1
Сохранение русского языка – вопрос национальной безопасности России. Это начали понимать (или делать вид) даже в правительстве Дмитрия Медведева, который создал Совет по русскому языку при кабмине. Возглавила его вице-премьер Ольга Голодец. Понятно, что в бюрократическом царстве положено, чтобы всё возглавляли чиновники высокого уровня, но ведь выпускница экономического факультета МГУ и так курирует эту сферу. Кандидат экономических наук в 1999–2008 годах была заместителем генерального директора по персоналу и социальной политике ОАО «ГМК “Норильский никель”». Что ж, потанинско-прохоровская школа известна в стране. Она и вынесла Голодец – обладательницу двух квартир, половины дачи в Швейцарии, домовладелицу в Италии – на высокий пост, который позволяет реформировать науку и даже оберегать русский язык. Но ведь не Дашкова она!
Один из читателей газеты после моей статьи «Идейность или формализм?» начал упрекать автора в отходе от злободневности: мол, да, это спокойнее – поэзия, литература, язык. Ему и читатели на форуме по существу ответили, и сам я хочу добавить: виртуально политиканствовать в интернете легко, но нет ничего злободневнее и беспокойнее сегодня, чем реальная битва за сбережение русского языка и отечественной литературы! На Голодец-то у меня надежда слабая…
Образованнейший писатель Европы, первый доктор Оксфорда из русских, учитель Флобера, как тот сам признавался, – Иван Тургенев повторял: «Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, кто беднее нас». Похоже, сегодня над Иваном Сергеевичем просто посмеялись бы. Вот отрывочек интервью главного редактора газеты «Культура» Елены Ямпольской с министром культуры Владимиром Мединским. Я читал и вздрагивал.
– На Ваш взгляд, система питчингов оправдывает себя?
– Интерес Бардина был в привлечении внимания общественности. Он устроил краудсорсинг.
Тут же идет совет «…не делать классический «байопик». О чем это?
Но Ямпольская, предлагавшая создать объединение патриотических СМИ, вполне удовлетворена:
– Ок. Пойдем дальше.
Зачем это эсэмэсочное «Ок»? Что значит это птичье наречие? Да ничего особенного и требует легкого усилия извилин, чтобы найти для замены русский оборот.
Питчинг (от англ. pitch – выставлять на продажу) – презентация кинопроекта с целью нахождения инвесторов, готовых финансировать этот проект, занудно переводя.
Но другое значение слова «pitch» – смола, то есть то, к чему можно прилипнуть. В рыболовстве питчингом называется красивая техника заброса спиннинга на большеротого окуня. То есть по-английски это звучит внятно и образно, а наши деятели культуры термина не нашли!
Краудсорсинг (от англ. crowdsourcing, crowd – «толпа» и sourcing – «использование ресурсов») – передача некоторых производственных функций неопределенному кругу лиц, решение общественно значимых задач силами добровольцев, часто координирующих при этом свою деятельность с помощью информационных технологий...
Термин впервые введен писателем Джеффом Хау и редактором журнала «Wired» Марком Робинсоном только в июне 2006 года, а у нас уже министр культуры тащит его во все интервью!
Наконец, байопик (от англ. biographical picture – биографическое кино) – кинобиография, ЖЗЛ в кино, особого рода историческая мелодрама, в той или иной степени основанная на жизнедеятельности какой-нибудь известной персоны, в основном посмертно. Недаром иногда произносят понятнее –«биопик» – мы сразу слышим «биография», но и «биология» с «биотуалетом» отзываются. Так скажите внятно – «кинобиография», зачем изгаляться?
Во Франции оба собеседника были бы оштрафованы хотя бы за последний, совершенно не нужный, термин! Хлестких и категоричных оценок малообразованные корреспонденты там тоже себе не могут позволить. А у нас недавно шел репортаж из Владимирской области, где Александр Солженицын учительствовал и писал – «Матрёнин двор». Я был и выступал перед читателями в тех краях, когда там еще работал совхоз. Именно он-то и построил добротную избу-музей. Александр Исаевич, что меня потрясло, отказался финансово и организационно поддержать создание музея. Совхоз рухнул, дом подожгли и растащили бывшие ученики Солженицына. Через много лет его удалось возродить и создать музей, который открывали вдова с сыном, рядом установлен бюст. Идет репортаж по «Культуре» с таким текстом: «Здесь жил последний классик русской литературы». Почему последний? Если говорить о советской литературе (а Солженицын даже в антисоветских произведениях – советский писатель), то, конечно, тут мы должны назвать живущего, дай Бог ему здоровья, Юрия Васильевича Бондарева. Сколько не навязывай в школе чудовищный «Архипелаг ГУЛАГ» (каюсь, подписывал его к печати в «Советском писателе» в 1990 году), а останется потомкам «Батальоны просят огня» и «Горячий снег». Наконец, если говорить о вершинах русской словесности вообще, жив бесспорный классик-современник Валентин Распутин.
Язык – это определяющий фактор национального самосознания, фундамент культуры любого народа, на котором поколение за поколением создают Русский дом. Разрушьте фундамент, и рухнет дом, несмотря на все словеса об объединяющей идее. Понятно, почему многие уважающие себя страны имеют четкую государственную политику по защите национального языка. Особенно жестко она проводится во Франции. Там за последние полвека, кроме ряда специальных декретов, появились два закона об использовании французского языка.
Первый, принятый в 1975 году, был вызван, как поясняли его авторы и сторонники, необходимостью защитить язык от разрушающего натиска англо-американской лексики в коммерческой, трудовой и рекламной сферах. Он запрещал, например, использовать какой-либо иностранный термин, если существовал его аналог на французском, а также предоставлял субсидии тем структурам, которые соблюдали положения закона и лишал поддержки в случае нарушения. Соблюдение его контролировалось весьма строго. Как писала пресса, однажды суд оштрафовал хозяина парижской закусочной на 3500 франков за то, что в меню были использованы англицизмы «гамбургер» и «софт дринк».
Закон 1975 года сыграл определенную роль. Но, обрастая поправками и исключениями, он через некоторое время стал, по мнению французской общественности, недостаточно прочным заслоном на пути агрессивного «франгле». Анализ, проведенный одной газетой, показал, что в Париже времен фашистской оккупации надписей на улицах на немецком языке было меньше, чем сейчас на английском. Особенно способствовали наступлению английского языка телевидение и радио. К президенту-социалисту Франсуа Миттерану обратились 300 известных граждан Франции с требованием остановить «всеанглийскость». В своем обращении авторы манифеста резко осудили «фанатиков всего английского, сеющих во французах сомнения относительно их языка». Итогом широчайшей дискуссии стало даже исправление конституции. В 1992 году в нее добавили запись о том, что французский является государственным языком республики. А спустя два года, в 1994-м, появился новый закон об употреблении французского языка, названный общественностью «законом Тубона» – по имени министра культуры и франкоязычия, который предложил его проект. Можно ли представить в России такую должность – министр культуры и русскоязычия? Во Франции есть ограничения по звучанию песен в эфире на английском языке, показу голливудских фильмов, ну, а по отношению к работникам СМИ требования стали еще жестче!
Известно, что в российской Конституции, принятой в 1993 году и в немалой степени, как полагают исследователи, перекликающейся с французской, частично даже содранной с нее, тоже было записано положение о русском языке как о государственном.
А что происходит сейчас?! Эфир и интернет переполнены англицизмами, политики берут пример с премьера Медведева («секьюритизация кредитов») и бездумно сыплют кальками с трибун – все эти саммиты, брифинги, толерантности… А что в быту? Достаточно пройти по улицам и проспектам хотя бы центральной части Москвы, чтобы увидеть открытое неуважение и к русскому языку и к закону, который требует его соблюдения. Наталкиваешься на вывеску «European medical center». Интересно, разрешили бы где-нибудь в Париже над аналогичным заведением поднять надпись по-русски «Российский медицинский центр»? В Польше, например, запретили использовать вывески «хот-дог», и забегаловок поубавилось – кто хочет идти под вывеску с неаппетитным переводом «горячий пес»? Вот что такое – власть родного языка! А у нас чокнулись с заполонившим улицы бело-коричневым словосочетанием «Кофе Хаус». Чем «хаус» лучше его русского синонима «дом»? Живете и работаете в России – пожалуйста, пишите: «Дом кофе» или «Кофейня».
Любой живой язык не обходится без заимствований. Ученые подсчитали, что в немецком, например, их несколько десятков тысяч, а словарный запас английского более чем на половину состоит из заимствованных слов. В русском их значительно меньше – около 10 процентов всего словарного состава, хотя и это тоже немало. За тысячелетнюю историю наш язык вбирал в себя греческие и латинские, тюркские и польские, голландские и немецкие, французские и английские слова, обкатывал, подгонял под свои нормы и правила, делая как бы собственными. Процесс ускорился во времена преобразований Петра Великого – необходимые термины, новые понятия. Но сам Петр строго выговаривал одному из своих послов: «В реляциях твоих употребляешь ты зело многие польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно: того ради тебе впредь реляции свои к нам писать всё российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов».
Борьба за сохранность русского языка обрела особый размах в XIX веке. «Употреблять иностранное слово, когда есть равнозначное ему русское слово, – писал В.Г. Белинский, – значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус». А ведь он считался демократом-западником!
Развал Советского Союза, навязанные геополитические реалии, небывалое расширение возможностей информационных технологий – всё это резко ослабило защитную роль общества по отношению к русскому языку. Речь не только молодежи, но и значительной части зрелого населения благодаря массовому воздействию телевидения, радио, а в последнее время интернету стала стремительно заполняться англо-американскими словами и терминами. Возникла реальная угроза для нашего языка. В этих условиях парламент принял, а президент В.В. Путин подписал в 2005 году невнятный Закон «О государственном языке Российской Федерации». Он был размыт, приблизителен, но кое-какие направления государственной и общественной деятельности, где используется русский язык, обрели правовое русло. Спустя два года, впервые в новейшей истории президент Путин – теперь уже в своем послании – озаботился проблемами русского языка. Отсюда берет начало Год русского языка в различных странах, масштабная пропаганда его за границей, но, увы, не в своем Отечестве!
Перемен к лучшему с тех пор не происходит. И основная причина в том, что исполнительные органы власти не используют в полной мере закон против его нарушителей, среди которых главными, если не сказать ведущими, «агентами влияния» остаются российские СМИ и прежде всего телевидение и радио. По всем каналам и радиостанциям мы слышим: «толерантность» вместо «терпимости», «волонтеры» вместо «добровольцы», «ритейл» вместо «розничной торговли», «рафтинг» вместо «сплава», «кастинг» вместо «отбора» и сотни других англо-американских слов. А ведь в законе прямо записано: «Государственный язык Российской Федерации подлежит обязательному использованию… в деятельности общероссийских, региональных и муниципальных организаций телерадиовещания, редакций общероссийских, региональных и муниципальных периодических печатных изданий…».
Реклама забила все передачи, она идет беспрерывно и добивает здравый смысл. Именно в Год русского языка родилась реклама «Не тормози, сникерсни!», которая регулярно появляется на телевидении по сей день. Даже на патриотическом, как объявлено, канале «Звезда» идет анонс передачи под названием «Брейн-ринг». Неужели русского слова не могли подобрать руководители канала для содранной игры, где соревнуются в скорости ответа на задаваемые вопросы две команды знатоков? А все перерывы на встречах и конференциях называются теперь «кофе-брейк». Хотя там и чай подают, но по-русски смешно звучит: «чай-брейк». И мартышки это чуют, но не унимаются! Главный вопрос: если нарушают закон теленачальники, то почему молчит Федеральная антимонопольная служба, которая должна заставить выполнять его?
Согласно Кодексу об административных правонарушениях штраф за использование в рекламе любого иностранного слова без перевода на русский язык составляет от 100 до 500 тысяч рублей. Почему же не используется главный рычаг? Да потому, что премьер-министр вместо простого слова «устройства» использует одно из самых гадких заимствованных слов – «гаджеты»!
Александр БОБРОВ
