н. КАНАЕВ, профессор, постоянный подписчик «Советской России»
